Проект "1945"

Икуко Садо

Икуко Садо

81/ Хиросима/ 870 м

Я желаю, чтобы настал тот день, когда в мире больше не будет ядерного оружия.

Садо Икуко

Утром 6 августа меня с годовалой сестрой отправили в дом моей бабушки в Каминагарекава-чо. Около 8:15 мы играли на заднем дворе под палящим летним солнцем. Дом моей бабушки находился в 870 местрах от эпицентра.

Как только я услышала «пика! дон» (японское звукоподражание взрыву атомной бомбы), нас с сестрой сбило с ног и унесло далеко от того места, где мы играли. Я получила небольшие ожоги на руках и лбу. С другой стороны, из-за летней жары на моей сестре было только легкое платье, и у нее были ожоги по всему телу. Ее кожа была в язвах и свисала на конечностях.

Наш семейный дом – деревянное строение – мгновенно разрушился в результате взрыва и сгорел от тепловой волны в 3000-5000°C. Среди огня и обломков у нас больше не было дома, поэтому мы с бабушкой решили отвезти раненую сестру в хигаши-ренпейчо (восточные военные полигоны). Мы пошли к мосту Энкубаши, чтобы добраться до полигонов. Горы обломков лежали на пути. Мы проходили мимо углей и дыма. Люди с сильными ожогами молили: «Дайте мне воды! Пожалуйста, дайте мне воды!» - кричали они. Некоторые упали в реку и просили о помощи. Другие безжизненно качались на воде. Мы будто шли через ад.

Я не уверена, сколько часов это заняло, но мы наконец добрались до восточных военных полигонов. Ожоги сестры были серьезными: ее плечи, шея, грудь, руки и ноги покраснели и воспалились, а ее платье было залито кровью. Мы попросили военного врача о помощи. Нам сказали ждать в очереди. Я по сей день помню гнев, который тогда меня охватил. По всему полигону были разбросаны почерневшие трупы. Территорию заполнили люди, кричащие в агонии от гноящихся ожогов, либо оплакивающие погибших. Нас словно затянуло в ад.

На следующее утро я проснулась от плача сестры. Когда я проверила ее, личинки заполнили ее раны. Моя сестра дергала ногами – возможно, из-за зуда. Я попросила у военного врача пару палочек для еды и убрала личинки. Ее крики утихли, и вскоре она уснула.

8 августа – через два дня после взрыва – тело сестры становилось холоднее и холоднее, и она умерла. Я помню, ее лицо было красивым. На следующий день около пяти часов вечера мы одолжили тележку у офицера, отнесли тело моей сестры и немного дров в ближайший парк. Мы кремировали ее.

Парк превратился в импровизированный крематорий. Тела перемешались друг с другом; военные офицеры облили их маслом и подожгли. Это было особенно жаркое время года, поэтому гниение было быстрым, а запах – сильным. Военный офицер приказал нам взять прах сестры и положить его в банку. Мы взяли ее с собой в нашу палатку на полигоне, которую теперь называли домом.