Поцелуй меня

Воспоминания

Сириус Блэк никогда не запоминал подробностей свиданий со своими девушками. Да что там подробностей – он порой не мог сказать, когда и где проходили свидания, при каких обстоятельствах он приглашал ту или иную девушку, было ли оно удачным или же нет; его памяти и самолюбию вполне хватало того, что эти свидания в принципе были, а что до подробностей – то кому они вообще нужны?
Но вот странность (первая и далеко не единственная): то свидание в конце четвёртого курса Сириус запомнил превосходно. Он помнил почти каждую деталь, каждую мелочь, помнил, какая была погода, помнил каждую фразу. Были, конечно, моменты и детали, ускользнувшие от его памяти, но вскоре они восстановились, и тогда уже картина того дня приняла первозданный вид.
Это был тёплый день в начале июня. Небо было нежно-голубого оттенка, пахло свежестью и летом и, казалось, самый воздух наполнен был теплом и светом ласкового солнца.
-Миа… – Сириусу нравилось произносить её имя; оно было таким лёгким и воздушным, и так же легко и естественно слетало с губ, а его обладательница сама была олицетворением молодости, свежести и красоты.
Пятнадцатилетний Сириус Блэк повернул голову вправо и посмотрел на свою девушку. Она, одетая в светло-жёлтое летнее платье чуть выше колен, сидела рядом с ним на траве под раскидистым буком на берегу Чёрного озера. Услышав, что он произнёс её имя, девушка повернулась к нему и улыбнулась уголками губ. Сириус внимательно посмотрел на неё; она была такой хрупкой и нежной; на её светлых щеках играл едва заметный румянец, который безумно ей шёл, придавая ей шарм; на плечи мягкими волнами ниспадали золотистые кудри; у неё были большие голубые глаза…наверно сейчас вы, по законам жанра, ожидаете увидеть здесь описание невероятно красивых, изумительно глубоких голубых глаз, но, смею вас разочаровать, у неё были самые обычные голубые глаза, и этим же летом, уехав из Хогвартса, Сириус забыл, какие они. А потом, когда вновь их увидел, больше уже не забывал.
-Ты будешь по мне скучать? – Спросила Миа, поглядев на Сириуса. – Когда мы уедем домой.
-Нет, не буду.
Сириус улыбнулся. Вот ещё одна странность: Миа была единственной девушкой, которой он мог сказать, что не будет скучать, когда они разъедутся по домам, что не будет писать ей, что, когда они расстанутся (он знал, что это обязательно случится; так всегда случалось) он не будет тосковать и грустить. Но такая безбоязненная открытость мыслей не значила то, что Сириус не считался с чувствами Мии, но, наверно, он знал, что она его поймёт и не обидится.
-Это хорошо. – Сказала Миа, довольно улыбнувшись. 
-Что хорошо? – Спросил Сириус.
-Что ты не будешь по мне скучать. – Ответила Миа. – Я не привыкла, чтобы по мне скучали. Точно так же как ты не привык, чтобы тебя любили.
Сириус нахмурил брови.
-О чём ты говоришь?
-Моему отцу, конечно, по большей части плевать и на меня, и на мою жизнь… Но мы иногда общаемся. – Миа усмехнулась. – Не как отец с дочерью, а как два давних знакомых, которые повстречались случайно в каком-нибудь затрапезном кабаке и стали расспрашивать о жизни друг друга, хотя и тому, и другому в сущности всё равно. Так вот мой отец… Он знает Вальбургу Блэк – твою мать. – Миа посерьезнела. – Он мне рассказывал, что она за человек… И она не любит тебя, верно? Ни капли, хоть ты и её сын.
Вот вам ещё одна странность отношений Сириуса и Мии: очень редко, но всё же они разговаривали о семье Сириуса, тогда как другие девушки никогда не заводили этот разговор. Кроме того, Сириус знал, что хоть разговоры с Мией о его семье ему не приятны, с любой другой девушкой он и вовсе бы не стал об этом говорить.
-Я ей не сын. – Резко ответил Сириус. 
-Прости, я не хотела причинять тебе боль. – Миа взяла Сириуса за руку.
-С чего ты взяла, что мне больно? – Сириус даже не посмотрел на Мию. 
-Что может быть больнее осознания того, что тебя не любит собственная мать?
