Я подарю тебе крылья| P.M.

Глава 42

Небо— безмерные просторы голубого рая вперемежку с белой ватой. Оно втягивает в свои объятия, снимая напряжение. Мысли тяжелым грузом остаются внизу, а тело парит, чувствуя легкость. Самолет— защита от обыденности и реальности жизни. Он поднимается выше, заставляя забыть всю земную суету. Но как только нога ступает на твердый асфальт, вновь суета просачивается в тело.
Оливия быстро поднималась по ступенькам отеля в Бангкоке, пытаясь убежать в свой номер, затеряться среди бетонных стен и закрыть дверь на ключ. Она не замечала тяжести чемодана, который держала на весу. Ручка продавливала ей пальцы, они немели, но даже это не заставляло ее остановиться.
Девушка понимала, что рано или поздно ей придется объясниться с Чейзом. Но желание «поздно» перевешивало «рано» и она боялась остаться с ним наедине. Это была трусость. Она не знала, что сказать ему, чтобы не ранить. Но знала одно — ей придется врать. Много и уверенно. Правда лишь одна — она не хотела его. Не хотела встречаться с ним, не хотела его поцелуев, его признаний в любви и тем более близости. А о причине столь резкого в ней изменения можно умолчать. Конечно, если он не начнет копаться в ее душе и задавать наводящие вопросы. Кажется, однажды он уже высказался по поводу ее отношений с Пэйтоном. То были его догадки, которые превратились в реальность.
— Оливия!
Голос этажом ниже заставил ее подниматься еще быстрее. Переступив последнюю ступеньку, она оказалась возле двери в свой номер, пытаясь вставить ключ в замок.
— Оливия, подожди, — Чейз очутился рядом с ней слишком быстро. Его грудь тяжело поднималась и опускалась, он не мог отдышаться, чтобы начать говорить, — подожди.
Оливия опустила руку с ключом так и не открыв дверь. Она уже не спрячется за ней, зато ей придется поговорить с Чейзом. Девушка начала нервничать, но тут же заставила себя вдохнуть больше воздуха и это расслабило ее.
— Нам надо поговорить, — наконец он отдышался, — прости меня. Это была моя вина, я слишком быстро приблизился к тебе. Я не знаю, как так вышло, но шампанское и музыка… — Он слегка выругался, отвернувшись, но затем продолжил, — нет, ты была такой красивой, я столько времени мечтал об этом, что не смог удержаться. Скажи, ты можешь простить меня?
Это были слова, которые она не ожидала услышать. Это она должна была просить прощения, что грубо оттолкнула его от себя в тот вечер и попросила уйти, ничего не объяснив. Нервно теребя ключи, она наконец вставила их в замок и открыла дверь. Коридор не место для таких разговоров:
— Мне казалось, это я обидела тебя, — спокойным голосом произнесла девушка, входя в номер и закатывая внутрь чемодан. Только сейчас она осознала, как сильно болят ее пальцы, — это мне надо просить у тебя прощение.
Чейз зашел за ней, закрыв за собой дверь и от этого звука Оливия вздрогнула, посмотрев на нее.
— Виноват только я. — Он стоял в прихожей, боясь сделать шаг и пройти дальше, — ответь мне, ты прощаешь меня.
Все больше и больше его слова удивляли ее. Но раз он так хочет, то почему она не имеет права его не простить.
Уже почти кивнув, девушка услышала глухой короткий звук своего телефона и машинально ее рука полезла в сумочку, вынимая его. Она была уверенна, что это мама, но ошиблась, читая имя отправителя. Пэйтон. Улыбка коснулась ее губ и сквозь молчание, царившее в номере, она молча прочитала: «Скучаешь?».
Оливия тут же забыла про мужчину, стоящего напротив себя и просящего у нее прощения. Ее пальцы начали набирать текст ответа: «Еще не успела». Она отправила его, усмехнувшись. Как кошка играет с мышкой. Чувствуя себя в роли кошки, боясь поверить в то, что она мышка. Она скучала. Его не хватало. Вместо Пэйтона перед ней стоял Чейз. Она перевела взгляд на него, видя, что он еще ждет ответ и улыбка пропала. Даже сейчас между ними мысленно стоял Пэйтон.
