— Ты же придёшь к нам на вечеринку в честь Хэллоуина, да? — они снова и снова оказываются в игровом кафе после очередной неудавшейся попытки заставить Тэхёна сосредоточиться на домашней работе по вычислительной математике.
— В дом вашего братства? — категорично спрашивает Тэхён, пока его пальцы прыгают по клавиатуре и отчаянно нажимают кнопку мыши.
— Естественно.
Тэхён мычит.
— Я не знаю. Ты же в курсе, вечеринки не моё, особенно в которых участвуют факбои всея братства.
Об игре мгновенно забывают, и Чонгук вертит стул, чтобы впиться взглядом в блондина.
— Хорошо, я понимаю, что ты у нас ЧНС или типа того, но ты же знаешь, что эти несколько недель были для меня сущим адом из-за того, что Намджун-хён назначил меня ответственным за всё это дерьмо. Я буквально умру, если ты оставишь меня страдать в одиночестве, — Тэхён всё так же не смотрит в его сторону, поэтому Чонгук берёт всё на себя и пододвигает свой стул вперёд, пока его колени не врезаются в стул Тэхёна. — Тэтэ-хён, — клянчит Чонгук, обвивая рукой талию старшего и поднося своё лицо непозволительно близко к чужому, — пожалуйста.
Тэхён наконец поворачивает голову, и Чонгук запоздало понимает, что их носы почти касаются друг друга. Он чувствует горячее дыхание старшего на своём лице, когда тот улыбается и говорит:
— Хорошо, но ты у меня в долгу, — это невольно заставляет его занервничать и вызывает непонятное ему лёгкое головокружение, потому что как Тэхён может быть таким чертовски покоряющим? Старший уже признал, что находил Чонгука привлекательным, и Чонгук был уверен, что блондин довольно сильно возбудился во время их инцидента несколько месяцев назад, итак, почему же тогда он… настолько не заинтересован? У Чонгука даже проскальзывала мысль, что, возможно, Тэхён больше не находит его привлекательным, однако он быстро отмахнулся от неё, потому что в университете не было ни одной души, которая бы не считала Чон Чонгука со второго курса привлекательным. Можете назвать его высокомерным, но Чонгук знал, что был лучше большинства и намного выше среднего, а забывчивость Тэхёна была для него довольно оскорбительна. Так что, конечно, он вымещает это на девушках, которых трахает, чтобы погладить своё раненое эго, пока разум расплывается в приятной неге кайфа.
Чонгук обнаруживает, что Тэхён слишком чист для него, когда несколько дней и сто неудавшихся попыток флирта позже он сидит на кухне с Чимином в их общей с Тэхёном квартире, в то время как последний принимает душ, и пихает в рот слоёные рогалики, а Чимин вдруг говорит:
— Ты должен пытаться усерднее, Гукки, — с полным ртом рогаликов парень пытается спросить, о чем Чимин говорит, но выходит только какая-то приглушенная тарабарщина. — Если хочешь, чтобы Тэ заметил тебя, ты должен попробовать настойчивее.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Чонгук с нахмуренными бровями, наконец проглотив выпечку.
Чимин ставит локти на кухонный стол и кладёт на руки подбородок, смотря на Чонгука с мудрым озорством на лице.
— То, что Тэхён тебе нравится, очевидно хотя бы по тому, как ты смотришь на него. Признаю, даже не думал, что ты бисексуал, — хихикает он.
— О, — неубедительно выдаёт Чонгук, кладя половину съеденного рогалика на тарелку. Он искусно превращает свои растерянные эмоции в смущение и заставляет румянец казаться максимально подлинным, потому что Чонгук, которого он играет, застенчив и мил, а также он неловкий и боится сказать что-то не так. Чонгук уже давно знает, что ближайшая тропинка к сердцам его игрушек лежала через их лучших друзей.
Чимин, должно быть, счёл реакцию Чонгука забавной, потому что засмеялся и широко улыбнулся.
— Если ты флиртуешь с Тэ и надеешься, что он так или иначе это заметит, то ни к чему тебя это не приведёт, мой друг. Этот парень может быть таким же слепым и глухим, как его всеобъемлющее невежество.
Чонгук ёрзает на стуле и кривится.
— Расскажи мне об этом.
— Если он тебе действительно нравится, то тебе нужно сказать ему это прямо в лоб. Припри его к стене и трахни, ну, или что-то типа того.
Глаза младшего в ужасе расширяются, а рот распахивается.
— Хён!
Чимин практически катится на пол от его реакции.
