Hiraeth

глава 2

Чонгук встретил Тэхёна в конце лета на втором курсе. Юнги каким-то образом убедил его пойти на вечеринку в честь начала нового учебного года, которую организовывали Бета Омега, хотя на деле оказалось, что это Хосок уговорил Юнги пойти, а тот в свою очередь отказался страдать в одиночестве и поэтому потащил с собой Чонгука в переполненный дом братства.

— Хён, я правда не хочу идти.
— Я тоже, но не всегда мы имеем то, чего нам хочется, верно?
Чонгук абсолютно не был уверен, когда они с Юнги стали настолько близки. Между ними существовало негласное правило: на какую бы вечеринку не пошёл один из них, второй следует за ним автоматически. Эти двое ладили странно хорошо, и другие студенты часто удивлялись, как Чонгук и Юнги могли быть лучшими друзьями, когда они, казалось, так невозможно отличались друг от друга. Особенно этот факт был очевиден, когда они оба появлялись на вечеринках.
Юнги прислонялся к стене с перманентно хмурым взглядом, красным пластиковым стаканчиком, наполовину наполненным водкой со спрайтом, в одной руке и телефоном в другой. Если его глаза не были приклеены к экрану, тогда он хмурился на выходки Чонгука, который был совершенно непроницаем для всеми известного устрашающего взгляда, сделавшего Юнги совершенно неприступным. Чонгук тогда просто смеялся, хлопал Юнги по плечу и возвращался к оживлённому разговору с очередным завсегдатаем вечеринок.
Чонгук популярен и горячо любим почти всем студенческим коллективом. Он добр ко всем и кажется надёжным другом. Он смеётся в правильные моменты и робко улыбается, когда его хвалят. Он просто замечательный студент, который старательно учится и не менее безудержно веселится. Он быстро перескочил позиции и укрепился в верхушке Альфы Пи, несмотря на то, что был НИБ, а во втором семестре первого курса и вовсе был назначен ответственным за благотворительные акции. Он недавно получил звание вице-капитана футбольной команды университета, и Хосок уже шутил о младшем, как о существе с другой планеты, потому что нет ничего, в чем Чон Чонгук не был хорош. Он безупречен во всём, включая притворство.
Чонгук был способен играть роль картинного, прекрасного христианского мальчика из университета, который собирал деньги для нуждающихся и сам вышел из хорошей среды. Он почётно выступил с прощальной речью перед всей школой в выпускном классе, и все были уверены, что в университете он будет претендовать на эту привилегию ещё раз, потому что Чонгук был идеален и не было для него ничего недосягаемого.
За исключением того, что всё это было не так, и Юнги был первым за всю его жизнь человеком, который разглядел этот фасад.
— Без обид, но ты весь кажешься полнейшей фальшивкой, — это была одна из первых фраз, которую старший сказал Чонгуку. Он был новичком, который только что пережил кошмарную неделю издевательств за вступление в братство, и Юнги был назначен его Старшим Братом, а заодно соседом по комнате. Чонгук был невероятно потрясен и совершенно не знал, что ответить, потому что в жизни никогда не встречал столь прямолинейного человека, как Мин Юнги, полусонного парня, который, ссутулившись, лениво опёрся о дверной косяк и считывающе оглядел его своим пристальным взглядом с какой-то не присущей его годам осведомленностью.
В конце концов, Чонгук засмеялся и ответил:
— Кажется, мы поладим, хён.
И, к удивлению, так оно и вышло. Юнги сказал Чонгуку, что трепать о других не в его правилах, поэтому рядом с ним младший довольно быстро прекратил играть и притворяться. Чтобы втереться в доверие к Юнги, он не пытался действовать поверхностно добро, а всегда выполняемое другими ‘принеси мне чего-нибудь попить’ всегда встречалось грубым ‘иди и сам возьми’. Старший постоянно сварливо ворчал, что это Младший Брат должен делать всё, что велит ему Старший, а Чонгук в ответ всегда закатывал глаза и язвительно замечал, что «ты же сказал, что не любишь трепаться, хён».
