Я подарю тебе крылья| P.M.

Глава 33

Аликанте, Испания
Придя домой, Пэйтон достал все учебники по авиации, раскладывая их перед собой на столе. Надо было срочно отвлечься, заставить свой мозг работать, думать, а подготовка к большой учебе и предстоящим экзаменам, как раз отвлечет его. Он открыл первый попавшийся учебник по аэродинамике и уткнулся в текст, видя родные слова: закрылки, предкрылки, выход из штопора. Не дай бог войти в штопор, выход из которого на столько тяжелый, что это граница между жизнью и смертью. Кажется, сейчас он был именно в таком состоянии, не зная, как действовать.
— Что ты учишь, Пэйтон?
Голос матери заставил его опустится в реальность. Она села напротив него, беря в руки книгу в зеленом переплете. Его сердце дрогнуло, наблюдая за этим. Эту книгу ему подарила Джина Паркер. «Между небом и землей»— автобиографический учебник по авиации, написанный ее мужем.
— Готовлюсь к экзаменам. Времени осталось совсем мало.
Он наблюдал, как она открыла учебник и прочитала название главы, написанное жирным шрифтом:
— Посадка в условиях бокового ветра. — Она грустно вздохнула, — быть пилотом большая ответственность. Я так боюсь за тебя.
— Самолеты самый безопасный вид транспорта, тебе не о чем беспокоиться.
— Любая мать переживает за свое дитя, милый. Сколько самолетов разбиваются, — она трясла перед ним книгой, автор которой погиб в авиакатастрофе. Пусть она лучше об этом не знает.
— Я не могу без неба. Это моя жизнь. Ты даже не представляешь, что значит находиться в небе— там происходит целая жизнь, — он улыбнулся, вспомнив цитату из книги Джона Паркера, — «другой мир со своими правилами».
Он взял книгу из рук матери, смотря на зеленый переплет. Простой невзрачный зеленый переплет скрывал яркое содержание этой книги. Пэйтон прочитал ее в первый же день, не заметив пробежавшего времени. Джон Паркер был пилотом утонченной души, который отразил всю жизнь между небом и землей на одном дыхании. Смерть забирает лучших. — Эту книгу мне подарила очень милая женщина, ее муж написал ее. Он был пилотом, капитаном, одним из лучших. Его дочь работает со мной в одном экипаже. Оливия… Оливия Паркер, — ее имя, произнесенное вслух, согрело голос. Он не произносил его уже очень давно. Хотелось повторять его снова и снова. Вслух. Громко. — Англичанка, чей характер подобен взрыву вулкана. Дочь капитана, воспитанная им и имеющая его характер. Буря и шторм среди ясного неба, порыв бокового ветра, меняющая направление самолета, — он усмехнулся и поднял глаза, встречаясь с ошарашенным взглядом матери.
Она явно пребывала в шоке, слыша его слова, не веря своим ушам. Но она молчала, давая понять этим молчанием, что готова выслушать все, что хранит его скрытая душа. Пэйтон тоже молчал, больше не рискуя говорить об этом. Он и так довольно много наговорил. Наступила пауза. Каждый задумался о своем. Джоан первая прервала ее, произнося тихим шепотом, боясь испугать то, что слышала минуту назад:
— Лаурен мне как дочь, ты это знаешь. Я всегда мечтала, что бы ты женился на ней. Я представляла вас одной семьей, не думая о других женщинах в твоей жизни. Я никогда не задумывалась, что у тебя есть право выбора, Пэйтон. Сейчас впервые ты говорил о девушке с такой страстью, что мурашки бегут по коже. И эта девушка не Лаурен, — она смотрела в глаза сына, видя в них потерянность, — я приму любой твой выбор, если он сделает тебя счастливым. Я буду счастлива, зная, что счастлив мой сын.
Потупив взгляд в книгу, Пэйтон не мог понять, что он сказал такого, на что так волнительно отреагировала его мать? Он описал Оливию именно такой какая она есть— порыв бокового ветра:
— Мне нравится Лаурен, она такая какой должна быть жена— штиль. С ней я буду чувствовать себя спокойно. Я сделаю ей предложение, мама и уеду от сюда женатого человека, — Он отчеканивал эти слова, как под гипнозом, не задумываясь о том, что ставит штамп в своей жизни. Ему надоело думать об этом, — я женюсь на Лаурен.
Джоан кивнула, но ее озабоченное выражение лица не сияло радостью, скорее наоборот:
— Поступай так, как велит тебе сердце, а не разум.