Оливия пыталась собраться с мыслями, чтобы ответить ему. Она нахмурила брови, понимая, что пришло время поговорить с Чейзом серьезно и не прятаться за пустыми извинениями. Только открыв рот, чтобы произнести долгую речь, она вновь услышала звук входящего сообщения. Девушка опять отвлеклась, заставляя гостя ждать. Открыв сообщение, она увидела фотографию. На ней себя, сладко спящей в своей же кровати с обнаженной спиной. Волосы прикрывали одно плечо, каскадом струясь по подушке. Белая тонкая простынка слегка прикрывала бедра, открывая взору тонкую талию.
Теперь Оливия открыла рот от удивления и ужаса. Ее полуобнаженная фотография в телефоне Пэйтона Мурмаера вызвала шок. На секунду она вспомнила Гамбург, холодную воду бассейна, нехватку воздуха, гнев, озноб и досаду. Но следующая его сообщение, заставило ее расслабиться: «А теперь скучаешь?»
А теперь она выдохнула, поняв, что он шантажирует ее, пытаясь надавить на воспоминания.
— Дьявол, — выругалась Оливия и улыбнулась, пальцами набирая текст: «Надеюсь явиться к тебе во сне в таком виде».
Она засмеялась, отправляя ему сообщение и слыша шорох в комнате. Она забыла про Чейза. Она опять про него забыла:
— Прости, я…
Слов не было, как и мыслей, связанных с этим мужчиной. Она хотела что — то сказать, но потеряла суть разговора. Перед глазами стояла фотография, сделанная Пэйтоном, как умелым художником, сумевшим запечатлеть минуты сладости.
— Тебе некогда, — Чейз почувствовал себя лишним, — поговорим позже.
Девушка смотрела, как закрылась за ним дверь и облегченно вздохнула, переведя взгляд на телефон. Только сейчас она осознала, что прижимает его к груди.
Поменяв душный Дубай на не менее душную Доху, Пэйтон сидел под кондиционером, пытаясь себя остудить. За одним столом с ним сидел Джейден, но даже его присутствие не мешало крутить в руках телефон, посылая короткие сообщения Оливии. Он тешил себя надеждой на то, что она позвонит. Но эта вредная девчонка лишь прислала ночное пожелание в его адрес. А дальше молчание и бесконечная пауза.
— Ты пишешь своей девушке? — Джейден отрезал кусок запеченного ягненка.
Доха все тот же Дубай. Катар все так же напоминал Арабские Эмираты. Палящее солнце, душный соленый воздух — все тот же Аравийский полуостров.
— Да.
— Позвони ей, я могу закрыть уши.
Пэйтон засмеялся, хитро подмигнув ему:
— Не могу. Мы решили не созваниваться.
— Вы уже расстаетесь? — Удивился Джейден и его вилка с куском ягнятины остановилась на пол пути в рот, — ты меня удивляешь.
— Нет, просто нельзя сильно привыкать друг к другу. А еще, — Пэйтон наклонился через стол, прошептав, — когда человека не слышишь, то скучаешь сильнее. Хотя… — Он задумался, вновь спиной прислоняясь к спинке кресла, — есть люди, которых много лучше не слушать.
Он вспомнил, как много раньше говорила Оливия. И далеко неприятные вещи. Он вспомнил, как хотелось ему закрыть ей рот рукой, пару раз это даже получилось. Он усмехнулся, вспомнив Гамбург. Этот странный город подарил ему много приятных вещей.
— Ты мне так и не сказал ее имя.
Воспоминания улетучились, и улыбка исчезла. На смену им пришла фантазия и задумчивый вид. Сколько женских имен он знал. Миллион. Сейчас не помнил ни одного, чтобы солгать Джейдену.
— Давай не будем о ней говорить, — Пэйтон занервничал, наливая себе в стакан воду, — я не хочу о ней вспоминать.
Джейден наконец донес вилку с наколотым на ней куском ягненка до рта, наслаждаясь вкусом сочного мяса:
— Люблю бывать в арабских странах, они очень вкусно готовят мясо.
— Я люблю лосось, поэтому люблю бывать на высоте тридцать восемь тысяч футов над землей во время обеда.
Джейден засмеялся, кивая, зная пристрастия своего капитана.
— Какого цвета у нее глаза? Она блондинка или брюнетка? — Он решил вернуться к вопросу о девушке.
Пэйтон вздохнул, слегка удивившись. С каких пор Джейдена интересует цвет глаз его девушек? Но на этот вопрос можно было ответить. Можно было даже не врать, Джейден все равно ни о чем не догадается:
— Голубые. Как небо. — Можно было еще привести несколько сравнений: цвет утреннего неба, нежно — голубые, небесная гладь. Но этого хватит. — Она шатенка, — Пэйтон задумался, понимая, что описать цвет волос Оливии гораздо сложнее, чем ее глаза.
