Начало весны. Личунь.

Арка 2. Глава 32. Булочки с бобовой пастой.

Маленькую комнатку без окна озаряли несколько успевших изрядно прогореть свечей. Мягкий жёлтый свет мерцал на бескровном лице лежащего в позе находящегося будто в лоне матери человека.

Сидя на краешке кровати и удерживая тремя пальцами худое запястье вот уже более получаса, мужчина с нисходящей с лица улыбкой пытливо прожигал спящего.

— Поразительно.

Он приблизился и, повернув подбородок в сторону, провёл по чёрным шероховатым нитям на щеке подушечкой пальца.

— Поразительно. — растянув уголки губ в открытую ухмылку. — Чжао-гэ, у тебя поразительная способность подбирать волчат, которые в дальнейшем откусят тебе руку. Поразительно. — цедя сквозь зубы. — Один сбежал, но ты не растерялся и сразу же подобрал другого. Интересно, насколько же этот уже приручен?

Покинув комнату, Ци Гуань, сильно хромая, направился вниз. Он поморщился от ярко-выраженного запаха жареной рыбы. Успокаивающе окинув понурую троицу, подобрал трость у дивана.

— Третий дядя! — мягко воскликнул. 

Чжао Фухуа вздрогнул.

— Шиди. — хрипло произнёс, продолжая нарезать тесто.

Вскоре приблизившись, Ци Гуань скрипнул зубами, рассматривая порядком повзрослевшее лицо.

— Для меня готовишь?

Мужчина кивнул.

— Или это от того, что ты места себе не находишь, переживая за своего племянника? — шёпотом, ухмыльнувшись с ещё одного полотна на стене. — Третий дядя. — выразительно.

— Шиди? — он наконец посмотрел в карие глаза, остановившись.

— Третий дядя не рад мне?

— Рад. — бестелесно.

— Ты всё такой же. Совершенно не изменился. Как был чёрствым сухарём, так и остался. — внимательно наблюдая за реакцией.

— Зато шиди изменился.

— Я? — показательно распахнув веки. — Ты наконец разглядел своим отвратительным зрением в чистом блюдце трещину?

— …

— Такое событие… а третий дядя стоит здесь и просто готовит лапшу. Как можно быть таким отстранённым?

Чжао Фухуа сдвинул брови к переносице.

— Судя по взвинченному настроению тётушки, ваше сердце, дядя, всё так же под замком? Пустили бы уже её. Семнадцать лет прошло, а вы всё один… не надоело?