Я подарю тебе крылья| P.M.

Глава 18

Находясь в кокпите целый час, слушая разговоры пилотов с диспетчерами и наблюдая за их работой, Оливия заскучала. Даже в момент, когда находилось свободное время, они обсуждали предстоящий маневр на взлетной полосе Дубая. Места ее голосу не было, и девушка пошла на кухню греть еду. Жаль, что борт пуст, сейчас она смогла бы накормить целое войско. Вначале казалось, что лететь без пассажиров— это рай, но теперь она понимала, что ей очень не хватало их. Сервируя подносы с едой, чувствуя легкий голод, она услышала до боли знакомый голос позади себя:
— Если ты недовольна своими сменами, можешь перейти в другой экипаж, я не стану удерживать тебя.
Она резко обернулась, смотря на Пэйтона. Он стоял, сложив руки на груди, прислонившись к стене.
— Я еще не извела тебя собой. Есть повод остаться.
— Да и правда, — кивнул он, — я же еще жив.
— Ты умрешь раньше от такого плотного графика работы.
Оливия достала горячее, ставя его на поднос и Пэйтон, унюхав приятный запах пищи, заглянул через ее плечо. До этого момента, он даже не подозревал, что хочет есть.
От такой близости, Оливия вздрогнула, оборачиваясь к нему. И почему — то ей стало на секунду его жаль. Мало того, что он урывками спит между перелетами, так еще и мало ест. Она улыбнулась:
— Пойдем на второй этаж за стойку бара, я накормлю тебя. Тебе надо отдохнуть, пусть Чейз теперь поработает.
Он ослышался? Она пожалела его? Или это снова какой — то план мести? Но посмотрев в ее глаза, которые наблюдали его реакцию, он понял, что это сон:
— Я сплю?
— К сожалению, нет, — произнесла она, беря два подноса с едой и направляясь на второй этаж.
Они сели напротив друг друга, но даже это не перебило их аппетит. Оливия взяла оливку, задумавшись, о чем — то и положила ее в рот, слыша смешок Пэйтона. Это насторожило ее, она не поняла почему он смеется:
— Что?
— Ты только что съела сама себя.
Она нахмурила брови. Сколько раз она их ела и никогда не задумывалась над этим. Но этот человек подмечал все.
Пэйтон наткнул одну оливку на шпажку и произнес:
— Обожаю оливки. И теперь их есть станет еще приятней.
Он издевался над ней даже во время еды, но сейчас это не злило ее, скорее насмешило.
— Что значит твое имя? — Спросила она.
Он улыбнулся ей:
— Твой Бог.
Девушка чуть не поперхнулась от услышанного:
— Шутишь?
— Шучу. Пэйтон значит «божественный». Или «Бог — твой судья».
— Боже мой! — Воскликнула она, — тебе неправильно выбрали имя, твои родители просто не поняли, кого родили. Тебя надо было назвать Демон.
— Знаешь ли, твое имя тебе тоже не очень — то подходит. Оливия— девушка нежная и утонченная, — он задумался, отводя глаза и придумывая еще положительные качества, но она перебила его мысли, начиная уже нервничать:
— И много ты знал девушек с именем Оливия, что так говоришь?
— Ни одной. — Он вновь перевел взгляд на нее, — надеюсь, больше никогда не встретить.
Теперь она опустила глаза — они не выдерживали натиска его взгляда. Но поняв, что таким образом сдается, тут же подняла их, изучая цвет его глаз, пытаясь понять сколько цветов они могут скрывать. Она даже не думала, что обычный карий цвет таит в себе так много оттенков: когда солнце освещало их своими лучами, Оливии чудился светло — коричневый цвет, наверно даже с зеленым отливом. Сейчас солнца не было и его глаза напомнили ей крепкий эспрессо.
— Давай сыграем в игру, — произнес он, не отрывая от нее взгляд, — кто первый отведет глаза, тот проиграл. Выигравший получает приз.
Оливия сразу закрыла глаза, слыша его смех. Когда он перестанет играть с ней в игры? Ненормальный, его веселило издеваться над ней. Но она не сдастся без боя. Распахнув густые ресницы, она опять коснулась его своим взглядом. Он кинул ей вызов и думает, что она проиграет? Он ошибается:
— Какой приз? — Спросила она.
— Любое желание. Что ты хочешь? Хотя зачем я спрашиваю тебя, надо подумать, что хочу я.