— Боги, Гукки. Почему ты такой милый? Я же пошутил, — Чонгук чудом уворачивается от пальцев, которые пытаются ущипнуть его за щёки. За все те недели, что он знает Чимина, Чонгук быстро сообразил, что он был супер раздражающим. Когда Чонгук рассказал об этом Тэхёну, тот просто отмахнулся и сказал, что у Чимина по отношению к младшему был своего рода братский комплекс и что, если бы он не был так зациклен на Юнги, он бы обязательно украл его у Тэхёна. Если бы Чонгук не знал его так хорошо, он бы почти подумал, что Тэхён ревновал, когда Чимин слишком долго обнимал Чонгука или когда от смеха кидался на него каждый раз, когда кто-то рядом шутил.
Чонгуку почти жаль, что Тэхён его не ревновал.
— Я-я не могу признаться ему, — заикается Чонгук.
— И почему же?
Младший не смог придумать быстрого оправдания.
— Потому что просто не могу.
— Гукки… ты же ещё не до конца раскрылся и держишь это в тайне, верно?
От этого вопроса Чонгук чуть не начинает смеяться, потому что, хоть прежде он никогда не засматривался на мужчин, он не стыдился своего нового открытия. Ему, так или иначе, удается сохранить самообладание.
— Я не уверен, — лжёт он.
— Когда ты понял свою ориентацию? — спрашивает Чимин.
Чонгук как-то застенчиво потирает заднюю часть своей шеи.
— Я всегда считал себя натуралом, понимаешь? А потом я встретил Тэхёна, и это было что-то вроде «вау, я правда хочу быть с этим человеком».
— Это супер банально, но я тебя понимаю.
Чонгук смеётся.
— Спасибо, хён. Я буду… Я скажу ему в конце концов. Мне просто нужно время, чтобы переварить собственные чувства.
Чимин активно кивает.
— Да, да. Не торопись, дружище.
Вокруг остаётся лишь утешительная тишина, и Чимин с раздражённым вздохом возвращается к своим записям в журнале по медицинской практике. Чонгук притворяется, что не замечает, как старший жует нижнюю губу и то и дело кидает на него взгляды, кричащие «Я хочу спросить у тебя кое-что очень личное, но не уверен, должен ли». Однако, конечно, неизбежный вопрос всё же напрашивается, и Чонгук мысленно готовит альтернативные ответы.
Чимин наконец кладет ручку, чтобы посмотреть на Чонгука с довольно серьёзным выражением.
— Гукки… ты же знаешь, что можешь мне всё рассказывать, да? Я понимаю, что мы не так долго знаем друг друга, но мы много общаемся сейчас, так что я чувствую, что мы достаточно близки.
Младший неохотно поддакивает.
— Я действительно ценю это, но с чего ты об этом, хён?
Чимин колеблется, прежде чем встревоженно спросить:
— Ты хорошо себя чувствуешь?
Чонгук молча моргает и кивает.
— Да, я в порядке.
— Ты уверен? Просто порой ты выглядишь немного измученным, а этим утром ты пришёл, как будто из тебя выжали все соки.
Чонгук припоминает, что вчера трахнул своего дилера на заднем сиденье её машины и словил отличный кайф с её товара.
— Да, просто последнее время дела в братстве и учёба грузят по полной.
Чимин кивает, его хмурый взгляд исчезает в мягкой улыбке.
— Хорошо. Очень хорошо. Просто волновался. Как я и сказал, мы не так давно знакомы, но я, ты, Тэ и Юнги… Мне кажется, что мы те самые Четыре Мушкетера или типа того.
Младший фыркает.
— Вообще-то Три Мушкетера, хён.
— Да, но мы особенные, — с глупой улыбкой шутит оранжевоволосый парень.
В подтверждение его слов, Тэхён в итоге действительно показывается на вечеринке с часовым опозданием; что означает для Чонгука целый час по необходимости намазывать на лицо улыбку, столь фальшивую, что болят щеки, и смеяться над погаными шутками парней из братства. Это означало уже как час пьяного Хосока, рассказывающего очередную возмутительную историю о том, как прошлым летом он трахнул трёх моделей в гостиничном номере на острове Чеджу, на что Чонгук указал, что Хосок едва мог оплатить обучение — что уж говорить об авиабилетах на Чеджу. Во время одной из его пьяных напыщенных речей Чонгуку удалось сбежать к парадной двери, где он ещё больше начал беспокоиться за старшего парня.
Когда Чонгук уже был готов сдаться и признать, что Тэхён променял его на вечер страшного кино дома с Чимином, как знакомая рыжая макушка в полицейской форме показалась на горизонте с Тэхёном позади. Однако, не успевают они ступить на территорию дома братства, как их останавливает Джексон, который сегодня был ответственным за всех, кто входит и выходит. Из-за слишком громкой музыки Чонгук не может расслышать их разговора, но по нахмуренным бровям Чимина и тому, как недовольно кривятся его надутые губы, парень догадывается, что их не впускают. Так что, кинув пару извинений уже подвыпившим студентам, Чонгук идёт решать эту проблему.
