Поцелуй меня

"Прощайте..."

День целителя Авраама Ингилса с самого начала не задался. Ночью он плохо спал, мучимый несварением желудка, и потому утром двадцать шестого декабря был не в духе. Надежды его хорошо позавтракать не оправдались: жена-магла, заболтавшись по телефону с подругой, позабыла о жарившейся на плите яичнице, и та была безнадёжно испорчена. Голодный и сердитый, целитель Ингилс отправился на работу. Вполне удачно трансгресировав, он было обрадовался, что, мол, не всё так плохо – и тут же распластался на земле, поскользнувшись на мокром снегу. Ещё более злой, он вошёл в больницу, отряхивая мантию от снега. Рабочий день его оказался не лучше утра, так что домой он вернулся в крайне дурном расположении духа. Отказавшись от ужина, он завалился спать, твёрдо решив хорошенько выспаться, ибо считал, что именно из-за недосыпания с ним происходят всевозможные досадные происшествия, мучавшие и раздражающие его целый день.
Итак, целитель Ингилс лёг спать. Он быстро заснул, и даже во сне чувствовал, как он рад. Улыбаясь, Ингилс намеревался пробыть в блаженном сне ещё несколько замечательных часов.
Но этому простому и вполне естественному желанию не суждено было сбыться.
Около трёх часов ночи жена толкнула его в бок, сказав, что к нему прилетела сова из больницы святого Мунго. Ингилс был не доволен, однако он не привык игнорировать подобные сообщения, поэтому безропотно поднялся с постели и пошёл в кухню, где ждал его большой рыжий филин.
Входя, Ингилс думал, что должно было случиться что-то действительно важное и серьёзное, если ему прислали письмо в столь поздний час.
Протерев глаза, он отвязал от лапки филина послание и внимательно прочёл его.
Сон как рукой сняло. От раздражения и сердитости, присутствовавших почти целый день на его испещрённом морщинами лице, не осталось и следа. Сейчас Ингилс являл собой озабоченного чрезвычайно серьёзной проблемой человека, которому нет дела ни до сна, ни до еды, ни до элементарного отдыха.
Бросив жене короткое: «Меня ждут», Ингилс оделся, вышел на улицу и трансрессировал к больнице. 
Проходя по коридору в свой кабинет, он, хмурясь, поздоровался с дежурной целительницей, от которой и получил письмо. Вид у той был весьма плачевный: бледной уставшее лицо, встревоженный взгляд и печально опущенные плечи. Ингилс, взглянув на неё, недовольно хмыкнул: он не любил, когда люди (а в особенности целители) опускали руки и, даже не пытаясь бороться, покорялись судьбе, сочтя, что ситуация их безнадёжна.
Впрочем, дела обстояли таким образом, что ситуация в самом деле была безнадёжной, но Ингилс не позволял себе каких-либо внешних проявлений слабости.
Подходя к кабинету, он заметил дальше по коридору двух подростков лет по шестнадцати-семнадцати. Будучи близоруким, Ингилс не смог хорошо их разглядеть: он видел лишь, что один из них сидит на стуле для пациентов, а второй нервно ходит взад-вперёд перед своим товарищем. Бросив хмурый взгляд из-под кустистых седых бровей на юношей, целитель вошёл в свой кабинет, где его уже ждала его молоденькая, совсем ещё не опытная помощница. К величайшей своей досаде Ингилс отметил про себя, что глаза у неё заплаканные, а кругленькое личико распухло от слёз. Глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, целитель прошёл к своему столу и сел в кресло.
-Мне…мне пригласить ребят? – осипшим голосом спросила девушка.
-Ребят? – несколько удивлённо и как будто бы даже немного сердито переспросил Ингилс. – Поттеры говорили, что у них только один сын.
-Да…- помощница медленно кивнула. – Но мистер Джеймс Поттер не один…он с другом.
