play with fire.

6.

- Ты серьезно хочешь оставить ее с ним? - крикнул Ваня. - Ты себя слышишь, Жень? Ты оставляешь с ним не первоклассных охранников, а какую-то служанку, которая буквально вчера драила туалеты?

- Она позвала врача и меня, - ответила девушка, вздохнув. - Она могла ударить его по голове подносом и покончить с этим всем навсегда, подарив свободу всем, кто здесь не по своей воле, но не сделала этого.

- А ты не думаешь, что она просто хочет пустить нам пыль в глаза? Просто у нее такая же цель - путь другой.

- Вань, я понимаю, что ты - его лучший друг, что ты начальник его охраны, я знаю это, - произнесла Муродшоева, взяв Евстигнеева за руку, - Но ни ты, ни я не смогли бы читать ему книгу на французском без русского перевода, а она читает. Пусть ухаживает за ним, я ей доверяю.

- Ты своим доверием сведешь Федорова в могилу, - прошептал Руд.

- Даже если так, он туда стремится который год, - сказала она, запрокинув голову. - Он ведь не умрет?

- Понятия не имею, - ответил Ваня. - Проблема в том, что это может быть просвет перед... Перед сама знаешь чем.

Мирона невозможно любить: слишком трудно, слишком больно, слишком опасно - Женя это знала, но ничего с собой сделать не могла - Евстигнеев, в свою очередь, с этим смириться не мог, поэтому оставался в стороне от этих отношений, которых, по сути, и не было.

- Знаю, - кивнула девушка, выдохнув, - Но не хочу в это верить.

Потому что даже в таком положении, даже будучи одной из его приближенных в свите прислуги, даже постоянно склеивая себя по кусочкам в руках Вани после надменных и самодовольных улыбок, обнажающих идеальные белые зубы, Муродшоева хочет верить во что-то светлое и радостное.

А Ева сидела около кровати Мирона с книжкой в руках и с выражением читала ему стихи на французском в оригинале, пока мужчина пялился в потолок, иногда что-то подсказывал, но не перебивал: девушка думала, что у него банально нет сил на привычные исправления - он даже не собирался как-то корректировать ее произношение, потому что сейчас акцент его не раздражал.

- Вам пора поспать, - проговорила Гордон, осторожно закрыв книгу, и, встав, подошла к Федорову, осторожно поправив одеяло и подушку. - Вы что-то хотите?

- Ты можешь посидеть здесь?

- Да, конечно, - мягко улыбнулась она, вернувшись на свое место.

Ева не повторяет каждый раз "господин" - уважительно обращается к нему на "вы" после того, как заметила выцвевшую фотографию его семьи, которой уже просто нет: ни матери, ни отца, ни сестры, даже ни одной из его бывших девушек уже нет в живых - брюнетке его по-человечески жаль, ведь Мирон, по сути, один на один со всем, что происходит вокруг, в гордом, промасленном горечью, полном беззвучного крика одиночестве. Кто она такая, чтобы позволять себе жалеть самого? Обычная служанка в особняке кровавого мафиози, который вчера чуть не умер, если бы не ее позиция "все заслуживают помощи, если ты можешь ее дать" - Федоров понимает это, на самом деле, но пока ничего не может сделать, кроме тихого "спасибо", вылетевшего из грудной клетки.

- Уверена, что мне не стоит кого-то отправлять из своих? - спросил Ваня, спускаясь за Женей по ступенькам.

- Да, уверена, - кивнула девушка. - Если что-то произойдет, то пусть это будет на моей совести.

- Жень...

- Послушай, Руд, давай поговорим об этом чуть позже, ладно? - вздохнула Муродшоева, - Я пытаюсь его отпустить, у меня это почти получается - просто мне нужно время. Я не знаю в каком количестве, но я стараюсь.

- Знаешь, я с каждый днем все больше убеждаюсь, что он пусть и мой друг, но самый главный мудак этого города, - вздохнул Ваня, приобняв ее за плечо. - Все будет хорошо. И с тобой, и с ним, и с... Со всеми. Веришь мне?

- И с нами, - продолжила девушка. - Верю. Прости меня.

- Ты здесь не при чем, - вздохнул он. - Сердцу не прикажешь, я все понимаю, а здесь бывает всякое.

- Спасибо, - прошептала Муродшоева. - И, да... Есть кое-что, что я должна тебе сказать.

- Я тебя слушаю. Внимательно слушаю.

- Поскольку кое-кто не сможет нам помешать, давай сходим на балет, - произнесла она, закусив губу. - Там будет Лебединое озеро, а я давно хотела попасть, но как-то не получалось.

- Хорошо, - пожал плечами Евстигнеев. - Сходим. Только ты дату скажи и предупреди, чтобы я нормально оделся, а то пойду еще в спортивном костюме и разных кроссовках.

- Напомню сначала за неделю, потом за три дня, а потом в день представления. Не переживай, я одному уже все напоминаю в течении нескольких лет.

- Это мы все знаем. Ну, я на всякий случай прошу, ты, как никто другой, знаешь, что они бывают разные.