Она встала и вышла из комнаты, оставляя Пэйтона одного, с книгой в руках в зеленом переплете.
Два дня Пэйтон провел в полном отрешении, погруженный в учебники по аэродинамики. Ему уже звонил возбужденный Дилан Хартман, готовый броситься с головой в учебу и ожидающий друга в Дубае. Подходило их время. Время для еще одного рывка вверх.
— Пилот международного класса капитан Пэйтон Мурмаер, ты готов стать первым? — Он смеялся в трубку.
— И единственным, — буркнул Пэйтон, закрывая учебник, — что ты мне расскажешь новенького, капитан Дилан Хартман?
— Новенького? — Хартман задумался, видимо, ничего нового не происходило, — кроме того, что сократили рейсы, нового ничего. Пилотов не хватает, все решили стать умными и ушли на повышение. Стюардессы отдыхают, веселятся, гуляют. Одним словом, развлекаются пока есть такая возможность.
Почему — то в мыслях Пэйтона возник образ Оливии. Она спит, спит и спит. В своей маленькой комнатке, на большой кровати, которое занимает все пространство. Пусть отдыхает. Когда он вернется, покоя не будет, их будут ставить в рейсы каждый день, нагоняя упущенное.
— Ты скучаешь?
Голос Хартмана на том конце заставил Пэйтона вздрогнуть от неожиданного вопроса. Скучает? По Оливии? По ее чистого цвета голубым глазам? По ее дыханию, которое он ощущал своей кожей? По изгибам ее тела? Или по стону, срывающегося с ее губ? Скучает? Уже два дня это «скука» не дает ему покоя. Уже два дня он полностью зарылся в книги, чтобы не «скучать».
— Алле, Мурмаер, ты думаешь, скучаешь ты по работе или нет? Хорошо же ты отдыхаешь, — засмеялся Хартман, и Пэйтон выдохнул.
— По небу? Скучаю конечно.
Они обсудили еще ряд важных вопросов по учебе и экзаменам. Было приятно слышать друга, но даже его голос о многом напоминал Пэйтона. Все было связано с той, которую он решил забыть. Но чем больше проходило времени, тем больше он понимал, что думает о ней чаще. Уже ночами. Вспоминая каждую деталь ее тела. Шрам на груди. Откуда? Он не спросил ее об этом, но сейчас ему хотелось знать о нем. Шрам— это значит, что когда — то была боль. Боль ушла, оставляя отметину на всю жизнь.
Все эти мысли лишь только больше нервировали его, казалось этому нет ни конца, ни края. Лаурен стала прозрачной, безликой. Воздух стал пустым, не давая дышать полной грудью. Время шло, приказывая принимать решение. Самое ответственное в его жизни— жениться. Он капитан, сколько важных решений он принял, казалось, посадить самолет в Коломбо — это была детская игра, сейчас, принимая решение о своем будущем, он вошел в штопор, теряя высоту.
— Я сделаю предложение Лаурен сегодня, но я не хочу большого свадебного торжества. Просто церковь и все. Никому не нужно шумное веселье.
Он сказал это за обедом у Сильвии, на котором присутствовали лишь мать и две сестры.
— Ты с ума сошел? — Воскликнула Джоан, — девушка обязана быть невестой, любой девушки хочется большого праздника на собственную свадьбу.
Сильвия прокашлялась, роняя ложку в тарелку:
— Ты все решил за нее? А ты спросил Лаурен, хочет ли она за тебя замуж? Эти капитанские замашки, Пэйтон, оставь в самолете для своего экипажа.
Она была права. Он понимал это, но ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось, как можно быстрее расквитаться со свадьбой.
— Тебя научить, как делать девушке предложение? — Улыбнулась она, — а то боюсь ты скомандуешь его в приказном порядке.
— Зачем меня учить? — Возмутился он, — куплю цветы и подарю со словами: «Давай наконец поженимся». Какие цветы она любит? Не розы?
— Она любит алые розы, — произнесла Джоан. За столько лет она прекрасно узнала Лаурен, — это ее самые любимые цветы.
Пэйтон вздохнул, вспоминая единственную девушку, которая не любила розы. Даже в этом она перечила всему миру.
Лаурен же напротив, была слишком банальной, но ему и лучше, не надо будет ломать мозг по подбору цветов.
— Боже мой! — Схватилась за голову Сильвия, видя решительный настрой брата, — что ты творишь? Ты сделаешь самую большую ошибку в своей жизни.