В качестве мести Юнги подсыпал слабительное в протеиновый коктейль Чонгука.
Чонгук никогда в жизни не был ни с кем честен, тем более с самим собой. Именно поэтому иметь хотя бы одного человека, который знал его реальную подноготную и при этом не ненавидел всё его существо, было для него своего рода облегчением. Облегчением чего именно, парень не понимал. Он лишь знал, что стал чувствовать себя немного легче без необходимости так много врать. Чонгук никогда никому не говорил, что он делал с девушками, и ему потребовалось немало времени, чтобы решиться рассказать об этом старшему. Не то чтобы Чонгук этого как-то стыдился, но при этом он прекрасно знал и адекватно понимал, что то, что он делает, — ненормально.
Нормальные люди не причиняют другим людям боль.
— Кому ты там всё пишешь? — спросил Юнги, заходя в их комнату и ероша свои мокрые после душа, крашеные в мятный цвет волосы.
— Лиса, — рассеянно ответил Чонгук, растянувшийся на своей кровати. — Знаешь, у неё отпадные сиськи?
Юнги поднял бровь и сел на край собственной кровати, ища сигарету в кармане валяющихся на полу у его кровати джинсов. Его друг постоянно устраивал беспорядок, а Чонгук беспорядок ненавидел.
— Ты так умрёшь, — незаинтересованно заметил он, ухмыляясь на сообщения, которые ему прислала Лиса. — Плюс, по идее, курить в общежитии вообще-то запрещено.
Юнги пожал плечами.
— Тогда какой смысл жить, если всё равно умирать? — старший поджег кончик сигареты, и Чонгук сморщил от неугодного запаха нос. — Мне казалось, ты встречался с Хёри?
— Встречаюсь, — подтвердил Чонгук и отправил Лисе сообщение с лукавой просьбой прислать парочку своих откровенных фотографий.
— Тогда почему?.. — Юнги оставил вопрос висеть в воздухе.
— Потому что с ней становится скучно, — невозмутимо ответил Чонгук. — Она не настолько хороша в постели, а Лиса такое своим ртом вытворяет…
— Окей, слишком много информации. Мне это знать необязательно, — Юнги совершенно не горел желанием слушать дальше.
— Ты сам спросил.
— То есть тебе она больше не нравится?
— Не-а. Слишком много говорит в постели. Понимаешь, дружище, я вроде как пытаюсь засунуть в неё свой член, а она трещит о своей чёртовой биологии. Это раздражает.
— Тогда расстанься с ней? — предложил Юнги так, будто Чонгук был идиотом, и младший почувствовал на себе пристальный взгляд друга, но появившееся в чате фото плавных линий ягодиц Лисы интересовало его сейчас намного больше. Он уже наполовину был возбуждён.
Чонгук фыркнул.
— Но это совсем не забавно, — он практически чувствовал, как осуждение Юнги прожгло в нём дыру.
— Ты сам себе полностью противоречишь, придурок, — Юнги встал, чтобы открыть окно, и сделал первую затяжку, затем стряхнув тлеющий пепел наружу. — Говоришь, что скучаешь с ней, но расставаться тебе тоже не интересно? Чувак, не вижу в этом никакого смысла.
Чонгук наконец одарил Юнги своим вниманием, отложил телефон и быстро сел, оперевшись спиной о стену. Старший кинул на него шутливый взгляд, совершенно очевидно желая знать все пикантные подробности, но при этом никогда не спрашивая, потому что свой фасад безразличия он поддерживал на самом высоком уровне.
— Сначала я должен подождать, пока она полностью не влюбится в меня, — наконец заявил Чонгук. — Я должен выждать, пока она не начнёт думать о будущем, пока не сможет представить его без меня и пока всё вокруг не начнёт ей напоминать обо мне. Должен подождать, пока я не стану всем, о чём она будет думать.
