Глава 36

359 13 0
                                    

Время летело со скоростью самолета, не было и минуты на отдых. Разнося еду по салону, Оливия ощущала волнение и нервозность, пряча их за улыбкой. Улыбка— искусственная маска. Улыбка— первое требование авиакомпании. Улыбка— это прежде всего спокойствие пассажиров. Улыбка— это престижность и большой профессионализм. Сегодня она давалась ей с трудом. Ощущение постоянного тремора самолета и, видя негаснущий знак пристегнутых ремней на панелях в салоне, заставляли ее улыбаться еще шире. Время приближало ее разносить еду пилотам и грозному Кариму. Это заставляло пальцы дрожать. Она переживала за все, мыслей было так много, что, утопая в них, она едва слышала просьбы пассажиров.
Еще три месяца назад она бы порадовалась за участь Пэйтона в таком сложном экзамене. Сейчас все стало по-другому. Сейчас она сочувствовала ему, переживала вместе с ним, чувствовала, как тяжело ему управлять самолетом в постоянной турбулентности под наблюдением такого угрюмого человека.
Табло погасло, и Оливия облегченно выдохнула, молясь, что бы оно не включилось до конца полета. Одной проблемой стало меньше, но возникала другая:
— Оливия, время кормить экипаж, — напомнила ей Келси.
Но девушка не забывала об этом ни на минуту и лишь кивнув, она увидела сочувственный взгляд старшей стюардессы:
— Улыбайся и молчи.
— Потом расскажешь, как обстоят дела в кокпите, — произнесла Нэсса, — может уже надо отправлять пилотам спасательную группу на помощь.
Нервный смешок слетел с губ Оливии. Теперь она начала переживать за себя:
— Я просто поставлю еду на их столики и молча уйду, — успокаивала она сама себя, направляясь на кухню.
Взяв три подноса из рук Ника, девушка уставилась на еду, понимая, что в голове у нее зарождалась отличная идея по временному устранению нежелаемого объекта из кабины пилотов.
— Ник, возьми у меня верхний поднос.
— Ты кого — то оставишь голодным? — Удивился он, неуверенно подчиняясь ее просьбе.
— Все будут сыты, — улыбнулась она, — но каждый в свое время.
Оливия пошла с двумя подносами и под пристальным вниманием стюардесс, открыла дверь кабины пилотов, видя, как они перевели взгляды внутрь кокпита, пытаясь рассмотреть, что твориться внутри. Оливия зашла внутрь, набрав в легкие, как можно больше воздуха и тут же выдохнула его, очутившись в полной тишине. Казалось ее присутствие никто не заметил. Атмосфера тишины и никаких улыбающихся лиц, каждый был занят своей работой. Карим сидел позади пилотов на дополнительном кресле, в котором, когда — то сидела она, летя на новом самолете из Гамбурга. На его коленях была разложена тонна бумаг. Вес этой макулатуры можно было сравнить с весом большого рюкзака странствующего путника. Джейден листал толстый журнал, лежавший у него на столе. Пэйтон сидел к ней спиной, он даже не обернулся на звук захлопнувшейся за ней двери.
— Добрый день, — улыбнулась она, нарушив могильную тишину, видя, как на ее голос обернулся только Джейден, — время обедать.
Он кивнул ей и перевел взгляд на Карима в ожидании его реакции:
— Спасибо, Оливия, мы как раз проголодались.
Наконец черный орлиный взгляд экзаменатора коснулся ее лица, и девушка улыбнулась шире, меняя тон голоса на убаюкивающий шепот:
— Уважаемый, капитан Джабраил, я предлагаю вам пообедать наверху в нашем лучшем люкс — классе, где вас никто не побеспокоит. Здесь, боюсь, вам будет неудобно.
Пэйтон тут же обернулся, слыша это безумие. Перед полетом он откинул мысли об этой девушки прочь, оставляя их на потом. Ему нужна была ясная голова и здравые мысли. Он решил игнорировать ее, но после ее слов это оказалось трудно. Увидев море удивления на лице своего второго пилота, он улыбнулся, понимая, что Оливии Паркер никто не указ, она все равно сделает по — своему. В ее голове рождаются безумные идеи слишком быстро, она просто не успевает думать об их последствиях.
