38 меридиан с.ш.

Алабама

Снова маленькая комнатушка и синтезатор.

— Спасибо за занятие, — сказал юный ученик Памелы и отправился домой. Как Рошель ему завидовала. Она безумно вымоталась за последние несколько дней. Хотя она всегда отличалась трудолюбием, но в эту неделю выложилась на полную.

— Соскучилась? — Тринити вошла в кабинет и кинула портфель в угол. Мел поморщилась от грохота.

— Соскучилась, соскучилась. Как поживает там твоя песня, отрабатывала то, что я тебя просила?

— Ну, я пыталась, но не думаю, что что-то улучшилось. Звучит так же... грязно, — ответила девушка и поправила клетчатую теннисную юбку.

— Получится, не переживай, но не сразу. Песня действительно сложная.

— Я уже пожалела, что выбрала её. А, пока не забыла, Нэйт просил меня узнать, поговорила ли ты с братом.

— Да... — замялась Рошель.

— И-и?

— Пока дела идут не очень.

— А поконкретнее?

— Он сказал, что хочет видеть Маккензи и лично с ним поговорить, — Мел отвела взгляд. Ей казалось, что Тринити сейчас взорвется и пошлёт её на испанском.

— Да ладно?! Обязательно мне потом расскажи, как это было. Боже, Нэйт с ума сойдёт. Он ненавидит встречи с родителями, знакомства с семьёй и прочую белиберду, но я ему передам. Вы будете официально квиты: ты попадёшь к нам в семейку, а он к твоему братцу, — Мел не задумывалась об этом, а ведь всё и правда получается честно. Осталось принять эту истину Маккензи.

— Не забудь только сказать, — попросила Памела.

— Да я могу прямо сейчас его набрать.

— Нет, сейчас не надо, потом... Спасибо, — у Рошель начали потеть ладошки.

— Ну ладно...

На протяжении занятия Памела не могла усмирить свои мысли. Она представляла, как отреагирует  Маккензи — раздражением и издевкой. Её пальцы соскальзывали с нужных клавиш; она возвращалась в реальность, извинялась и опять уходила в себя. Её страх перед Маккензи не обладал формой, он был словно шёлк. То лоснящийся от обычного беспокойства до стучащего сердца, то переливающийся от мягко-бежевого до крахмально-белого, почти ослепляющего. Яркого. Острого. Она не настолько хорошо знала Маккензи. Она не знала к чему готовиться, какой страх испытывать. И это пугало ещё больше.