Вил Шенхайт - чудовище, этого он не может отрицать.
Как мог он, из всех людей, непреклонно утверждать, что он такой же человек, каким был когда-либо? Что он все еще добрый под таким ужасным обликом? Что он не какой-то презренный, мерзкий зверь, ожидающий, когда вы ослабите бдительность, прежде чем наброситься на ваше совершенное "я" и поглотить вас целиком?
Он не мог, потому что Вил Шенхайт знает, что это не могло быть дальше от истины. До того, как он встретил тебя - до того, как ты, во всей своей запятнанной чернилами славе, спас его - "чудовищный" был самим воздухом, которым он дышал. Он жил, и танцевал, и упивался этим. Иногда он все еще это делает. Иногда он все еще наслаждается острыми ощущениями от того, что отнимает жизнь у другого. О том, как свет покидает глаза человека. Ощущение тела, извивающегося под его прикосновениями, прежде чем полностью замереть.
Маленькая, тихая часть его разума утверждает, что эти... существа, эти ужасные твари, бродящие по улицам и гнездящиеся в старых, разрушающихся зданиях, больше не люди. Они зашли слишком далеко, не оставив ничего, кроме пустых оболочек существа, которое когда-то было. Это кричит о том, что его действия оправданы, что очистка дорог и прилегающей территории от любой опасности, которая могла бы причинить вам вред, - это наименьшее, что он мог сделать. Это кричит о том, что это не люди, и он не убийца.
Он иногда слушает это. Недостаточно, чтобы поверить в это, но он позволяет этому взывать к нему и нашептывать в его медленно угасающий разум, и успокаивать его постоянно растущее отвращение к самому себе. Но, по большей части, он игнорирует это. Потому что он знает, что раньше это были люди. Что у них были жизни, стремления и семья. У них были радости и печали, а также моменты невероятного смеха.
Он знает, что в какой-то момент он не убивал монстров, и он знает, что ему все равно это нравилось.
Вил Шенхайт знает, что он все равно сделал бы это, и именно это делает его монстром.
