Остров сокровищ Р.Л.Стивенсон

4. МАТРОССКИЙ СУНДУК

Я, конечно, сразу же рассказал матери все, что знал. Может быть, мнеследовало рассказать ей об этом раньше. Мы очутились в трудном, опасномположении. Часть денег, оставшихся после капитана, - если только у него былиденьги, - безусловно должна была принадлежать нам. Но вряд ли еготоварищи, вроде Черного Пса и слепого нищего, согласились бы отказаться отсвоей добычи для уплаты долгов покойного. Приказ капитана сесть верхом наконя и скакать за доктором Ливси я выполнить не мог: нельзя было оставитьмать одну, без всякой защиты. Об этом нечего было и думать. Но мы не смелидолее и оставаться дома: мы вздрагивали даже тогда, когда уголья у нас вочаге падали на железную решетку; мы боялись даже тиканья часов. Всюду намслышались чьи-то шаги, будто кто-то приближается к нам. При мысли о том, что на полу лежит мертвое тело и что где-топоблизости бродит омерзительный слепой нищий, который может вот-вотвернуться, волосы мои вставали дыбом. Медлить было нельзя ни минуты. Надобыло что-то предпринять. И мы решили отправиться вместе в ближнююдеревушку за помощью. Сказано - сделано. С непокрытыми головами бросилисьмы бежать сквозь морозный туман. Уже начинало темнеть. Деревушка от нас не была видна, но находилась она недалеко, внескольких стах ярдах от нас, на противоположном берегу соседней бухты.Меня очень ободряло сознание, что слепой нищий появился с другой стороны иушел, надо полагать, туда же. Шли мы недолго, хотя иногда останавливались,прислушиваясь. Но кругом слышались привычные звуки: гудел прибой и каркалив лесу вороны. В деревушке уже зажгли свечи, и я никогда не забуду, как ихжелтоватое сияние в дверях и окнах успокоило нас. Но в этом и заключаласьвся помощь, которую мы получили. Ни один из жителей деревни, к их стыду,не согласился пойти с нами в "Адмирал Бенбоу". Чем больше говорили мы о наших тревогах, тем сильнее все льнули ксвоим углам. Имя капитана Флинта, мне до той поры незнакомое, было хорошоизвестно многим из них и приводило их в ужас. Некоторые вспомнили, чтооднажды, работая в поле неподалеку от "Адмирала Бенбоу", видели на дорогекаких-то подозрительных людей. Незнакомцы показались им контрабандистами,и они поспешили домой, чтобы покрепче закрыть свои двери. Кто-то дажевидел небольшой люггер [небольшое парусное судно] в бухте, называемойЛоговом Китта. Поэтому одно упоминание о приятелях капитана приводило их втрепет. Находились смельчаки, которые соглашались съездить за докторомЛивси, жившим в другой стороне, но никто не хотел принять участие в охранетрактира. Говорят, что трусость заразительна. Но разумные доводы, напротив,способны внушить человеку храбрость. Когда все отказались идти вместе снами, мать заявила, что отнюдь не собирается терять деньги, которыепринадлежат ее осиротевшему сыну. - Вы можете робеть сколько угодно, - сказала она, - мы с Джимом нетрусливого десятка. Мы вернемся той же дорогой, какой пришли. Мало честивам, дюжим и широкоплечим мужчинам с такими цыплячьими душами! Мы откроемсундук, хотя бы пришлось из-за него умереть... Я буду очень благодарна,миссис Кроссли, если вы разрешите мне взять вашу сумку, чтобы положить внее деньги, принадлежащие нам по закону. Я, конечно, заявил, что пойду с матерью, и, конечно, все заорали, чтоэто безумие. Однако никто, даже из мужчин, не вызвался нас проводить.Помощь их ограничивалась тем, что они дали мне заряженный пистолет наслучай нападения и обещали держать наготове оседланных лошадей, чтобы мымогли удрать, если разбойники будут гнаться за нами. А один молодойчеловек поскакал к доктору за вооруженным подкреплением. Бешено колотилось мое сердце, когда мы отправились в наш опасныйпуть. Вечер был холодный. Всходила полная луна. Она уже поднялась надгоризонтом и краснела в тумане, с каждой минутой сияя все ярче. Мы поняли,что скоро станет светло, как днем, и нас на обратном пути нетрудно будетзаметить. Поэтому мы заторопились еще больше. Мы крались вдоль заборов,бесшумно и быстро, и, не встретив на дороге ничего страшного, добралисьнаконец до "Адмирала Бенбоу". Войдя в дом, я сразу же закрыл дверь на засов. Тяжело дыша, мы стоялив темноте, одни в пустом доме, где лежало мертвое тело. Затем матьпринесла из бара свечу, и, держась за руки, мы вошли в общую комнату.Капитан лежал в том же положении, как мы его оставили, - на спине, соткрытыми глазами, откинув одну руку. - Опусти шторы, Джим, - прошептала мать. - Они могут следить за намичерез окно... А теперь, - сказала она, когда я опустил шторы, - надоотыскать ключ от сундука... Но хотела бы я знать, кто решится дотронутьсядо него... И она даже чуть-чуть всхлипнула при этих словах. Я опустился на колени. На полу возле руки капитана лежал крохотныйбумажный кружок, вымазанный с одной стороны чем-то черным. Я несомневался, что это и есть черная метка. Я схватил ее и заметил, что надругой ее стороне написано красивым, четким почерком: "Даем тебе срок додесяти вечера". - У него был срок до десяти, мама, - сказал я. И в то же мгновение наши старые часы начали бить. Этот внезапный звукзаставил нас сильно вздрогнуть. Но он и обрадовал нас, так как было толькошесть часов. - Ну, Джим, - сказала мать, - ищи ключ. Я обшарил карманы капитана один за другим. Несколько мелких