Три месяца назад он убил бы ее за самодеятельность. Сейчас он лишь улыбался, переведя свой взгляд с лица недовольного Джейдена в окно. Буря решила спасти их на время, чтобы передохнуть от угнетающей тишины. Молчать столько времени становилось пыткой. Пэйтону казалось, что все диспетчеры на время стали его лучшими друзьями и выходя с ними на связь, он был рад, что может говорить.
— Я вас где — то видел, — произнес Карим, но его голос не испугал девушку, — ваше лицо мне знакомо.
— В аэропорту, — улыбнулся Джейден, — Оливия — лицо нашей авиакомпании.
— Ах, да — да, — задумчиво и растяжно сказал Карим, подняв указательный палец правой руки вверх, — я вспомнил. Вы и капитан Мурмаер, да — да. Красивая фотография. И кажется, это вы приняли роды у женщины, когда ваш капитан посадил самолет на короткую полосу в Коломбо. Я видел вас по телевизору.
Пэйтон перестал улыбаться, вспомнив, сколько нареканий услышал он в свой адрес из уст этого человека после той посадки. Карим не одобрил распоряжения Пэйтона садиться в Коломбо, мотивируя тем, что пятьсот жизней не стоили одной новорожденной. Сейчас не хотелось бы освежать память Карима.
— Да, это я, — все так же тихо произнесла Оливия.
— И что считаете вы, Оливия, по поводу того случая?
Он поправил бумаги, лежащие тяжелым грузом у себя на ногах и рукой, указал на пилотов, давая понять ей, что пока она будет отдавать еду, у нее есть время подумать над ответом. Девушка слегка занервничала, прикусив нижнюю губу и, повернувшись к Джейдену, встретилась с недовольным взглядом. Но послать ее сюда было его идеей, поэтому она пожала плечами и передала ему поднос с едой. Недовольно, он выхватил из ее рук несчастный поднос и поставил себе на столик.
Девушка повернулась к Пэйтону, протягивая ему поднос, представляя, как он мечтает его перевернуть на нее. Но она ошиблась. Его пальцы коснулись ее руки слегка задержавшись на них, его глаза осветило солнце, подливая молоко в эспрессо. Взгляд без гнева и раздражение. Теплота его пальцев пронесла сквозь нее нити всевозможных вспышек, но среди них не было ярости. В памяти вновь возникла картина той ночи, о которой она мечтала забыть и повторить одновременно. Она все еще отчетливо помнила эти пальцы, нежно скользящие по ее коже, оставляя дорожку покалывания.
— Спасибо, — он слегка улыбнулся и тут же отвернулся от нее, ставя поднос на выдвинутый столик возле себя.
У нее было время подумать о своем ответе, который ждал Карим, но она забыла вопрос. Вопросы другого рода теперь жили в ее мыслях и ответов на них у нее не было. Это был тупик.
— Ну что ж, — Карим отложил гору бумаг в сторону и встал со своего места, — раз вы так настаиваете, я пообедаю в более удобном месте, но при условии, что вы, Оливия, расскажите мне ту историю вашими словами. Я слышал только версию пилотов, и она до сих пор кажется мне безумной. Хочу знать мнение со стороны экипажа. Сторону, которая не имеет отношения к механике и пилотированию. Сторону, которая базируется лишь только на психологических аспектах.
Почему она не встретила Карима три месяца назад? Она в красках бы переврала всю историю, выставляя Пэйтона сумасшедшим, который посадил двухпалубный лайнер на полосу в дважды короче положенной.
Почувствовав себя в роли студентки, сдающей экзамен, девушка осознала, что каждое ее слово— это минус или плюс для Пэйтона. Вот только бы правильно их подобрать, чтобы не подвести его. Теперь она не хотела лишить его работы.
Карим открыл двери, пропуская Оливию вперед, и она вышла, ведя за собой того, от которого так хотели избавиться в кабине пилоты, но того, которого не ждали в салоне.
План Оливии сработал, она дала Пэйтону перевести дыхание, беря на себя все внимание этого угрюмого человека.
— В общем — то я на это и рассчитывал, решив, что Оливия отлично справится со своей работой, — произнес Джейден, — только не думал, что Карим вспомнит тот случай и уж тем более втянет в это ее. Вы не ладите друг с другом, ты думаешь, она обвинит тебя в неправильных действиях?