Пэйтон улыбнулся и прищурился, смотря в глаза Оливии. Какая разница куда смотреть— в окно или ее глаза. Все было одинаково.
Оливия пыталась подумать, что хочет она, но это плохо получалось— он сканировал ее, казалось, она даже перестала дышать, лишь бы только не проиграть. О призе можно подумать потом. Сейчас она не будет забивать этим голову. Секунды длились вечность, смотреть становилось все тяжелее и тяжелее. Морально он влез в ее личное пространство.
Даже для Пэйтона это стало мучением. Слова куда — то пропали, и он выдохнул. Сейчас бы закрыл глаза и послал ее подальше. Но это ведь он затеял эту дурацкую игру. Поэтому пришлось собрать всю свою силу и попытаться подумать, о чем — нибудь приятном. Но все приятное — это лишь небо. Небо везде, даже у нее в глазах.
— Сдавайся уже, — произнес он, — хватит на меня смотреть.
Оливия и рада была бы, но лишь улыбаясь, шепнула:
— Только после тебя.
Глаза начали болеть, хотелось их закрыть крепко — крепко…еще чуть — чуть и слезы застелют их влагой. Она уже не могла усидеть на месте, вскочив со стула, но не отрываясь от его глаз. Нервы на пределе… Может спеть песню, отвлекая себя? Она изучила уже все оттенки его глаз, она теперь отлично знает, что его ресницы густые и черные.
— Чейз без тебя не справится один. — Это первое что пришло ей в голову, чтобы как — то отвлечь Пэйтона от себя.
— Позвони ему, как ты названивала мне, — ответил он, не сдаваясь.
Сейчас бы она машинально посмотрела на часы, но поняла, что это его уловка. К черту время, проигрывать ей не хотелось.
— Сколько нам еще лететь? — Спросила она в надежде, что он посмотрит на часы, но он не собирался этого делать:
— Достаточно, чтобы возненавидеть твои глаза.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Оливия стала стучать пальцами по столу, и Пэйтон вновь улыбнулся. Ее нервы сдадут первыми. Он слишком натренирован в полетах, смотря в одну точку.
— Ты проиграешь, — произнес он, — сдавайся уже.
Она начала царапать стол ногтями и его рука, накрыла ее ладонь:
— Ты испортишь новый стол. Мухаммед тебе этого не простит.
Отлично. Теперь он ее касался, просто чудовищно врываясь в ее пространство и отлично поселившись там. Но раз он уже там и если его бесит царапанье стола, то она другой рукой будет делать тоже самое. Оливия ногтями левой руки провела по столу, слегка поморщившись и тут же его правая ладонь прихлопнула ее руку.
Что еще ей придумать? Он уже приложил силу, давя ей на кисти рук и привстал со стула, облокачиваясь через барную стойку к ней ближе. Это был отличный ход— она не могла пятится назад, он держал ей руки, и она уже не могла смотреть в его глаза, он был так близко, что она уже готова была их закрыть. Ее сердце перестало стучать, она не чувствовала его. Дурацкая игра сейчас закончится не в ее пользу. Оливия прекрасно знала, что он делает это специально.
— Я дико извиняюсь, — голос Чейза заставил тут же обоих посмотреть в его сторону. — Не мог дозвониться до салона. Видимо, что — то со связью.
Пэйтон тут же убрал руки, давая свободу Оливии и она выдохнула, закрыв наконец — то глаза и садясь на стул. Казалось, что она пробежала кросс в несколько километров, ее мышцы расслабились только сейчас, а сердце наконец начало стучать в дважды сильнее.
Чейз непонимающе смотрел на них, забыв зачем сюда пришел, его мозг не мог понять, что за картину он только что увидел.
— Ты оставил кабину? — Повысил голос Пэйтон.
— Капитан Дюпре хочет с тобой переговорить.
Пэйтон быстро прошел к лестнице и спустился вниз. Какого черта эта девушка проникла в его мозг, подчиняя себе? Он напрочь забыл про работу.
Чейз пошел вслед за капитаном, напоследок оглянувшись на Оливию и как только он скрылся, она закрыла глаза руками, пряча их в темноту. Все проиграли. Или нет. Чейз спас ее от проигрыша. Приди он на пару секунд позже… Как хорошо, что он пришел раньше. Она даже думать не хотела, что было в голове Пэйтона.
