В ритме сердца | +18

Глава 36

Франклин Теодор Лаарсон

Сдернув с вешалки рубашку, я просунул руки в рукава, тут же ощущая скованность. Хлопок молочного цвета обтянул мои плечи, как чертова вторая кожа. Избегая взгляда в зеркало, я закатил глаза так сильно, что буквально увидел свои мозги. Прекрасно. Теперь я похож на гребанного оксфордского пижона, только еще не хватает лака для волос и узких джинсов.

Матерь божья.

Начиная закипать от злости – этот день еще не начался, а меня уже все бесило – я застегнул пуговицы. Тесная ткань плотно соприкоснулась с кожей, заставляя испарину покрыть спину. Из приоткрытой форточки комнату наполнял спертый чикагский смог. Я даже дышал через раз – в лесу воздух сладкий, а здесь он наполнен горечью выхлопных газов и прочим дерьмом.

И как только Беверли жил в этом муравейнике на семидесятом этаже?

— Так, старик, — друг бросил на постель пару прозрачных чехлов с одеждой. — Выбирай любой. Темно-серый, — Хилс указал на серебристый атлас под пленкой из химчистки – в правом углу я увидел лейб прачечной. — Цвета мокрого асфальта, угольный... У меня есть еще меренгового оттенка и...

Я уставился на него, как на идиота – и, что он сейчас сказал? Какой, мать твою, мокрый асфальт? Что такое меренговый цвет? Господи, дай мне сил. Тяжело выдохнув, я прикрыл лицо рукой и начал сильно тереть веки. Перед глазами замельтешили разноцветные мушки, и лоб пронзило болью.

И что я делал?

Наряжался, как Санта Клаус, для той, которая ясно дала мне понять, что видеть больше не желает? В горле запекло от желчи. Я устало присел на край матраса, обхватывая голову ладонями.

Вот уже четыре дня – с вечера в «Строптивой Молли» – Тиффани игнорировала мои звонки, не принимала доставки цветов и не выходила, когда я последние две ночи подряд практически дежурил у ее дома. Куколка показывала свое упрямство? Я тоже не промах. Спать в салоне Jeep-а оказывается не так-то уж и плохо, а предельная норма кофе чуть больше десяти больших американо.

Как же я скучал по ней.

Это была не просто тоска – будто внутри меня одновременно происходили все катаклизмы разом. В голове буйствовало торнадо, извержение лавой покрывало кожу по ночам, а чувства сметались ураганом. Я не мог думать трезво, ведь не отвлекаться на боль в сердце было невозможно. С одной стороны я понимал, почему куколка так себя вела. В конце концов, я обманул ее, заставил рыдать и усомниться в себе, но... Мне было плохо не меньше.