Марсельеза

Глава 37. «Post tenebras lux»

Далеко-далеко от Парижа, на юго-восточном конце страны, близ устья реки Роны, на прибрежных холмах у Лионского залива, стоит великий город. Разве это не похоже на цитату из Гомера?

Город был основан греками около шестисотого года до нашей эры и был назван Μασσαλία, то есть Массалией.

Легенда гласит, что история Массалии началась с истории любви Гиптиды и грека Протиса. Греки высадились на побережье Прованса как раз тогда, когда отец Гиптиды, царь племени лигурийцев, решил выдать дочь замуж. Он созвал пир, и именно Протису Гиптида протянула свой кубок с вином. В честь свадебного подарка они получили часть берегов и основали здесь Массалию.

Массалия нажила богатую историю, прежде чем стала Марселем, самым древним городом Франции.

Именно Марселю «Марсельеза» де Лиля была обязана своим названием, ведь мы знаем, что именно марсельцы 10 августа 1792 года приняли бой у Тюильри с песней на устах.

Да, мятежные марсельцы поддержали революцию, но восстали против якобинцев, так что теперь город не дышал революцией, как это было раньше: его заполонили федарилисты и их союзники. Федералисты — те же жирондисты, только под другим названием. Республиканцы, сторонники свержения монархии, но противники террора и якобинцев. Этот фактор делал Марсель идеальным убежищем для опальных революционеров вроде Арно.

И всё же, уезжая, он с глубокой тоской обернулся на Париж. Что Арно теперь видел, глядя на французскую столицу? Великолепную архитектуру и неповторимый дух великого города или место, где он так много потерял?

Во всяком случае, Париж был позади. Вместе с ним там остались Шарлотта, Дантон, Камиль, Люсиль, много воспоминаний, много боли и скорби... Арно боролся с приступами грусти, накатывавшими на него, словно морские волны.

Да, Париж пожрал его мечты. Пережевал его самого и выплюнул. Но этот город его воспитал. И сделал таким, каким Арно теперь был.

«Paris, Paris, je te reverrai? (рус. Париж, Париж, увижу ли тебя снова?),»— думал Корде, покидая его.

До Марселя добрались примерно за тринадцать-четырнадцать часов. Большую часть времени пути провели в глубоком молчании. Оживленный разговор вёлся лишь тогда, когда Марселетт рассказывала де Лилю о де ла Турах. Порой тихо переговаривались о политической ситуации в стране, строили различного рода предположения, проклинали Робеспьера, предавшего Арно, но о Шарлотте и Марате нарочно умалчивали.