Сев в свое кресло, Пэйтон сразу одел наушники. Сейчас он был зол и не мог понять на кого больше: на Чейза, что оставил кабину без присмотра? На Дюпре, что так не вовремя позвонил? На Оливию, которая начала первая смотреть ему в глаза, парализуя его сознание? Или на себя, потому что поддался минутной слабости, бросив капитанское кресло? Пэйтон прекрасно знал, кто всему виной, но он не хотел в это верить. Его мозг отказывался понимать свои действия. Он ошибся дважды за раз. Оставил Чейза одного без связи в салоне. Пэйтон понял, что связи нет, когда сумасшедшая девчонка запыхавшись прибежала к нему в кабину. Она звонила ему много раз, но он не слышал. Именно тогда он понял, что связи с верхним салоном нет. Это была первый сюрприз нового самолета, и он надеялся, что этот сюрприз единственный.
— Извини, что накричал на тебя, — произнес Пэйтон рядом сидящему второму пилоту, — я сам виноват, что оставил тебя.
Чейз, принимая извинения, все еще боялся вставить слово. Он так и не понял, что видел. Он уже ничего не понимал.
Оливия зашла в кабину так тихо, что Пэйтон ее не заметил, обращаясь по связи к капитану Дюпре. Она подошла к Чейзу, ставя поднос с едой:
— Прости, что с опозданием, я снова разогрела.
Они оба просили прощения. Они оба чувствовали себя виноватыми перед ним. Они оба просто забыли о нем, и они оба это понимали. А если бы он не зашел к ним на второй этаж? Если бы капитан Дюпре не позвонил? Что творится между ними?
Чейз вздохнул, беря тарелку с едой. Он понял, что ему нет места среди этих двоих. Он пригласил Оливию на свидание, и она почти согласилась. Ведь ни этого ли хотел Пэйтон? Так почему он несколько минут назад видел то, что противоречило этому желанию? Она навязывалась капитану? Но глаза Чейза не врали. Он увидел другую картину. Они оба прекрасно проводили время друг с другом. И никто среди них не был против.
Поговорив с Дюпре, Пэйтон задумался. Его мозг вновь заработал в нужном направлении, решая сложную задачу посадки. Лететь еще оставалось три часа, и он больше не уйдет из своего кресла.
Три часа тянулись бесконечно, Оливия устала ходить по салону в полном одиночестве. Но она боялась зайти в кабину к пилотам, каждые сорок минут лишь тихо заглядывая к ним. Но она надеялась, что Пэйтон разрешит ей сидеть рядом с ними при посадке. А если нет, то она не расстроится— видеть его было странно неловко. Наверно перед Чейзом, ведь наверняка он подумал бог знает, что.
За двадцать минут до посадки, Чейз по просьбе Пэйтона сам пришел к ней:
— Скоро посадка.
Она молча кивнула, направляясь в кабину пилотов и сев на заднее кресло пристегнулась ремнем безопасности, мельком бросив взгляд на капитана. Он не обернулся к ней, и она почувствовала его нервозность.
Посадка— самая сложная процедура полета, но сейчас им надо было не просто сесть, вернее не сесть вовсе, а низко пролететь и резко развернуться, поднимаясь в небо. Сложная задача даже для Дюпре и Ларсена, они сразу отказались от нее. Оливия поежилась, закусив нижнюю губу, понимая, что она накрашена помадой. Еще за час она привела себя в порядок, расчесавшись и поправив макияж. По прилету их будут снимать на камеры, она должна выглядеть достойно.
— Проходим эшелон 220, снижаемся до 170, — произнес Пэйтон диспетчеру.
— Вижу вас, снижайтесь до эшелона 130. Работайте с «Подходом». До свидания.
Тут же Чейз настроил нужную частоту, и Пэйтон вновь заговорил:
— Добрый вечер «Подход Дубай», это "Arabia Airline" борт 0-0-2, снижаемся до 130.
— Добрый вечер, снижайтесь до 110.
Оливия ощущала снижение самолета, она просто вросла в кресло, руками держась за ремень безопасности и пытаясь не смотреть на работу пилотов. Но это плохо получалось, они отвлекали ее от ощущений посадки и вида в окне. Ее мозг рисовал картину того, как три гиганта пролетят вместе на близком расстоянии совсем близко к земле:
— Заход начинаем с 5000 тысяч футов. За 12 миль до взлетной полосы идет глиссада с углом наклона 3 градуса, — Чейз обратился к капитану и тут же вновь на связь вышел диспетчер:
— Борт 0-0-2, Снижайтесь до высоты 6000 футов. Давление — 1031. Работайте с «Посадкой». Удачи.