Юнги безучастно смотрел на него.
— Чувак, это серьезно такой пиздец.
Чонгук засмеялся.
— Я знаю. Ты первый человек, которому я это рассказываю.
— Почему ты делаешь это? — в голосе Юнги было настоящее любопытство и никакого намека на злорадный тон.
Чонгук пожал плечами.
— Потому что это весело, наверное? Я не знаю, как объяснить, но это дарит мне приятное чувство. Контроль, я имею в виду. Способность управлять, когда девушка влюбляется в меня и когда я разбиваю её сердце, приносит удовольствие.
— Ты часто это делаешь? С девушками то бишь.
— Да.
— Сколько уже?
— Я прекратил считать после девятой, — признался Чонгук.
— Это серьезно пиздец, — повторился Юнги. — То есть, в принципе, у тебя просто какие-то проблемы с самооценкой и всем этим дерьмом, и ты, будучи тем ещё кретином, проецируешь их на других, чтобы заставить себя чувствовать лучше?
Чонгук ярко улыбнулся.
— Нет. Мне просто это нравится.
Юнги выглядел удивлённым.
— У меня специализация психология, помнишь?
— Конечно.
Юнги погасил сигарету о подоконник и затем выкинул её наружу. Он развернулся к Чонгуку с неодобрительным хмурым взглядом, искажающим все черты его лица.
— Всё же я надеюсь, что ты прекратишь делать это дерьмо. Это совсем не здорóво, и однажды карма укусит тебя за задницу. Не прибегай ко мне плакаться, когда это произойдет, пацан.
Чонгук в ответ что-то проворчал.
Всё это было более чем год назад, и Чонгук бы солгал, скажи, что учел совет своего Старшего. Если уж на то пошло, Чонгук стал ещё хуже. Университет был полон глупых девушек с проблемой обделённости отцовским вниманием, которую можно было легко использовать в своих интересах. Они принимали за чистую монету любую привязанность, которую только могли получить, и ни одна не могла сопротивляться совершенству, которое приходило к ним в обличии Чон Чонгука. И хотя обычно его рисовали только в позитивном свете, парень обрёл репутацию человека, который не мог построить постоянные отношения. Факт, что он изменил всем девушкам, с которыми встречался, никак и нигде не выходил наружу (он-то это контролировал). Однако Чонгук стал известен как своего рода загадочный принц, и каждая девушка из женского общества хотела стать 'той единственной', что наконец привяжет его к себе. Разве что Чонгук не хотел быть привязан ни к чему, ни к кому.
И вот сегодня Юнги приходится прибегнуть к шантажу, чтобы наконец вытащить Чонгука из кровати и заставить одеться. Тот жалуется весь путь до дома соседнего братства, раздражённо выпячивая губу и надувая щёки. Однако к тому моменту, как они заходят внутрь, младший надевает дружественную улыбку и выглядит так, будто всю жизнь стремился попасть на эту вечеринку. Чонгук смеется над какой-то дерьмовой шуткой, которую сострил какой-то безымянный новичок в попытке произвести на него впечатление и смотрит на Юнги, который уже прижимается к стене, лишь бы его не трогали ошивающиеся рядом потные тела.
Чонгук ухмыляется.
— Веселишься, хён?
Старший поднимает на него взгляд, готовый задушить на месте.
— Рот свой закрой.
— Чонгукки! Юнги-хён! — оба парня быстро кидают друг на друга раздражённые взгляды, а затем переводят внимание на своего друга, который, собственно, практически заставил их сегодня прийти и который теперь целенаправленно штурмовал к ним через всю толпу.
Чонгук надевает на лицо улыбку.
— Привет, Хоби-хён, — Юнги же просто приветствует его прохладно приподнятой бровью.