Она шла следом за ним, провожая его до дверей. Но он не слушал ее, быстрым шагом направляясь на улицу:
— Я всегда все делаю правильно.
— Посмотри на меня, Пэйтон, — она схватила его за руку и развернула к себе, — ты испортишь жизнь себе и Лаурен. Ты ее не любишь.
Он положил руки на ее плечи, смотря в глаза, пытаясь успокоить:
— Зато она будет хорошей женой и матерью моим детям. Будет ждать меня на земле, радоваться моему приезду домой, делать меня счастливым.
Он отвернулся от сестры, открывая дверь, но она выкрикнула ему в след последние свои слова, напыщенные больным смыслом:
— Она будет хорошей женой и матерью, будет ждать и радоваться твоему приезду, но счастлив ты будешь только с той, на которую так зачарованно любуются весь полет твои глаза. Ты будешь приходить домой раздраженный и злой, Лаурен будет раздражать тебя, но еще больше ты возненавидишь себя, что когда — то поторопился и сделал не правильный выбор.
Она кричала ему это, пытаясь донести смысл своих слов. Пэйтон даже вернулся, не веря своим ушам, никогда еще сестра не повышала свой голос на него. Женщины выжили из ума. Мать и Лурдес вышли из кухни на крик:
— Что за шум?
Но их никто не услышал. Хмурясь, Пэйтон сделал шаг навстречу сестре, повышая голос на два тона выше:
— Откуда тебе знать, на кого я любуюсь в полете? Не нервируй меня, Сильвия.
— А почему ты занервничал? — Она понизила свой тон, — кто заставляет Пэйтона Мурмаера нервничать? Девушка, чье имя Оливия?
Он не ожидал услышать это. Все что угодно, но только ни это имя. Откуда Сильвии знать про Оливию? Или он уже шепчет ее имя в слух?
Злость, гнев, он сжал пальцы в кулаки, чувствуя боль. Этого имени нет в его жизни. И никогда не будет.
— Это имя для меня ничего не значит, — прошипел он и вышел во двор, оставляя позади своих родных.
Грудь сдавливало с такой силой, что становилось трудно дышать. Хотелось сорвать с себя одежду и вдохнуть полной грудью. Пэйтон шел по пляжу, ощущая тепло песка, жалея о том, что он не обжигающе горячий. Он пытался оставить позади свой гнев, вызванный сестрой и наконец дойти до Лаурен, сделать то, что надо было сделать еще десять лет тому назад. Он так решил и не изменит свое мнение.
Подойдя к первому цветочному ларьку, он выдохнул, открывая дверь на себя:
— Мне нужен самый большой букет из красных роз.
Все было просто. Просто розы. Розы и шаг вперед.
Продавщица улыбнулась широкой улыбкой, но Пэйтон так нервничал, что не заметил этого знака внимания. Он думал, подбирая правильные слова, даже не сосредотачиваясь на красных розах. Его взгляд случайно упал на голубую орхидею и волнующие мысли моментально покинули его голову. Она стояла одиноко, маня к себе. Нежно голубые листья были открыты, показывая всю свою красоту.
— Сегодня привезли одну, — улыбалась девушка, проследив за его взглядом и беря из вазы красные розы.
— Только одну? — Пэйтон коснулся пальцем голубой лепесток, ощущая его шелковистость и нежность. Он напрочь забыл про свой гнев, который пытался оставить на пляже возле моря.
— Это Ванда — голубая орхидея, очень редкий вид. Они растут в Азии, их проблемно сюда везти. Вам какой лентой перевязать букет?
— Мне казалось, они очень стойкие, — прошептал он, не отводя взгляда с голубого цветка. Да, он был необычным. И он был единственным таким.
— Вы ошибаетесь, орхидеи очень ранимые.
Пэйтон тут же убрал руку от него, боясь причинить вред. Он ошибался. Но он не ошибся только в одном— этот цветок действительно подходил Оливии: он манил своей формой, своей красотой, необычностью:
— Как он пахнет?
— Запахи самые разные. Кому — то запах орхидеи напоминает запах чего — то сладкого, ванили. Многие ощущают запах меда, шоколада.
Пэйтон закрыл глаза, ощущая в памяти запах:
— Кофе.
— Да, — засмеялась девушка, — такое я тоже слышала. И пахнут они только ночью.
Он и не сомневался в этом. Орхидеи, как Оливия, полностью одурманивают голову ночью.
— Может, вы передумали и хотите купить ее?