монет,наперсток, нитки и толстая игла, кусок свернутого табаку, надкусанный скраю, нож с кривой ручкой, карманный компас, огниво - вот и все, что я тамнашел. Я уже начал отчаиваться... - Может быть, на шее? - сказала мать. Преодолев отвращение, я разорвал ворот его рубашки. И действительно,на просмоленной веревке, которую я сейчас же перерезал собственным ножомкапитана, висел ключ. Эта удача наполнила наши сердца надеждой, и мы поспешили наверх, в тутесную комнату, где так долго жил капитан и где со дня его приезда стоялего сундук. Снаружи это был самый обыкновенный матросский сундук. На крышке виднабыла буква "Б", выжженная каленым железом. Углы были потерты и сбиты,точно этот сундук отслужил долгую и трудную службу. - Дай мне ключ, - сказала мать. Замок поддавался туго, однако ей удалось открыть его, и она в одномгновение откинула крышку. На нас пахнуло крепким запахом табака и дегтя. Прежде всего мыувидели новый, старательно вычищенный и выутюженный костюм, очень хорошийи, по словам матери, ни разу еще не надеванный. Подняв костюм, мы нашликучу самых разнообразных предметов: квадрант [прибор для измерения высотынебесных тел], жестяную кружку, несколько кусков табаку, две пары изящныхпистолетов, слиток серебра, старинные испанские часы, несколькобезделушек, не слишком ценных, но преимущественно заграничногопроизводства, два компаса в медной оправе и пять или шесть причудливыхраковин из Вест-Индии. Впоследствии я часто думал, зачем капитан, жившийтакой непоседливой, опасной, преступной жизнью, таскал с собой этираковины. Но ничего ценного, кроме слитка серебра и безделушек, мы не нашли, аэто нам было не нужно. На самом дне лежал старый шлюпочный плащ,побелевший от соленой воды у многих прибрежных отмелей. Мать нетерпеливооткинула его, и мы увидели последние вещи, лежавшие в сундуке: завернуты вклеенку пакет, вроде пачки бумаг, и холщовый мешок, в котором, судя позвону, было золото. - Я покажу этим разбойникам, что я честная женщина, - сказала мать. -Я возьму только то, что он мне был должен, и ни фартинга [фартинг - мелкаяанглийская монета] больше. Держи сумку миссис Кроссли! И она начала отсчитывать деньги, перекладывая их из мешка в сумку,которую я держал. Это было трудное дело, отнявшее много времени. Тут былисобраны и перемешаны монеты самых разнообразных чеканок и стран: идублоны, и луидоры, и гинеи, и пиастры, и еще какие-то, неизвестные мне.Гиней было меньше всего, а мать моя умела считать только гинеи. Когда она отсчитала уже половину того, что был должен нам капитан, явдруг схватил ее за руку. В тихом морозном воздухе пронесся звук, откоторого кровь застыла у меня в жилах: постукиванье палки слепого померзлой дороге. Стук приближался, и мы прислушивались к нему, затаивдыхание. Затем раздался громкий удар в дверь трактира, после этого ручкадвери задвигалась и лязгнул засов - нищий пытался войти. Наступила тишинавнутри и снаружи. И наконец опять послышалось постукиванье палки. К нашейнеописуемой радости, оно теперь удалялось и скоро замерло. - Мама, - сказал я, - бери все, и бежим скорей. Я был убежден, что запертая на засов дверь показалась слепомуподозрительной, и побоялся, что он приведет сюда весь свой осиный рой. И все же как хорошо, что я догадался запереть дверь на засов! Это могбы понять только тот, кто знал этого страшного слепого. Но мать, несмотря на весь свой страх, не соглашалась взять ни одноймонетой больше того, что ей следовало, и в то же время упрямо не желалавзять меньше. Она говорила, что еще нет семи часов, что у нас уймавремени. Она знает свои права и никому не уступит их. Упорно спорила онасо мной до тех пор, пока мы вдруг не услыхали протяжный тихий свист,раздавшийся где-то вдалеке, на холме. Мы сразу перестали препираться. - Я возьму то, что успела отсчитать, - сказала она, вскакивая наноги. - А я прихвачу и это для ровного счета, - сказал я, беря пачкузавернутых в клеенку бумаг. Через минуту мы уже ощупью спускались вниз. Свеча осталась у пустогосундука. Я отворил дверь, и мы вышли на дорогу. Нельзя было терять ниминуты. Туман быстро рассеивался. Луна ослепительно озаряла холмы. Тольков глубине лощины и у дверей трактира клубилась зыбкая завеса туманноймглы, как бы для того, чтобы скрыть наши первые шаги. Но уже на половинедороги, чуть повыше, у подножия холма, мы должны были неизбежно попасть вполосу лунного света. И это было не все - вдалеке мы услышали чьи-то быстрые шаги. Мы обернулись и увидели прыгающий и приближающийся огонек: кто-то несфонарь. - Милый, - вдруг сказала мать, - бери деньги и беги. Я чувствую, чтосейчас упаду в обморок... "Мы погибли оба", - решил я. Как проклинал я трусость наших соседей!Как сердился я на свою бедную мать и за ее честность, и за ее жадность, заее прошлую смелость и за ее теперешнюю слабость! К счастью, мы проходили возле какого-то мостика. Я помог ей - онашаталась - сойти вниз, к берегу. Она вздохнула и склонилась ко мне наплечо. Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я потащил ее вдоль берега ивтащил под мост. Боюсь только, что это было сделано довольно грубо. Мостикбыл низенький, и двигаться под ним можно было только на четвереньках. Япополз дальше, под арку, а мать осталась почти вся на виду. Это было внескольких шагах от трактира.