— Голубоглазая шатенка, — улыбнулся Джейден, нанизывая новую порцию мяса на вилку, — небесно — голубые глаза, как у Оливии?
Пэйтона тут же бросило в пот, и он слегка ослабил галстук, наблюдая за вторым пилотом:
— У Оливии Паркер голубые глаза? — Он натянул улыбку, пытаясь за ней скрыть страх разоблачения.
— Очень красивые голубые глаза.
Становилось все интересней и интересней. Пэйтон сложил руки на груди, откинувшись на спинку кресла:
— Я не замечал. Что еще тебе нравится в ней?
Странное чувство собственничества возникло из ниоткуда, надо было засунуть его обратно туда же, но Пэйтон не мог этого сделать — любопытство взяло вверх.
Джейден задумался, сощурив один глаз и Пэйтону это уже нравилось. Больше положительных качеств у Оливии нет. Его это даже посмешило. Ничего удивительного, задай ему тот же вопрос, он бы задумался, не найдя сразу ответа.
— Она красивая девушка, — наконец произнес Джейден, — у нее милое личико, наверно слишком милое имея такой характер. Фигура тоже ничего, но немного не в моем вкусе, грудь бы побольше, как у Нэссы. Хотя… — Он вспомнил, как Оливия пришла к ним в кокпит с расстегнутой блузкой, из выреза которой он упивался зрелищем упругих грудей, — нет, пожалуй, с грудью у нее нет проблем. Да и характер в принципе не плох. Она не воюет со мной, видимо, я не раздражаю ее так сильно, как ты. Волевая, сильная, энергичная, легка на подъем. Ну это мое мнение.
У Пэйтона не было слов. Он проглатывал мнение своего второго пилота про девушку с которой просыпался три ночи подряд. Молча. Стиснув зубы. Чувствуя, как нервничает. Ощущая гнев.
— А ты? — Джейден посмотрел на Пэйтона, — тебя не было три месяца. Что-нибудь изменилось между вами? Вы все так же враждуете между собой?
— Ненавижу ее, — прошипел Пэйтон, подумав о том, что подвергло Джейдена думать о размере ее груди, — давай не будем о ней говорить. Тема, касающаяся Оливии Паркер меня раздражает.
— Но ты трясся над ней в Сингапуре…
— Она на моем борту ударилась головой, в которой и так не много мозгов. И еще я обещал ее матери позаботиться о ней. Плюс, я хорошо отдохнул и могу вновь терпеть ее присутствие в моем экипаже. Не знаю, надолго ли хватит моего терпения.
Именно такие слова он сказал бы три месяца назад. Сейчас он был не согласен с каждым из них. Когда он увидел рану на ее голове, вначале был испуг, потом злость на нее. Она встала со своего места тогда, когда он запретил. Она ослушалась его приказ, но поступила смело, пытаясь подстраховать пассажиров. Собой. Надо будет поговорить с ней об этом и заставить исполнять его приказы. И дело не в том, что она лишится последних мозгов, слава богу, их еще много. Дело даже не в Джине Паркер и ее просьбе. Дело в другом, в чем — то новом. Он не мог дать ответ на этот вопрос. Наверно, просто не хотел копаться в себе глубже.
Пэйтон задумался, крутя в руках телефон, одновременно поглядывая на дисплей.
— Хорошо, — кивнул Джейден, — не будем говорить об Оливии, поговорим о твоей девушке.
Это было смешно. Пэйтон не смог скрывать накатившую улыбку и тихо рассмеялся. Только его жизнь может быть одной сплошной неразберихой и только он мог иметь девушку, с которой спал и девушку с которой враждовал в одном лице.
— Давай не будем говорить о них обеих. Поговорим о предстоящем собрании, нам надо серьезно подготовиться к нему. Думаю, оно пройдет для нас тяжелее, чем кажется.
Забивать себе голову пустыми разговорами о девушке он не хотел, так же как думать о том, что Джейден изучает ее грудь.
В не менее душном Бангкоке, поужинав в ресторане при отеле, Оливия, Нэсса и Дженнет шли к себе в номера. Они смеялись, обсуждая тему предстоящей свадьбы. Одну тему, которая на шесть месяцев стала темой года. Оливия не подозревала, что гардероб невесты должен состоять из сотни деталей: свадебное платье, туфельки на устойчивом каблуке, кружевная подвязка, которых великое множество, как и свадебных платьев, нижнее белье, ожерелье из жемчуга, сережки, букет цветов для невесты, прическа и макияж. Полгода — это маленький срок. Полгода можно только выбирать пригласительные открытки на свадьбу.