Хосок лучезарно улыбается, бросая руку на плечи младшего.
— Так рад, что ты смог прийти, мой дорогой Гукки, — Чонгук кривится от прозвучавшего прозвища.
Юнги раздраженно ворчит, уже вливая в пластмассовый стаканчик привычную прозрачную жидкость из двух разных бутылок.
— Пригласил меня, только потому что хотел увидеть Чонгука.
Хосок драматично смеётся и прижимает Чонгука ещё ближе к себе, практически душа его в своих объятиях.
— Не волнуйся, ты всё ещё мой любимый хён.
— Отвратительно.
— Пойду найду себе чего-нибудь выпить, — говорит Чонгук, вырываясь из смертельных тисков Хосока, который тут же дуется, но так или иначе позволяет тому уйти.
— Не убегай, — предупреждает он. — Иначе я подожгу мешок с собачьим дерьмом прямо перед дверью в твою комнату.
Младший в ответ закатывает глаза.
— У тебя даже нет собаки, хён, но не волнуйся, я не сбегу.
Ему, честно, просто нужно было что-то выпить, чтобы хоть как-то влиться в эту совершенно ужасную вечеринку. Ему был нужен алкоголь, чтобы легче растягивать кожу в улыбку и при этом не чувствовать удушье. Парень умело делал вид, что идеально вписывается в вечеринку, но всё же было здесь кое-что, что Чонгук ненавидел даже больше людей, — это толпа пьяных и громких придурков, одновременно запихнутых в один дом.
Чонгук начинает пробираться сквозь эту самую толпу и почти бледнеет, когда пропитая в хлам девчушка, одетая во что-то, что впору считать незаконным, то ли случайно, то ли специально падает на него и в процессе почти хватает его за член через ткань узких джинсов. Чонгук не смог скрыть отвращения и как можно скорее отпихнул её подальше. В конечном счёте та спотыкается о другую девушку, которая в ответ вопит: «смотри, куда прёшь, страхолюдина!». Чонгук не бьёт девушек, но это определенно был один из случаев, когда он более чем хотел это сделать.
Да, сейчас ему определенно нужно выпить. Ему нужен алкоголь покрепче, тот, узнай о котором Юнги, обязательно бы влепил ему подзатыльник. Именно поэтому в данный момент Чонгук движениями, достойными привычки или отработанного умения, открывает на кухне полупустую бутылку Джека Дэниэлса и наливает себе, пожалуй, всё же слишком много, а затем подносит красный стаканчик к губам и выпивает за раз столько, сколько может, чтобы не выплюнуть обратно. Запах жжёт нос, и на вкус дерьмо, но тепло, что сейчас он чувствует внутри, скорее всего, позже принесёт ему пользу. Или нет.
— Воу. И даже ничем не разбавляешь? Уверен, что это хорошая идея, дружище?
Чонгук резко распахивает глаза, его губы быстро расстаются с пластмассой, и парень оглядывает помещение, ища владельца голоса. В кухне, помимо него, есть ещё только один человек. Высокий парень с оливковой кожей и волосами коричневого оттенка, — темнее, нежели у Чонгука, — и даже слишком длинными, почти лежащими на не менее длинных и густых ресницах. У его носа идеальная форма, а у губ светло-розовый глянец.
Чонгук никогда не считал себя гомосексуальным ни в одном направлении, выражении или форме, но незнакомец был захватывающе дух красив, и прямо сейчас, смотря на него, он чувствовал себя чёртовым геем.
— Нет, — говорит Чонгук, понимая, что незнакомец ждёт ответа. — Завтра, наверное, буду об этом жалеть, но живём всего раз, верно?
Незнакомец, которого Чонгук мысленно прозвал не иначе, как «Горячий Парень», удивленно посмотрел на него.
— Разве это повод умереть от отравления алкоголем на какой-то дерьмовой вечеринке братства, которая уже вся провоняла рвотой и Макдональдсом?