Рука Пэйтона находилась на рычаге управления. Он отдал приказ на отключения автопилота и взял самолет полностью под свой контроль. Одновременно связываясь с двумя другими бортами, они вместе искали скорость, стараясь выровнять самолеты на заданной высоте.
— Скорость 180, — произнес Чейз.
— Закрылки положение 1, высота 2000 футов. Мы в глиссаде. — Пэйтон посмотрел на датчики, — скорость нам надо снизить максимально. Еще есть время. Выпускай шасси.
Оливия ощущала, как самолет вновь начал набирать высоту. Она понимала, что им надо снизиться, как можно быстрее, им надо было опуститься ниже двух других бортов.
— Закрылки в положение «два».
— Скорость 160 футов, — произнес Чейз и посмотрел на капитана, желая узнать его реакцию.
— Отличная скорость, закрылки в положение «три». Снижаемся. «Подход», это борт 0-0-2, как наши дела?
— Борт 0-0-2, вижу вас. Слева и справа от вас выше на тысячу футов два борта. Выполняйте заход.
Пэйтон посмотрел в окно наверх. Улыбнувшись и видя это, Оливия последовала его примеру. Зрелище удивительно впечатляющее— чуть выше их, она увидела самолет Дюпре. Слишком близко… Расстояние между ними сблизилось настолько, что она вскрикнула и тут же зажмурилась, закрыв рот рукой.
— Закрылки полностью.
— Тысяча футов.
Оливия открыла глаза и вновь посмотрела в окно, теперь отчетливо видя город. Самолет Дюпре все так же был близко, опять пугая ее. Сколько катастроф в небе при столкновении двух самолетов за последние годы? Она не желала быть жертвой еще одной:
— Сейчас сработает TCAS! — Прокричала она, желая услышать этот сигнал. Может быть после этого Пэйтон поймет насколько это опасно.
— Нет. — Ответил он. Это все, что она услышала от него на это восклицание, — Четыреста футов… Оливия, ты крепко пристегнута?
Она вздрогнула, но не успела ответить, голос бортового компьютера перебил ее:
— Четыреста, триста…
— Сильнее пристегнись, — крикнул ей Пэйтон и она машинально руками затянула пояс.
— Двести, сто…
— Не садимся, — скомандовал он, увеличивая тягу. Самолет взвыл и Оливию просто придавило к спинке кресла. Она закрыла глаза. Ей было все равно, что справа аэропорт, рядом два самолета. Пэйтону не взлететь пока другие не уйдут на второй круг. Под ними сто футов. Это убийство. Она только сейчас осознала это.
— У нас получилось! — Закричал Чейз, — бог мой, Пэйтон!
От желания увидеть это, слыша возглас Чейза, Оливия открыла глаза, смотря прямо перед собой: длинные прерывистые линии на темном асфальте. Казалось, надо ехать, но она не ощущала землю. Они летели там, где надо было давно уже остановиться. Они летели над полосой, не касаясь ее. Так долго на такой высоте она еще не летала. Это было просто не реально.
— Боже, — прошептала она, — Пэйтон, скажи, что ты не первый раз это делаешь.
— Боюсь тебя расстроить, Оливия, я делаю это первый раз. Смотрите, сейчас они будут уходить на второй круг и нам надо будет развернуться прямо здесь. Ты хорошо пристегнута?
— Ты меня уже это спрашивал. — Простонала она.
— Просто не хочу, чтобы ты повредила себе остаток мозга. У тебя плохая привычка биться головой.
— Побереги свой, он еще нам пригодиться.
Чейзу даже нельзя было вставить слово, он просто молча, в самый опасный момент, слушал их странный разговор.
— Борт 0-0-1, уходим на второй круг.
Тут же другой голос:
— Это борт 0-0-3, уходим на второй круг.
Оливия не знала, что ей делать: то ли радоваться, что им расчистили путь, то ли плакать от страха, потому что сейчас они резко развернутся.
— Поднимаемся на триста футов, — наконец Чейз вставил слово, — мы заденем полосу крылом.
