38 меридиан с.ш.

Мичиган

Назови меня моим именем.

Мел проснулась раньше всех. Она скинула с себя одеяло, потому что Нэйт, словно печка, прогрел комнату и дышать было невозможно. Памела собрала вещи и, одевшись, выскользнула из спальни. Библиотека не давала ей покоя. Любопытство подначивало поскорее спуститься вниз и увидеть всё собственными глазами.

В доме было тихо. Наполеон, как и его хозяева, продолжал наслаждаться сном, развалившись на диване и вытянув лапки. Мел спустилась вниз. Она застыла на пороге. Библиотека превзошла её ожидание — просторное помещение, казалось, было доверху набито книгами. Они лежали везде: на стеллажах, журнальном столике, в полках, встроенных в мягкие кресла с обивкой цвета какао.

Персиковые стены, усеянные золотыми лилиями, словно живые, переливались. Памела подошла к одному из книжных шкафов и выдохнула. Сколько же здесь, мамочки, книг. Точно не меньше тысячи.

«Даже чайник с печеньями имеется», — Рошель взглянула на небольшой столик. От каждой вещи веяло роскошью. Мел коснулась изящного серебряного носика, и прохлада металла тронула подушечки.

Богатство и хладнокровие — самое точное описание Натаниэля.

Хотел ли он когда-нибудь отказаться от этого? Родиться в семье без бизнес плана и ячейки в банке с миллионами на счету? Деньги необходимы, но ему придётся их отрабатывать кровью и потом. Никто не будет считаться с личными желаниями Маккензи, так как Бесфорд рассматривал его в первую очередь как преемника. Он дал ясно это понять за ужином.

«Принц криминала готовится занять престол. Неплохая бы выдалась сказка.— Мел не могла объяснить, почему ей вдруг стало жалко Нэйта. У каждого ведь своё предназначение... Если бы она осталась в поселении, то тоже бы продолжала дело родителей.
— Никакого выбора... Никакой свободы...

Для Рошель это было равносильно смертному приговору. Она терпеть не могла давление общества, твердившего что и как делать, поэтому распланированную до мелочей жизнь подавно бы не вынесла. Жилось Маккензи несладко. Мел взяла с полки книгу и села в кресло, поджав под себя ноги.

Она читала, но тут же забывала прочитанное — мысли её были заняты совсем другим, то возвращались к печенью, то к Маккензи. К последнему непростительно часто. Господи, можно ей хоть в мыслях побыть одной, пожалуйста? Рошель отложила книгу и опустила голову на мягкую подушку. Ладно, она спросит Маккензи, разузнает о его мечтах, желаниях, предпочтениях, только ради того, чтобы сохранить это бесценное тихое утро и вернуть себе сосредоточенность. Она давно хотела прочитать «Шерли».