Пэйтон пожал плечами. Раньше он бы не сомневался в этом, сейчас все перепуталось. Он до сих пор не мог понять ни своих действий, ни ее молчания. Все стало по-другому, непредсказуемо:
— Я не знаю, — произнес он и открыл касалетку, ощущая запах еды. Аппетита не было, но надо заставить себя есть. Лучше это делать, пока Карим не вернулся. В его присутствии даже самый сочный кусок мяса превращался в безвкусный и сухой.
Оливия привела Карима неверхнюю палубу и улыбаясь ему, предложила рукой сесть за столик между двумя мягкими креслами:
— Сейчас я подам вам обед.
Она направилась на кухню, пройдя мимо ошарашенного Ника. Он открыл рот, видимо, желая, что — то сказать, но девушка опередила его:
— Зато пилоты расслабятся без Карима, им нужно время, чтобы перевести дыхание.
Он понимающе кивнул:
— Я позабочусь об этом, ты можешь идти.
Она с большой радостью убежала бы, но экзаменатор Пэйтона Мурмаера выделил и ей вопрос, ответ на который возможно, что — то изменит в этом экзамене:
— Ник, — девушка моляще посмотрела на старшего бортпроводника, в надежде что он поможет ей, — вспомни день, когда женщина рожала в нашем самолете. Скажи мне, что ты чувствовал в тот момент, когда Пэйтон объявил о экстренной посадке в Коломбо на полосу короче, чем требуется для такого гигантского лайнера? Ты был согласен с таким решением капитана?
Брови Ника поднялись вверх от удивления:
— Ты бы еще вспомнила тот случай, когда мы летели на двух работающих двигателях, — пробурчал он, — я не помню, возможно, вначале я испугался, но ведь мы обязаны выполнять приказ капитана. Здесь главный он и не в нашей компетенции перечить ему, даже если мы не согласны или просто боимся. Наша работа— выполнять то, что требует Пэйтон Мурмаер . Он сказал садимся, значит он был уверен в своих силах. Что касается страха— надо меньше об этом думать, а не кричать на весь салон «Аллах, спаси нас».
Он уставился на нее широко открытыми карими глазами, давая понять, что разговор окончен:
— Это все?
Оливия кивнула, совсем неудовлетворенная его ответом. Он говорил шаблонно, как его учили— капитан всегда прав. Его слова мало помогли ей, но кое — что она уловила для себя.
— Я сама отнесу Кариму еду, — она взяла поднос и вышла из кухни в салон, направляясь к столу, за которым сидел человек, наводящий на всех ужас. Ей предстояла возможность испробовать себя в роли Пэйтона Мурмаера, отвечая на его вопросы.
Улыбаясь, девушка аккуратно разложила перед ним большую белую салфетку и поставила на нее поднос. Она делала свою работу, а в ее мыслях вновь возник тот самый день, когда они сели в Коломбо. Она пыталась воссоздать каждую деталь в своей памяти, вспомнить свои ощущения, свой страх, свои слезы, утешения своего капитана, когда она уткнулась в его грудь, пачкая кровью. Она пыталась вспомнить свой страх или, напротив, желание быстрее сесть. Хоть где, не важно, но лишь бы капитан посадил самолет.
Карим указал рукой на пустое место напротив себя и Оливия села, ощущая себя на допросе.
— Итак, Оливия, — начал говорить этот грозный мужчина, — я знаю, что вы сейчас начнете оправдывать своего капитана, или упираться на заключенный договор с нашей авиакомпанией подчиняться любому его приказу. Я все это знаю. Поэтому не буду терять вашего времени и задам один вопрос, который никак не повлияет на мое отношение к тому случаю, — Карим облокотился на спинку кресла. Оливия же напротив, чувствовала, как напряглась каждая мышца в теле. Она не ожидала таких слов. Этот мужчина, как зоркий орел, видел все вокруг, но как орел, он так же внезапно мог накинуться на свою жертву, перерезая горло ногтями. Она боялась даже думать о его новом вопросе.
— Оливия, у вас есть дети?
Это был странный вопрос, и девушка пожала плечами, отрицательно покачав головой:
— Нет.
— Жаль, — он дотронулся до своей бороды, прищурив глаза, — но мать у вас есть?
— Да.
— Хорошо, — кивнул мужчина, кладя руку на подлокотник, — представьте ситуацию, Оливия, что ваша мать летит на рейсе на высоте тридцать шесть тысяч футов, где внезапно начинаются роды у незнакомой женщины. Капитан принимает решение садиться в ближайшем аэропорту. Вроде бы ничего страшного, но есть кое — что пугающее— этот самолет не может произвести посадку на ту полосу. Но капитан уверен в своих силах и настаивает на данной посадке, жалея бедного ребенка или ту женщину, которая истекает кровью. На борту ваша мать, Оливия и еще пятьсот пассажиров и двадцать шесть членов экипажа у которых наверняка тоже есть близкие люди, ждущие их на земле в пункте назначения.