-С другом? – опять спросил Ингилс, точно чего-то не мог понять. – С другом…как будто…- он не договорил. – Ладно, позови их. Через три минуты. А теперь, Селена, выйди, пожалуйста. Мне надо собраться с мыслями.
Девушка кротко кивнула и вышла в коридор. Ингилс откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, начал медленно, размеренно массировать указательными пальцами виски.
Целитель Авраам Ингилс любил свою работу, ему нравилось помогать людям: так он чувствовал себя нужным и полезным. Вылечив человека, он получал внутреннее удовлетворение и понимал, что проживает жизнь не напрасно. Но тем и трудна профессия целителя, что не всегда удаётся спасти человека. Ингилс знал, что это такое: когда не можешь вылечить пациента, как ни стараешься. За свою долгую жизнь он видел не мало смертей: видел, как на глазах его умирают люди, которым он не смог помочь. По началу он страдал, винил себя и мучался, но потом понял: он всего лишь человек, а человек зачастую бессилен в вопросах, касающихся жизни и смерти. И Ингилс смирился; смирился с тем, что далеко не всё в его руках, что порой он не может ничего изменить, как бы страстно ему этого не хотелось. Нет, его сердце не очерствело, не потеряло способность сострадать, оно лишь научилось принимать действительность такой, какая она есть. Не сумев спасти одного пациента, Ингилс бросал все свои силы на спасение другого.
Авраам Ингилс научился жить с мыслью, что он не может помочь всем, как бы страстно ему этого не хотелось, но была одна вещь, одно полномочие целителя, которое он до сих пор не мог исполнять без душевного трепета и боли в груди.
Это было признание родственникам пациента, что их близкий человек не выживет. Что нет надежды на его исцеление. Что всё кончено, и ни он, ни они уже ничего не могут сделать. Сказать это им – значило вырвать из их сердец последнюю надежду, помогающую им жить, каждое утро просыпаться, верить, что всё ещё будет хорошо.
Но он должен был это делать. Эта была его обязанность. Жестокая, непреодолимая обязанность.
-Целитель Ингилс, - в кабинет вошла Селена. – Это мистер Поттер и мистер Блэк.
Ингилс поднял глаза. Он молча наблюдал, как в кабинет проходят два парня – те самые, что были в коридоре, когда он только пришёл. Целитель не встал и не подал никому из них руки, только жестом указал на два стула напротив него.
Он никогда не видел сына Поттеров, но из двух юношей тотчас узнал его: растрепанный, кареглазый молодой человек в очках был точной копией Карлуса Поттера, разве что только черты лица у него были более тонкими и аккуратными, как у матери. Ингилс внимательно оглядел Джеймса Поттера: он был бледен, глаза его возбуждённо поблёскивали, двигался он резко и как-то неуклюже нервно. Правда, целитель почему-то решил, что обычно парень несколько грациознее. Ну а в данной ситуации никто не мог осуждать его за нервозность.
Ингилс молчал, пока юноши усаживались. Остановившейся за их спинами Селене он кивком головы приказал уйти. Помощница вышла, и когда дверь за ней тихо претворилась, Ингилс наконец заговорил. 
-Меня зовут Авраам Ингилс, - представился он, глядя в глаза поочередно то одному юноше, то другому; он заметил интересную вещь: сын Поттеров был очень взволнован и почти не скрывал этого, а вот его друг хоть и волновался не меньше, старался этого особенно не показывать (Ингилс был уверен, что мистер Блэк очень переживает, вот только он не знал за кого именно: за друга или за его родителей; ему как-то не пришло в голову, что за всех них).
-Что с моими родителями? – резко спросил Джеймс; он говорил негромко, но порывисто и как будто бы надрывно.
Ингилс остановил на нём взгляд. Тотчас же заметил, как его друг посмотрел на Поттера, внимательно и напряжённо, чуть нахмурив тёмные брови.