Оливия вздохнула, понимая, что срок надо выбирать больше, либо выходить замуж в церкви сразу, как только жених сделает предложение.
— Мы уже даже поругались с Шоном, — нахмурившись произнесла Дженнет, — из — за его костюма. Он хочет жениться в форме, а я хочу видеть на нем элегантный свадебный костюм, желательно светлых тонов.
— Пусть будет в форме! — Воскликнула Оливия, — ведь форма — это часть его жизни.
На пару секунд в памяти возникла небольшая рамочка их светлого дуба в гостиной ее дома, за стеклом которой счастливые родители обнимали друг друга. На маме было одето белое платье, подол которого касался мраморного пола. Отец, как капитан авиации, надел свою форму. Она подчеркивала статус и гордость, делая его самым красивым мужчиной. Наверняка мама годилась им и, скорее всего, ей завидовали все женщины в округе.
— Не хочу мешать работу со свадьбой, — занервничала Дженнет, — это две разные вещи. Работа нас разлучает. У меня сердце сжимается, когда я вижу Шона в форме. Видимо срабатывает рефлекс предстоящей разлуки.
Теперь Оливия ее поняла. Дженнет была права. Но почему мама позволила отцу надеть летную форму на свадебную церемонию? Они летали разными экипажами и редко виделись. Капитанская форма должна была стать ненавистной ей. Но тем не менее, на свадьбе Джон Паркер продолжал быть пилотом.
Этот вопрос, который никогда даже в голову ей не приходил, засел колом в ее мыслях. Она зашла в номер, попрощавшись с подругами и набрала номер Джины:
— Мама, — прошептала Оливия, слегка улыбнувшись. Ей казалось, мама видит ее улыбку, — я соскучилась по тебе.
— Оливия, детка, ты не звонила несколько дней. Я начала волноваться, а потом вспомнила, что ты можешь быть занята слишком сильно, чтобы позвонить матери.
Это был упрек и обида. Оливия ощущала их в голосе Джины. Но она не хотела заставлять мать грустить из — за того, что потеряла счет времени, полностью отрешившись от реальности. Пэйтон Мурмаер каким — то образом подчинил себе ни только ее тело, но и, видимо, время.
— Прости, я…
— Я все понимаю, — не дала договорить Джина, — сама была молода. А когда познакомилась с твоим отцом, то остальные люди ушли на второй план. Это закон жизни, дочка. И раз ты не звонила столько времени, а в последнее время была задумчивая и грустная, могу предположить, что сейчас кое — что изменилось в твоей личной жизни.
Теперь голос на том конце звучал веселей и это уже радовало девушку. Нет, мама не обижается, прекрасно все понимая.
— Спасибо, что все понимаешь, мама.
Оливия не хотела, чтобы разговор был направлен на ее личную жизнь. Она никогда не признается никому, что спит с Пэйтоном. Это неправильно, это аморально, этого не должно быть, это не поддается логике и об этом никто не узнает. Поэтому она резко сменила тему для разговора:
— У меня к тебе вопрос, касающийся папы.
— Конечно, ты же знаешь, что я могу говорить о Джоне часами.
Оливия улыбнулась, зная это:
— Вопрос странный, но очень важный. Скажи мне, как ты отнеслась к тому, что папа решил надеть капитанскую форму на вашу свадьбу?
Минута тишины и Оливия уже пожалела о сказанном. Конечно матери больно вспоминать тот день. Кто тянул за язык? Его надо было отрезать еще при рождении. Пэйтон был прав.
— Оливия, — тихий голос Джины заставил девушку забыть кровавую операцию, но следующие слова, заставили думать о ней с еще большей силой, — Пэйтон сделал тебе предложение?
Минута тишины превратилась в часы. Эти слова резали слух. В природе не могло быть такого союза. Оливия не могла понять при чем здесь Пэйтон, если она спросила про отца.
— Что ты такое говоришь? — Пробурчала девушка, — моя подруга Дженнет выходит замуж за пилота. На свадьбу он хочет быть при форме, а она против. Форма вызывает у нее ассоциации расставания, ведь одевая ее, Шон улетает в рейс, и они расстаются на долгое время. Только поэтому я спросила тебя об этом, ведь вы с папой были в таких же условиях.