Карим замолчал, задумавшись, этого времени Оливии хватило понять, к чему он клонит.
— Он совершает посадку, но не успевает затормозить. Самолет таранит забор и выкатывается за пределы полосы, натыкаясь на близлежащие здания. Взрывы, пламя, крики ужаса, адская смерть сгореть в огне заживо, — Карим поморщился с отвращением, — вы ждете мать, а она уже не вернется, потому что капитан самолета, на котором она летела, был слишком сентиментален и пожалел рожающую женщину и ее ребенка. Более пятисот смертей ради одной.
Оливия представила всю эту картину в ярких красках крови и огня. На секунду ей показалось, что она слышала крики. Крики ужаса. Ее затошнило.
— Мой вопрос скорее не вопрос, Оливия, скорее, убеждение. Вы до сих пор считаете Пэйтона Мурмаера, посадившего самолет на такую полосу, героем?
Ощущение сухости в горле и нехватка воздуха. Она вздохнула глубже, облизнув губы. Странный человек со странными убеждениями. Жестокий человек, убивший ее мать в пожаре и обвинивший в этом Пэйтонп. Он пытался воздействовать этим на психику. Оливия не знала, что ответить ему, находясь в глубоком шоке от его слов. Считала ли она Пэйтона героем? Он спас жизни новорожденного ребенка и его матери, сохранил жизни более пятисот человек, хоть и рискуя ими, но он действовал уверенно, а значит знал, что все пройдет успешно.
Сейчас Оливия еще раз убедилась в том, на сколько тяжела его профессия, как тяжело быть капитаном и принимать подобные решения. Так же тяжело было ее отцу, она помнила, как он после рейсов делился с женой такого рода случаями. Джина Паркер всегда поддерживала мужа.
— Да, — Оливия гордо выпрямилась, отрывая взгляд от своих рук. Ее глаза встретились с орлиным взором жестокого человека, сидевшего перед ней, — я считаю Пэйтона Мурмаера героем. Я довольно много для стюардессы понимаю в механике и пилотировании, вы выбрали для беседы ни того человека. Я — дочь капитана и связана авиацией до кончиков своих волос. И хоть каждое воздушное судно имеет свою специфику, я уверенна, что они все имеют схожесть. Самое большое отличие— Аэрбас слишком тяжел, но это дает ему преимущество перед такой посадкой, а погасить скорость в воздухе никто не запрещает. Есть миллионы способов сделать это, вы сами знаете, не мне вас учить.
Оливия встала, оставляя этого странного человека сидеть:
— Пэйтон спас всех пассажиров, и он не герой. А вот если бы он летел еще четыре часа до пункта назначения, ребенок и женщина умерли и тогда он стал бы убийцей. Для вас он плохой в любом случае, так к чему весь этот разговор. Приятного аппетита, капитан.
Сжав пальцы в кулаки, Оливия направилась вниз. Этот человек пытался подчинить ее себе жалостью, настраивал против своего капитана. Она гордо дала ему отпор. Джон Паркер гордился бы своей дочерью.
Не важно, что будет после ее слов. Возможно, Пэйтону придется не сладко лететь еще половину пути, но она ни капли не пожалела о том, что сказала. Никакое звание не заменит правды.
Девушка прижалась к стене возле кабины пилотов, смотря на их дверь. Она не войдет и уже тем более ничего не скажет про этот разговор. Облегченно вздохнув, она направилась к своим пассажирам, поглядывая на часы и молясь, что бы пилоты попросили кофе раньше, чем к ним спустится Карим. Больше видеть она его не хотела, все еще находясь в легком шоке от его страшных слов.
Как почувствовав ее желание, зазвонил телефон возле кухни. Оливия взяла трубку, видя, что звонок от капитана:
— Я слушаю, — она ждала его слов про кофе, желая услышать любое желание, но только его голосом. Он будоражил ее, казалось, что наступила тишина и даже шум двигателей умолк.
— Оливия, зайди к нам.
Было странным слышать такое желание, но она подчинилась, уже спустя пару секунд набирая код на двери. Она зашла внутрь, закрывая за собой дверь и две пары глаз уставились на нее.
