Братство крыс

Часть 1. Глава 1. Турнир

Сентябрь 1347 года

— Сколько пальцев? — верещит оруженосец, сотрясая ладонью перед моим забралом. — Сколько у меня пальцев, мессир?

Он показывает три. Указательный, средний и безымянный, грязные и растопыренные. Затейник ты, Мориц.

— Двадцать один, — говорю зло, но так глухо и невнятно, что сам себя не слышу, уж не знаю, слышит ли он. — Десять на руках, десять на ногах, и один, самый мелкий, промеж ног...

— Он в порядке! — радостно орет Мориц герольдам и маршалу турнира.

Оказывается, мне удалось самостоятельно сесть после падения. Немой Курт, мой слуга, помогает встать на ноги. На угрюмой физиономии с перебитым носом читается недовольство: не успел подхватить. Но таков уж регламент турнира — в финальных поединках слуги не бегают за конями хозяев, как это часто бывает, а стоят на определенных заранее местах. Красиво, зрелищно и без вопросов понятно, кто победил.

Скверное это дело — быть выбитым из седла. Турнир проигран к чертям. Все болит, но руки-ноги целы — уже хорошо. По грудной клетке будто конь промчался, надеюсь, что нет. Голова гудит, трибуны ревут, не знаю, где громче и противнее. Солнце в зените и очень жарко для середины сентября. Тело плавится в стальных оковах.

Проскрежетав сталью об сталь, поднимаю новомодное остроносое забрало «песья морда». Смотрю на своего соперника и понимаю, что турнир ещё не проигран: большой шлем, украшенный графской короной и геральдическим единорогом, глубоко врылся в песок.

Шаг вперед и натыкаюсь на рыцареныша. Судя по блондинистой шевелюре, смазливой мордашке и гербу на сюрко, из младших де Римонов или фон Лейденов, если граф Гоше взял кого-то из родственников по матери в оруженосцы. Их там столько, что черт ногу сломит...

— Стой, динстманн! — говорит он мне, презрительно хмурясь.

Старая аристократия. Настолько старая, что парнишка едва не лопается от спеси. Не мне похваляться родословной, но я имею собственный герб, замок и земли, а положение младшего брата навряд ли многим лучше участи динстманна, зависимого рыцаря. И тому и другому суждено служить своему сюзерену и носить его герб.

Охотно допускаю, что в силу юности, рыцареныш попросту не может подобрать слово, способное выразить низость моего происхождения, а назвать безродным ублюдком не позволяет воспитание. О моем дворянстве, унаследованном от липового отца, охотно сплетничают и злословят. За спиной и шепотом — в лицо редко кто решается. Жить-то хочется.