Джина засмеялась, и Оливия облегченно вздохнула:
— Дочка, я тебе скажу одно, та минута, когда я впервые увидела твоего отца, изменила всю мою жизнь. Джон Паркер был пилотом, элегантно одетым в форму с погонами. Ни расставания на время долгих рейсов, ни что — то другое не способны перебить всю ту любовь, которая возникла между нами. А форма — это напоминание о ней. Первый взгляд, первая улыбка, первый румянец на щеках, первые слова друг другу — вот что это значило для меня, приятные воспоминания. Я не была против такой одежды на свадьбу и между нами говоря, — Джина перешла на шепот, слова которого Оливия едва улавливала, — верни меня на двадцать четыре года назад, на свою свадьбу я надела бы форму стюардессы.
Почему — то, наперекор себе, мысли Оливии тут же вернули ее в свое прошлое. В тот день, когда она впервые увидела Пэйтона Мурмаера у стойки регистрации. Первый недовольный взгляд, первая перепалка между ними, первое ругательство в адрес родителей, первое желание задушить друг друга, первые его угрозы в ее адрес. Все это она еще помнила. Но спустя несколько месяцев, он исправил первую встречу, создавая дубль два. Хоть она и не была первой, но был нежный взгляд друг другу в глаза, откровенная улыбка и приятные слова. Жизнь разделилась на до и после его отпуска. И в каждом дубле их «первого знакомства» он был одет в форму капитана с четырьмя золотыми полосами на рукавах его костюма и в фуражке с кокардой, на которой красовалась вышивка в виде золотых листьев. На секунду захотелось представить, какого это быть женой Пэйтона Мурмаера — капитана красивого, гордого, умного мужчины. Какого это зайти с ним в церковь и стоять у алтаря, слушая монотонную речь священника…
Оливия откинула эти мысли прочь, понимая, что они начинают ей нравиться. И ей нравилось, что в ее мыслях он был при форме. Она отчетливо видела четыре золотых полосы на рукавах его пиджака, она видела символ авиации в виде крыльев на его груди, она видела золотой зажим в виде Аэрбаса, приколотый к его галстуку. Она тысячи раз видела эти вещи и впервые ее мысли перенесли Пэйтона в церковь. Чувствуя, как щеки порозовели, Оливия заставила себя переключить свое внимание на разговор с матерью, половину которого уже прослушала.
Не улавливая уже смысл этого разговора, девушку внезапно осенило — ее телефон занят. А если Пэйтон соскучился и звонит ей, нарываясь на короткие гудки? Она не могла пропустить его звонок и ощутить все прелести выигрыша.
— Мама, я забыла об одном важном деле! — Наигранно воскликнула Оливия, — я перезвоню тебе завтра.
Она возненавидела себя за ложь. Она возненавидела себя за то, что не звонила Джине целых два дня. Такое было впервые за долгое отсутствие дома. И о причине не хотелось думать. Но Оливия думала, упав на кровать, широко раскинув руки, теряя телефон на пол. Она лежала, смотря в потолок, не зная сколько время, забыв про сон. Она ждала мелодию, вспоминая фотографию, присланную Пэйтоном. Как мило и хитро он поступил, прислав ее. Он знал, что, смотря на себя, она будет вспоминать минувшие ночи, изводя себя тоской по нему. Он ждал, что она захочет позвонить. И она, черт, хотела. Останавливало только одно — скудная фантазия на необычное свидание. Надо было брать себя в руки и не поддаваться его уловкам. Он слишком хитер, и она это прекрасно знала.
Подняв с пола телефон, она уставилась на черный дисплей, гипнотизируя его взглядом. Казалось, она посылает сигнал. И это сработало, телефон заиграл знакомой мелодией, а на дисплее, как яркая вспышка, появилась имя того, кому был адресован этот сигнал.
Сердце набивало приглушенный ритм и на губах девушки появилась легкая усмешка:
— Привет, — ее тихий шепот, — я выиграла.
— А разве это я тебе звоню?
Она вновь слышала шелк его голоса и сейчас даже этого было достаточно.
— Я очень надеюсь, что ни я.
Пэйтон засмеялся, и Оливия улыбнулась, вновь ложась на кровать. Даже его смех расслаблял ее. Она чувствовала, как уходит напряжение от ожидания его голоса.
— Да, я придумал необычное место для свидания, Ливи. Так что я имею полное право звонить тебе.