— У нас есть десять минут для того, как мы войдем в сильную зону турбулентности, — начал говорить Пэйтон, но Джейден его перебил, встав со своего места и вручая Оливии поднос с едой
— Хоть в туалет успею сходить.
Она слышала, как закрылась за ним дверь и перевела взгляд на капитана, теперь боясь слышать даже его голос.
— Десять минут, чтобы убрать все горячие напитки, — продолжил Пэйтон, изучая ее побледневшее лицо, — никакого чая и кофе. Прекратить обслуживание до тех пор, пока я не выключу табло, — он нажал над собой кнопку и Оливия услышала знакомый звук. Она вздрогнула, переведя взгляд на дисплей погодного локатора, находящегося перед Пэйтоном. То, что она увидела, напугало ее еще больше — они влетали в большой грозовой фронт, он был настолько большим, что поглощал пол экрана. У него имелось начало и не было конца:
— Его нельзя облететь?
Казалось, Пэйтон уже привык к ее пониманию авиации, теперь его не смущал этот факт:
— Нет, — он ткнул пальцем в монитор, — он плотный и я не знаю, где его конец. Если я начну снижаться, будет только хуже. Буду просить сменить эшелон выше, но мы и так летим тридцать восемь тысяч футов.
Зачем он ей говорил это? Лучше бы она не знала, каждую минуту, думая, что скоро все закончится. В памяти вновь всплыли заголовки газет с жуткими фотографиями разгромленного салона самолета, летевшего этим же маршрутом.
— Я не просто так позвал тебя сюда, — Пэйтон пристально посмотрел на девушку, видя, как она побледнела. Да, он не просто так пригласил ее, помня, как она вцепилась в его руку, когда их сменный экипаж попал в песчаную бурю и самолет трясло слишком сильно. Он позвал ее, что бы она не боялась, подбодрить ее. Раньше такое не пришло бы ему в голову, но сейчас, ему захотелось ее обнять со словами, — все будет хорошо, я уверен в этом.
Но она не смотрела на него, казалось, девушка даже не слышала его слов, уставившись на монитор огромными глазами цвета утреннего неба. Затем она перевела взгляд в окно впереди себя, смотря на бесконечную белую массу— ту самую прекрасную пушистую вату для любого человека, не знающего, что скрывает такой слой красоты.
— Оливия! — Пэйтон командно повысил голос и она, наконец, не моргая посмотрела на него. — Тебе нечего боятся.
— Тогда зачем ты показал мне это? — Теперь ее глаза изучали его лицо, на секунду она даже забыла про грозовой фронт. Она так долго видела в этом кресле чужие лица, что, смотря на Пэйтона сейчас, она чувствовала себя, как дома. Его лицо было родным.
— Что бы ты отнесла это, — он взвалил на ее руки, держащие поднос Джейдена, свой и нахмурил брови, продолжая сверлить ее взглядом. Что она хотела услышать еще от него? Он дважды повторил ей одно и тоже, что бы она не переживала и не пугалась. Какого черта злить его? Что бы слушать его успокоения тысячи раз? Наслаждаться тем, что Пэйтон Мурмаер вдруг переживает за нее? — Время еды закончилось, — сухо произнес он и отвернулся, поправляя наушники. Больше он не скажет ни слова.
Оливия еще раз посмотрела в окно, отгоняя от себя мысли о нервном капитане. Надо было ответить ему дерзостью, но она пожалела его. Так же как мать жалела отца, соглашаясь с ним в любой ситуации:
— Хорошо, капитан, я поняла. Мне позвать Карима? Или пусть подавится едой во время тряски?
Тут же дверь распахнулась и за Джейденом зашел тот самый человек, которому она только что пожелала «приятного аппетита». Карим просверлил ее взглядом своих черных глаз и сел на свое место, беря тонну бумаг и кладя их на колени. Девушка не стала еще больше портить ему уже испорченное настроение и вышла из кабины, закрыв за собой дверь.
Пэйтон улыбнулся, не веря собственным ушам. Это была все та же Оливия— дерзкая и упрямая. Она пыталась быть милой, но маленький дьявол, сидящий в ней, все-таки высказал свое слово.

|Я создала свой ТГК, кому интересно переходите
Название: Твое подсознание <🫂

Я подарю тебе крылья| P.M.Место, где живут истории. Откройте их для себя