— Не заденем, поднимаемся до двухсот.
Пэйтон был так уверен, что Оливии показалось, что он обезумел.
— Разворачиваемся! — Прокричал он и самолет резко отклонило влево.
Это было страшно, Оливию просто кинуло бы в сторону, если бы не ремни, которые сильно стали сжимать ее. Она увидела полосу так близко, самолет так сильно наклонился к ней, что девушка подумала, что это конец. И закрыв глаза, ощутила, что перестала дышать. Больше она ничего не хотела видеть. Она не чувствовала даже биения своего сердца, она перестала слышать пилотов и двигатели. Это был страх смерти, та самая секунда, которая лишала ее жизни. В мозгу творилось что — то страшное: куча ярких картинок мелькала в темноте ее сознания. И все они были одним— огнем, взрывом, пожаром. Сколько отделяло их самолет от смерти? Хватит одного касания крыла, и он тут же разлетится по всей полосе, охваченный огнем.
Самолет развернулся плавно, проносясь мимо аэропорта, медленно поднимаясь вверх:
— Борт 0-0-2, уходим на второй круг.
Бархатный голос вернул ее к жизни, и она резко вдохнула максимум воздуха, понимая, что может дышать. У него получилось. Как он и обещал. Но черт! Она испугалась.
— Оливия, — Пэйтон обратился к ней, — ты как?
Она все еще не могла надышаться:
— Пошел ты к черту!
— Значит, все хорошо. — Он улыбнулся, — будешь рассказывать своим детям о таком моменте. Опишешь все в ярких красках.
— Если я буду летать с тобой и дальше, то боюсь не дожить до детей, — она буквально накричала на него. Ее нервы сдали. Хотелось стереть из памяти последние минуты полета. А желательно весь полет… Еще лучше вместе с Пэйтоном и больше никогда его не видеть.
— Шасси убрать, — он отдал приказ Чейзу и тот потянул рычаг вверх. Снизу раздался грохот створок, заставив Оливию вновь вздрогнуть.
Они приземлились последними, набрав вновь высоту и заходя в свою глиссаду. В этот раз Пэйтон включил реверс, что бы быстрее остановить самолет и вырулив на дорожку, припарковался возле борта капитана Дюпре. Все три самолета стояли слегка развернувшись боковой частью фюзеляжа к аэропорту. К ним начали съезжаться трапы и выглянув в окно, Оливия увидела первых репортеров. Пэйтон и Чейз встали из своих кресел, смотря на сидящую Оливию.
— Тебя поднять?
Только он мог спросить такое.
— Я похожа на инвалида?
Только она могла ответить так, вставая с кресла и понимая, что ее качает:
— Меня сейчас стошнит от твоих трюков.
— Я же терплю твои, —  Пэйтон надел пиджак, поправляя воротник рубашки. Чейз, одним ухом слушая их, тоже одел пиджак и фуражку, готовясь к выходу.
— Как я выгляжу? — Прошептала Оливия, глядя как Пэйтон взял свою фуражку:
— Как будто тебя сейчас стошнит.
— Значит, хорошо выгляжу, — она коснулась его галстука, поправляя его и провела по пиджаку руками, задев яркие золотые полосы на рукавах. Капитан должен выглядеть отлично.
Пэйтон улыбнулся, слегка сощурив глаза и уже боясь любых ее действий. Он коснулся ее подбородка, рассматривая ее лицо. Девушка была бледна, но эти его движения тут же вызвали легкий румянец на ее щеках:
— Накрась губы этой отвратительной помадой.
Она коснулась пальцами губ, понимая, что от страха съела всю помаду. Может быть поэтому ее так тошнит.
Время еще позволяло даже посмотреться в зеркальце. Она накрасила губы и недовольно поморщилась. Он назвал помаду отвратительной? Он прав. Помада слишком яркая для нее, она ей тоже не нравилась.
Пока пилоты ждали Оливию возле выхода, Чейз произнес:
— Честно говоря, я испугался, думал нам конец. Ты молодец, капитан Мурмаер, я рад, что пришлось лететь с тобой. Этот полет многому меня научил.
— Я же все рассчитал, неужели ты думал, что я буду рисковать нашими жизнями? Эту байку оставь для Оливии, она в них верит.