У Сириуса внутри что-то оборвалось. Фраза, так безжалостно произнесенная Мией, – это именно то, от чего он бежал всю свою сознательную жизнь. То, о чём старался не думать, то, что старался не произносить вслух. И всё же это имело место быть в его жизни: это тяжёлое ощущение ненужности и чуждости собственной семьи, это болезненно ранящее понимание нелюбви собственной матери, это выбешивающее и раздражающее безразличие отца, который, если и любил старшего сына, то всё равно никогда не говорил об этом и никак не показывал свою любовь, потому что был неисправимым подкаблучником, жалким пёсиком, беспрекословно исполняющим всё, что только говорила ему жена. И наконец мягкотелость брата, его уважение, смешанное со страхом, что он испытывал к матери и, как результат, его отдаление от Сириуса, равносильное предательству. И хоть Сириус жил с этим осознанием почти всю жизнь и даже почти привык к этому, мысли о своей семье неизменно причиняли ему боль.
-Пойдём, прогуляемся. – Миа встала и протянула Сириусу руку. – Обещаю, я больше не буду говорить о твоей семье.
Сириус кивнул и встал. Они вместе, держась за руки, молча брели по берегу озера. Сириус смотрел, как Миа с лёгкой улыбкой на губах глядит на солнечные блики, играющие на спокойной глади Чёрного озера.
Сириусу иногда казалось, что он знает о ней всё – всё, для того, чтобы понимать её и быть в неё влюблённым. Она была доброй и отзывчивой, весёлой и задорной, улыбчивой и прямолинейной, бесхитростной и мягкой, но Сириус не знал, что у Мии есть внутренний стержень, однажды сильно изменивший её, но не забравший тех хороших качеств, что у неё были. И всё же одного Сириус никогда не мог понять.
-Что ты делаешь в Слизерине? – Спросил Сириус у Мии. – В тебе нет ничего слизеринского.
Миа пожала плечами.
-Шляпе видней.
-Я просил Шляпу отправить меня в Гриффиндор. А ты не просила отправить тебя на какой-нибудь определенный факультет? – Поинтересовался Сириус.
-Нет. – Миа покачала головой. – Я просто села на табуретку и ждала, пока меня куда-нибудь определят.
-Как ты вообще живёшь с этими змеями? – Сириус усмехнулся. – Неужели ты находишь с ними общий язык?
-Как-то живу. – Миа подставила лицо солнцу и зажмурилась от удовольствия. – Вот уже четыре года. 
-У тебя ведь среди них нет ни одного друга. – Сириус с улыбкой наблюдал, как она смешно морщит носик, улыбаясь солнцу. – Мне кажется, ты жалеешь, что Шляпа определила тебя на Слизерин.
-Вот в этом ты прав. – Миа повернулась к Сириусу. – Мне хотелось бы быть в Когтевране. Жаль только, я поняла это совсем недавно. 
-И всё равно я не считаю тебя слизеринкой. – Сказал Сириус.
Он и правда никогда не видел в Мие «змею», Миа просто не могла ею быть – такие добрые и светлые создания не могут быть малодушными хитрецами. Миа была златовласым лучиком света, который чах и страдал в глубоких, тёмных подземельях, но всё равно не терял веру в яркое солнце, в добро, преданную дружбу и искреннюю любовь. Нет, в Слизерине ей определенно не место, но ничего, увы, поделать уже нельзя. И почему только Шляпа отправила её к змеям?
-А Гриффиндор? Тебе бы хотелось учиться со львами? 
-Не знаю. Возможно.
Сириус притянул Мию к себе, обнял за талию и нежным, почти несмелым поцелуем коснулся её ласковых губ. Он почувствовал, как она улыбнулась, а потом так же нежно и лёгко ответила на его поцелуй. Так они стояли одни на берегу в свете закатного солнца и долго целовались. Это было что-то вроде кульминации всего дня. Сириус надолго запомнил то ощущение ликующей радости, от которой мурашки бежали по коже.
А через три дня они расстались. Инициатором был Сириус; Миа приняла это спокойно – наверно, знала, что так всё и закончится. И вот снова странность (не многовато ли их для одной девушки?): несмотря на твердое убеждение Сириуса о том, что после расставания парень и девушка уже не могут быть друзьями, однажды желание предложить остаться друзьями с бывшей девушкой у него всё же появилось. И, конечно, этой девушкой была Миа. Хотя Сириус так и не сделал ей этого предложения.