— Я так понимаю, ты не очень жалуешь вечеринки? — Чонгук искренне надеется, что кажется и звучит достаточно беспечно.
— Едва ли, но мой лучший друг в свои двадцать два трагично переживает кризис среднего возраста, так что я здесь, — Горячий Парень немного разводит руками, будто полностью смирившись со своим положением. — Что насчёт тебя? Кажется, ты тоже не особо любишь вечеринки.
Чонгук сглатывает, вызывая у себя приятную улыбку.
— Вечеринки мой конёк, — говорит он. — Они классные.
Горячий Парень усмехается.
— Именно поэтому ты здесь один лакаешь Джек Дэниэлс, как будто тебе это в удовольствие? Не похоже, что это твой конёк.
— Хм, — Чонгук не знает, что сказать, потому что совершенно не привык к тому, что его ловят на лживой чуши. — Если я скажу, что ирландец, то ты бы мне поверил?
Горячий Парень смеется, и может быть Чонгук преувеличивает, но это самое красивое, что ему когда-либо доводилось слышать. Однако всё же стоит признать, что среди всюду громыхающего поганого американского рэпа, который Чонгук терпеть не может, и громких голосов, смешавшихся в один несвязный беспорядков, для Чонгука его смех сейчас кажется небесным звоном.
— Ты забавный. Мне это нравится. И всё же я видел, как та девчонка почти схватила тебя за член, а ты при этом выглядел так, будто готов был её нокаутировать, так что, да, ты определенно не испускаешь энергетику любителя вечеринок.
— О, — неубедительно тянет парень, борясь с накатившим замешательством, потому что Чон Чонгук не знает смущения. У Юнги бы определённо был повод повеселиться, увидь он, насколько неловко было ему в тот момент.
Было ощущение, что ему снова семнадцать лет.
Улыбка Горячего Парня напоминает Чонгуку улыбку Хосока. Это были те же белые зубы с оголёнными дёснами, однако у парня не возникало желания раздражённо скорчиться, что было странно. Чонгуку не нравились яркие улыбки и ещё больше — яркие глаза. Он намного больше предпочитал стеклянный взгляд и заплаканные лица девушек, которых он ломал. Мысль, что эта улыбка настолько выбивает его из колеи, вызывает у него желание побиться головой о кухонную столешницу.
— Всё нормально, — заверяет Горячий Парень. — Думаю, тоже бы захотел напиться этой гадости, если бы какая-то незнакомка схватила меня за член.
Чонгук не смог сдержать вырвавшегося смешка.
— Да, это определенно не входит в мой топ-десять того, с чем я бы хотел столкнуться на вечеринке братства.
— Что на первом месте?
Чонгук поднимает свой стаканчик.
— Напиться вот этим.
Горячий Парень снова смеется.
— Хорошо, удачи тебе с этим. Мне ещё нужно понянчить своего лучшего друга. Он, скорее всего, прямо сейчас рвёт кишки где-то на заднем дворе, если только его уже не вывернуло на себя, а отмывать это, знаешь ли, не сказать что весело.
— Да, тебе лучше идти спасать его, пока не стало слишком поздно, — шутит он.
Ещё с минуту ни один из них не двигается с места, потому что Чонгуку не хочется быть тем, кто первым сломает сложившуюся между ними приятную атмосферу. Горячий Парень смотрит на него — наверное, всё же слишком пристально, — и на мгновение Чонгук задумывается, какими бы на вкус оказались эти губы, если бы сейчас он потянулся к незнакомцу и поцеловал его.
— Увидимся? — с улыбкой спрашивает Горячий Парень.
Чонгук кивает.
— Да, ещё увидимся.
Парень отходит от столешницы и в последний раз улыбается Чонгуку, прежде чем выйти из кухни и затеряться в толпе движущихся тел. Весь оставшийся вечер Чонгук не покидает кухню.