Чейз кивнул и тут же Оливия вышла к ним, вдыхая воздух полной грудью, закрыв глаза. Она переживала и нервничала— это было видно. Сегодня она много пережила, а впереди еще камеры и съемка. Пэйтону стало жаль ее, и он взял девушку за руку, ступая на трап, одновременно слыша щелканье камер.
Оливия улыбнулась широкой улыбкой, видя репортеров. Так ее учили, так говорил Мухаммед. И хоть улыбаться совсем не хотелось, она делала это. Чувствуя ладонь Пэйтона, ей было спокойней. Уже второй раз он поддерживал ее.
Они втроем стояли на трапе возле самого большого в мире пассажирского нового лайнера и ждали пока репортеры вдоволь насладятся своей работой. Это было условие Мухаммеда. Вспышки камер ослепляли, хотелось закрыть глаза и отвернуться, но Оливия улыбалась, стоя посередине между двумя пилотами. Она помахала, слыша щелчки фотоаппаратов, все еще ощущая теплые пальцы Пэйтона в своей руке. Всего миг и теплоты резко не стало — он разжал пальцы, отпуская ее, и прошептал:
— Надо спускаться.
На земле их уже ждали члены других экипажей, поздравляя, пожимая друг другу руки и восторженно комментируя посадку.
Репортеры не останавливались ни на секунду, снимали, постоянно щелкая кнопками камер. И среди этого щелканья внезапно прогремел залп фейерверка с такой силой, что Оливия просто вцепилась в Пэйтона мертвой хваткой. Она не могла понять, где происходит это шоу и взглянув в небо увидела миллион ярких огней, летящих на их новые самолеты, освещая здание аэропорта и всех людей, которые собрались на улице. Залпы вновь и вновь выстреливали в воздух и каждый грохот заставлял ее вздрагивать. Камеры устремились вверх, снимая красоту приближающихся на них огней и в эту минуту, она почувствовала крепкие руки, на своих плечах. Пэйтон прижал ее спиной к себе:
— Ты всегда такая пугливая? — Он буквально прокричал эти слова ей в ухо. Было слишком шумно что бы их шептать.— Только после полета с тобой, — ответила она и вновь вздрогнула от нового залпа.
Пэйтон еще крепче прижал ее к себе. Какого черта он делает это? Но оставив этот вопрос на потом, он посмотрел на темное небо, по которому рассыпались огни, летящие прямо на них. Слишком ярко. Слишком волнующе.
Репортеры резко перевели свои камеры в сторону, встречая самого главного человека авиакомпании "Arabia Airline" — Мухаммеда Шараф Эль Дина. Он неспешно шел окруженный свитой людей, гордо возвышаясь среди них.
Он шел к пилотам, любуюсь самолетами, и Пэйтон разжал руки, отпуская Оливию из своих объятий.
Она резко почувствовала одиночество среди толпы, оглядываясь на Пэйтона и видя, как к нему подходит Мухаммед.
— Мои самые лучшие пилоты, — представил он на камеру их, — капитан Дюпре, капитан Ларсен и капитан Мурмаер. Они сделали просто невозможное, показывая свое мастерство и изобретальность. Браво пилотам!
Тут же микрофоны оказали возле них и посыпались миллионы вопросов. Перебивая друг друга, репортеры спрашивали о неожиданном развороте самолета, который едва не ударился крылом о полосу.
— Мы думали над этим маневром два дня, делая всевозможные расчеты. — Произнес Пэйтон, когда репортеры буквально навалились на него, — это было спланировано заранее. Пустой самолет является очень маневренным, однако меня пугали только его габариты. Но мы справились.
— Кажется, еще совсем недавно вы посадили такой же самолет на полосу короче положенной, — произнесла девушка в микрофон, которую Пэйтон уже где — то видел, — как вам ощущения от сегодняшнего полета? Когда было страшнее: сегодня или в Коломбо?
Она поднесла микрофон к нему, но тут же новый залп фейерверка раздался грохотом.
— В Коломбо было страшнее, — он буквально прокричал эти слова, — но это моя работа, поэтому страх надо оставить позади и думать только о пассажирах. Что касается сегодняшних ощущений, то спросите об этом мою стюардессу, думаю она ответит больше.
Все устремили камеры на Оливию, которая стояла в двух шагах от них, молясь что бы ее ничего не спрашивали. Она была сыта репортерами после Коломбо. Но как только до ее слуха донеслись его слова, она устремила на него свой шокир.