-Не так давно появилось новое магическое заболевание, - начал Ингилс, - Оно начинает проявляться, как обычная простуда: насморк, кашель, головная боль… Но это далеко не простуда. Эта болезнь в сотни, тысячи раз опаснее любой простуды. Вирус проникает в организм и начинает разрушать его изнутри. Болезнь достаточно быстро прогрессирует, и чем глубже проникает вирус, тем хуже чувствует себя волшебник. Заболевание ещё недостаточно хорошо изучено, поэтому его очень трудно определить сразу, на ранних стадиях. Кроме того, целители пока не нашли эффективный способ излечения и…
-Ваш экскурс в мир магических заболеваний очень интересен, но я спросил вас о моих родителях, - перебил Джеймс, сжав губы в тонкую полоску.
Ингилс замолчал и смерил Поттера задумчивым взглядом.
-Дело в том, что ваши родители заражены этим заболеванием.
Целитель ожидал, что Поттер что-то скажет, но тот молчал, словно не понимая смысл услышанного. Вместо него вопрос задал его друг.
-Вы же сказали, болезнь трудно сразу определить, – вешался Блэк. – Когда вы успели поставить им диагноз? 
Ингилс бросил взгляд на Сириуса, но отвечал, глядя в глаза Джеймсу.
-Ваши родители, мистер Поттер, обратились в нашу больницу три с половиной месяца назад, когда оба почувствовали сильное недомогание…
-Что? – снова перебил Джеймс. – Нет, вы ошибаетесь, они ничего мне не говорили об этом…
-Они предпочли не волновать и не расстраивать вас, - ответил Ингилс.
-Но как же…
Джеймс даже не знал, что сказать. Он беспомощно оглянулся на Сириуса, но тот сосредоточенно смотрел на целителя, видимо, ожидая продолжения.
-Мы долго не могли понять, чем именно больны ваши родители, - говорил Ингилс. – Хотя у меня были догадки… В общем, мистер и миссис Поттер заразились вирусом, о котором я вам рассказывал. Мы пытались их лечить. Все эти три месяца. Но болезнь трудноизлечима, к тому же ваши родители уже немолодые, сопротивляемость организма понижена… 
-Я не заметил никаких симптомов, никаких признаков болезни, - сказал Джеймс.
-Я выписывал вашим родителям лекарства, - ответил целитель. – Они не могут излечить человека полностью, они лишь продлевают срок его жизни и…маскируют симптомы, если так можно выразиться. 
Ингилс умолк. На некоторое время в кабинете воцарилось молчание.
-Вы…вы их вылечите? – запинаясь, спросил Джеймс.
-Многие волшебники и волшебницы уже умерли от этой болезни, - сказал Ингилс.
-Вы их вылечите? – повторил Джеймс; внутри у него неприятно похолодело.
Ингилс некоторое время смотрел в глаза Поттеру, потом с трудом подавил вздох.
-Нет, - ответил целитель. – Нет. Ваши родители на последней стадии. Я ничего не могу сделать.
-Вы целитель! – неожиданно даже для самого себя громко воскликнул Джеймс, вскакивая на ноги. – Вы должны им помочь!
-Я пытался, - сказал Ингилс. – Но я не Господь Бог, - он помолчал, потом, не найдя других слов, тихо добавил: - Мне жаль.
В кабинете в одно мгновение стало невыносимо жарко, и в то же время Джеймс чувствовал озноб.
Поттер сделал судорожный вдох ртом.
Он задыхался. 
Ему не хватало воздуха, как не хватает воздуха тонущему человеку. 
Он ещё пытался бороться с бездной ужаса, боли и неверия, хотя где-то в глубине души понимал, что не сможет с ней справиться. Отчаяние захлёстывало его с головой, тянуло за собой всё дальше и дальше, не давая возможности даже вдохнуть. 
Весь мир вокруг рушился. Разлетался на миллионы осколков…
А он всё не верил, не верил, что это правда…
-Я вам не верю, - прошептал Джеймс.