— Нет, — он отрицательно покачал головой, — еще не время.
Приняв из рук девушки огромный букет роз, Пэйтон понял только одно— все эти розы не стоят и одного листика на голубом королевском цветке.
Дорога до дома Лаурен оказалась слишком короткой, он так быстро дошел, что хотел повернуть обратно и сделать еще один круг. Второй.
Мыслей было много, они смешались в кашу, он облокотился на калитку, смотря на уходящие солнечные лучи и пытаясь привести в порядок свой мозг. Холодная голова стала горячей. Слишком горячей. Просто безумно обжигающей. Это противоречило всем правилам. Но это его уже не пугало. Надо принять это.
Собравшись с духом, он позвонил в дверь и Лаурен тут же распахнула ее, так быстро, что ему показалось, она наблюдала за ним. Ее радость не была поддельной, она руками обняла букет. Самый долгожданный, самый желанный. На секунду Пэйтону стало жаль ее— она ждала его так долго, она достойна быть счастливой:
— Мне надо с тобой поговорить, Лаурен.
Девушка не поняла, что его голос полон сожаления, она не хотела этого слышать, живя в своих мечтах. Она предложила ему сесть и стала возиться с букетом его цветов. Сколько радости, сколько эмоций, неподдельных улыбок на ее лице он видел в эту минуту.
— Лаурен, — Пэйтон понял, что в горле пересохло и он прокашлялся, пытаясь тянуть время. Она села рядом, улыбаясь, пытаясь морально подбодрить его. Она ждала его визита. Ждала десять лет.
— Ты удивительная девушка, добрая, открытая, — Пэйтон понял, что он никогда не был романтиком на земле. Красивые слова, цветы— все это не его. Почему нельзя выкрикнуть просто то, что он хочет сказать и не мучиться больше? — Ты доказала, что способна любить и ждать. Ты будешь хорошей женой, — он замолчал, чувствуя, как сильно стучит сердце, ощущая, как пальцы девушки сжимаю его руку. Ее глаза устремились на него открытым ожидающим взглядом. Он возненавидел себя и Оливию, — но не для меня.
Все раскололось, полетело ко всем чертям. Где — то впереди, возможно, есть свет. Возможно, мрак. Пэйтон не знал. Но он точно был уверен, что будет тяжело идти вперед. Англичанка победила в борьбе, о которой даже не знала. Орхидея против розы. Небо против земли. Шторм против штиля. Боковой ветер изменивший курс его жизни.
Он шел по пляжу, пиная песок. Было желание закричать во весь голос, но он лишь запивал крик алкоголем. Пэйтон Мурмаер был пьян и это его смешило больше, чем победа Оливии.
Утро его встретило засухой во рту и сильной головной болью. Накинув одеяло на голову, он простонал, вспомнив институтские годы. Как давно он не напивался до полусмерти. Только тогда была другая причина— веселье, сейчас он вырос и причина иная— безвыходность. Ситуация оказалась критической, в пору кричать Mayday (примечание: международный сигнал бедствия, используется в ситуациях, которые представляют непосредственную угрозу для жизни людей, терпящими бедствие).
Мысли рвали его мозг на части. От них не было спасения. Желание было только одно, уснуть и проснуться лет через пять. Может, этого времени хватит, чтобы успокоить себя? Или лучше подняться на борт своего самолета, сесть в капитанское кресло, включить двигатели, разгоняя самолет по полосе и подняться в небо. Он всегда находил успокоение в небе. Только теперь все гораздо сложнее. Теперь он не один покоряет его, на его борту девушка, которую он желал с такой силой, что даже отказался от тихой спокойной жизни.
Как теперь быть? Видеть ее каждый день, желать, думать и не иметь. Хартман был прав, прося ее отдать ему в экипаж. Но не видеть Оливию будет гораздо мучительней, чем ощущать ее присутствие каждый день.
Пэйтон вымученно вздохнул. Оливия Паркер ненавидит его, пусть ненавидит, так будет легче держать расстояние.
К обеду он спустился вниз. Молча. Как привидение. Мать проводила его взглядом, боясь, что — то спросить. Но тишина ее сына, который вчера должен был сделать предложение девушки, пугала ее. Он был сам на себя не похож: растрепанный, не бритый и, кажется, еще пьяный:
— Она отказала тебе?
Пэйтон, хмурясь, посмотрел на нее и только сейчас Джоан заметила темные круги у него под глазами. Где был ее сын всю ночь?
