Экзорцист: Дубль два

54)

POV Дженнифер

Сон не приносил успокоения. Нет, всё было наоборот: сон наваливался удушающим одеялом, проникал в сознание ядовитыми вдохами, забивал глотку и лёгкие, душил своими картинками, вынимая остатки разорванной души. Сон солёной водой поливал кровоточащие раны, острым ножом, самым тоненьким лезвием поддевал заживающие края и выпускал боль снова и снова, не давая ей срастись. Сон стал страшнее реальности, ведь днём я чётко осознавала, что произошло, и училась делать вдох, и ещё один, чтобы настроить организм на полноценную работу, а ночь ударяла под дых, выбивая воздух из груди и почву из-под ног, и дарила надежду, ложную, лживую надежду. И всё смешивается в один клубок, сливается в одну картинку, в одно лицо, и нет разделений — Чен/Чондэ — есть только одно лицо, одни глаза, и одна улыбка. И голос. Его голос. Он говорит: «Не спи, замерзнешь. Не будь такой дурой. Ты знала, что однажды я уйду. А помнишь, как я пришёл к тебе и сказал «Убей меня»? Ты — слабачка, а вот Минсок силён. Я благодарен вам обоим: тебе — за жизнь, а ему — за смерть». И он говорит это снова и снова, разными словами, сохраняя этот смысл. И его голос прошивает всё тело, выбивая нервную дрожь, окутывая то пронзающим холодом, то сдирающим кожу жаром. И это похоже на сумасшествие.

Я слышу, как они подходят к моим дверям и стоят, боясь войти. Мне кажется, я даже ощущаю, как они поднимают руку, чтобы постучать, и замирают, так и не решившись. А во мне всё напряжённо собирается и ждёт, готовое атаковать вошедшего, но никто не входит. Иногда только этот мальчишка Кёнсу молча оставляет поднос и закрывает за собой дверь. Ему проще, у него нет такой связи со мной, как у остальных. Я излучаю отчаяние и агрессию, и они чувствуют это. Вот только мальчишка совсем бесстрашный.
И я знаю, кто стоит под дверью чаще остальных. Он не поднимает руку, чтобы постучать, он просто стоит там и прислушивается к моему дыханию. И он — единственный, с кем бы я хотела поговорить, единственный, кого одновременно я не хочу даже видеть.
В этой комнате всё кричит о Чондэ. И большую часть времени я лежу с закрытыми глазами, чтобы не натыкаться взглядом на прошивающие насквозь воспоминаниями предметы. Но даже запах... Даже запах его витает в воздухе! Аромат моря Чондэ с ноткой корицы Чена. И каждый вдох причиняет боль, такую боль, что хочется выброситься в окно, чтобы больше не испытывать её. Но я не ухожу. Можно сменить комнату, любой уступит, но это слишком просто. И я нарочно глубоко вдыхаю раздирающий воздух и вновь захлёбываюсь слезами. Они оба заслуживают того, чтобы быть оплаканными. Они оба — маячки в моей жизни, и мир словно потух с их уходом: цвета стали блеклыми, звуки глухими, и только чувства стали ещё ярче, ослепительнее, острее. И ничего не хочется, ничего. Гори всё огнём, гори, сгорая дотла... И если это — справедливость жизни, то я отказываюсь жить.