Он вложил в эти слова всю свою любовь к родителям, словно думал, что они могут их спасти.
-Я понимаю, это трудно принять…но, боюсь, это правда, - Ингилс поднялся из-за стола.
Снова стало очень тихо.
Джеймс отчётливо слышал своё тяжёлое дыхание.
Громкое буханье сердца под рёбрами оглушало, разрывало барабанные перепонки.
Вязкая, непреодолимая тишина давила на виски, сжимала горло.
А он не верил, что это правда.
-Сколько им осталось? – глухо спросил Джеймс.
-Несколько часов, - ответил целитель. – Может, два, три часа.
«Два, три часа…»
Джеймс как будто летел в бездну с обрыва.
Две, три секунды – и он уже в пучине, а там нет ни звуков, ни голосов – ничего нет. 
Только тишина и страх.
Откуда-то издалека донёсся голос Сириуса. Он что-то говорил, но Джеймс не слышал, словно оглушённый. Блэк поднялся со стула, подошёл к нему и крепко сжал ему плечо рукой.
-Селена проводит вас в палату…а, впрочем, я сам.
Ингилс вышел за дверь. Друзья последовали за ним. 
Джеймс не помнил, как они шли по коридорам, только чувствовал рядом плечо Сириуса. Когда они остановились у одной из палат, Ингилс тихо сказал Поттеру:
-У вас чудесные родители. Когда две недели назад им стало хуже, я предложил им госпитализацию, но они отказались: сказали, что хотят оставшееся время провести дома, с сыном.
Джеймс посмотрел на Ингилса. Лицо старого целителя было непроницаемо. Он на мгновение задержал взгляд на парне, а потом развернулся и пошёл по коридору своей тяжёлой походкой.
Джеймс повернулся к двери.
Сердце застучало быстрее.
Поттер потянулся к ручке.
-Хочешь, я с тобой пойду? – прозвучал за спиной голос Сириуса.
Джеймс очень любил друга, но сейчас он не знал: хочется ли ему, чтобы Сириус в данный момент был рядом.
-Я, наверно…сначала сам, - стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, сказал Джеймс.
Сириус кивнул и сделал шаг назад.
Когда дверь за Джеймсом закрылась, Сириус минуту стоял неподвижно, смотря прямо перед собой.
Вдруг резко развернулся и со всей силы ударил кулаком в противоположную стену.
А потом ещё раз.
И ещё.
И ещё…
Физическая боль не заглушила душевных страданий.
Почувствовав себя ничтожно слабым и беспомощным, Сириус опустился на стул для посетителей и молча уставился на разбитые костяшки пальцев. 
Там, вот за этой чёртовой дверью, мистер и миссис Поттер.
И они умирают.
Сириус закрыла глаза. Сжал зубы. Нахмурил брови.
Он хотел с ними попрощаться. Хотя бы сейчас им сказать, как он их любит, как дорожит их заботой.
Нет, он не злился на Джеймса за то, что тот решил побыть наедине с родителями. 
Разве имеет он право злиться на него?
Только ему безумно хотелось войти в палату и в последний раз увидеть доброе лицо мистера Поттера, посмотреть в нежные глаза миссис Поттер.
Если Джеймс даже сейчас отказывался принимать правду, то Сириус не противился ей. Что толку? Если уж ничего не изменишь…
Это бесило больше всего. Сознание невозможности что-то сделать, спасти их. Они столько сделали для него, Сириуса, а он сидит вот сейчас на этом проклятом стуле, и ничем не может им помочь, и терзается, и страдает, и сходит с ума от беспомощности.
Он бы всё на свете сейчас отдал ради их спасения.
Вот только и этого мало.
Сириус ссутулил плечи, опустил голову.
Они так любили его. И он их любил.
И так несправедливо забирать у Сириуса совсем недавно появившуюся у него семью.