— Я отказал ей, — монотонным голосом произнес он.
В комнату вбежала Сильвия, но увидев подобие брата, вскрикнула от неожиданности:
— Бог мой! Мама, что с ним?
Пэйтон даже усмехнулся, желание увидеть себя в зеркале стало еще больше. Он налил в стакан воды и залпом выпил ее. Этого показалось мало, и он снова наполнил его водой.
— Свадьбы не будет, твой брат сошел с ума.
— Святые небеса! — Взмолилась Сильвия, — неужели в твоем мозгу просветление! Почему ты в таком виде? Ты пьян? Не пойму, ты празднуешь или грустишь?
Столько вопросов от одного говорливого человека он не мог осилить с первого раза. Попытка ответить хоть на один из них, привела только к одной фразе:
— Я еще не думал над этим.
— Как восприняла твое решение Лаурен? — Не унималась Сильвия, желая знать все подробности до мелочей.
— Плакала, — язык Пэйтона заплетался. Кажется, алкоголь еще действовал, — плакала и плакала. Много плакала. Все время плакала. Столько слез от одного человека я никогда не видел.
— Понятно, — вынесла свой вердикт сестра и посмотрела на мать, — ему надо проспаться.
Пэйтон кивнул, допивая воду. Проспаться и желательно до самого отъезда.
Поднявшись к себе в комнату, он лег и уснул. Он спал, спал, спал. Сколько прошло часов или дней, он не знал, потерявшись во времени. Но сон был нужен ему.
— Никогда не думала, что ты можешь так себя измотать, — он слышал шепот сестры возле уха, она гладила его волосы. Как в детстве, — никогда не видела тебя таким. Что случилось с жизнелюбивым Пэйтоном?
Все пошло наперекосяк. Сейчас бы в небо и забыть обо всем.
— Ты переживаешь из — за Лаурен?
— Нет.
— Из — за Оливии?
Молчание было ответом. Он посмотрел на себя в зеркало и улыбнулся, не веря глазам:
— Если я так приеду в Дубай, меня уволят.
— Так приведи себя в порядок, — она кинула ему полотенце, и он на лету поймал его, — кстати, борода идет тебе, выглядишь, как коренной житель арабской страны.
— Спасибо.
— Кстати, хочешь поговорить со мной?
— Нет.
— Пэйтон, — Сильвия встала, загораживая ему дорогу в ванну, — ты ничего не говоришь. Скажи хотя бы только одно— ты счастлив?
Полотенце чуть не выпало из его рук:
— Я похож на счастливого?
— Нет.
— Значит, нет.
Он обошел ее и направился в душ, но остановился, произнося:
— Я буду счастлив только когда сяду в самолет в кабину пилотов в капитанское кресло. Мне больше ничего не надо.
— А как же Оливия? — Удивилась его словам Сильвия. Она явно ждала развития любовного сюжета.
— Она осталась в прошлом. Ее нет в настоящем. Ее не будет в будущем.
— Как же так? — Возмутилась она, неудовлетворенная его ответом.
— Я не хочу больше это обсуждать.
Его больше никто ни о чем не спрашивал, давая насладиться общением с семьей в последние дни. Пэйтон пришел в себя, чувствуя приближение экзаменов. Он старался не думать об Оливии. Все его мысли теперь были направлены на учебу и скорый вылет в Дубай. В запах родного аэропорта.
— Моя гордость. — Прошептала Джоан, но ее прервал голос Сильвии:
— В Барселоне сделали полосу под твой большой самолет. Прилетай к нам, мы приедем посмотреть на тебя в работе.
— Было бы здорово. Может, нас поставят на этот рейс.
— Познакомишь нас с девушкой, которая заставила Пэйтона Мурмаера принять серьезное решение.
Он улыбнулся, представив эту картину. Но думать об этом не хотелось. Он предпочитал не вспоминать Оливию. Но Сильвии она бы понравилась. Они точно нашли бы общий язык.
Самолет взлетел, унося с собой все радостные и печальные моменты его пребывания на родине. Было жаль расставаться с родными, но он хотел домой. Расстояние приближало его к самому тяжелому, но желанному. Этот месяц изменил его, время дало подумать над многим. Он улетал из Дубая с единственной мечтой забыть Оливию. Возвращаясь обратно, он понял, что ни только не забыл, но безумно соскучился по ней. Ему не хватало ее. И с каждым днем все больше и больше.

| Ну что, вас пощекотали нервишки после того, как Пэйтон решил "жениться на Лаурен?"