— Чувак, если у тебя нет приглашения, то ариведерчи, — рычит Джексон, махнув рукой.
— Я же сказал, что нас пригласил Чонгук! — спорит Чимин.
Джексон шипит.
— Будто я не слышал это раньше.
— Джексон, всё в порядке, — говорит Чонгук, подходя к дверям. — Они со мной, дружище. Просто забыл отдать им приглашения.
Джексон поднимает брови, но всё равно кивает.
Сегодняшний охранник отходит в сторону, пропуская внутрь двоих парней, и Чимин быстро исчезает в толпе, чтобы найти себе выпить, ведь раздражающий Джексон, по-видимому, был тем ещё придурком. Тэхён лишь хмыкает и заявляет, что это просто оправдание оставить их, чтобы побыстрее залезть в штаны Юнги.
— Джокер? — спрашивает Чонгук, отмечая слегка баллончиком покрашенные в зелёный светлые волосы старшего парня, белый аквагрим на лице с Чеширский усмешкой, продлённой красной помадой до щеки, и узнаваемый образ Хита Леджера.
— Динь-дон! — звонко пародирует Тэхён. — Извини, кстати, что опоздали. Я хотел пойти бездомным парнем, но Чимин мне не позволил.
Чонгук смеется.
— Выглядишь отлично, Тэ.
Он усмехается.
— Ты тоже, Господин Дракула, даже несмотря на то, что вампиры уже такое ужасно затёртое клише; великий Чон Чонгукки может справиться со всем.
Младший подмигивает.
— Держу пари, что могу.
— Хочешь заключить пари? — спрашивает Тэхён с ухмылкой. Переборов свои лучшие суждения, Чонгук спрашивает, на что. — Ставлю пятьдесят тысяч вон, что сегодня Чимин и Юнги наконец-то переспят.
Чонгук фыркает, как будто только что услышал самую смешную на свете шутку.
— Сомневаюсь, — говорит он. — Юнги-хён не трахает друзей. Он говорит, что это делает всё чертовски сложным, а хён не любит усложнять. Пятьдесят тысяч на то, что не переспят.
Старший хихикает со столь широкой улыбкой, что та грозит растянуть все его губы.
— Завтра ты определённо будешь в дураках, друг мой.
— Ещё чего.
Остальная часть ночи была проведена с Тэхёном. Они оба, по-видимому, были потеряны в их собственном небольшом мирке, сидя на диване в своём далеком от всех логове, пока Тэхён рассказывал какую-то совершенно дикую историю, и на этот раз Чонгук на самом деле не испытал ненависти к вечеринке. Он действительно хорошо проводил время.
— Впервые я понял, что был просто стопроцентным геем в средней школе, — говорит Тэхён. Вечеринка в полном разгаре, и даже при том, что на пустом диване много пространства, блондин сидит так опасно близко к Чонгуку, что тот может чувствовать запах его одеколона. Чонгук не знает, в самом деле ли его бьет разрядами тока, где их колени соприкасаются, или это просто его уже взял алкоголь. — Мне было двенадцать лет, и мой папа построил небольшой домик на заднем дворе для меня и Чимина. Это было что-то вроде нашей секретной базы. Я типа поцеловал Чимина, и это не вызвало у меня никакого отвращения.
Глаза Чонгука расширились.
— Да ладно тебе!
Тэхён хихикает.
— Серьёзно!
— Он же вызывал полицию? — шутит младший.
— Не, в тот день Чимин тоже обнаружил, что ему нравятся члены, — без стеснения говорит Тэхён.
— Та-а-ак, вы встречались?
— Он не в моём вкусе.
Чонгук поднимает брови.
— Тогда кто в твоём вкусе?
Тэхён пододвигается ещё ближе, чуть не заставляя алкоголь в своём стаканчике выплеснуться. Его дыхание обжигает ухо Чонгука, и младший едва справляется с дрожью во всём теле.
— Ты.
Чонгук титаническими усилиями делает вид, будто его сердце сейчас не остановилось.
— Я?
— Ты.
Ночь тянется дальше, и в какой-то момент к паре подходит Намджун и бросает Чонгуку вызов в пиво-понге, и даже при том, что младший настаивает, что ему в этот момент было невероятно хорошо там и с кем, где он был, Намджун практически тащит его к столу для пинг-понга.
Обыграть Намджуна не составляет особого труда. Он был неуклюж и свалил три стаканчика пива на собственной стороне стола, и в итоге игра закончилась его белым флагом, потому что Чонгук уже сделал пять точных выстрелов, а старший, по-видимому, не хотел умирать от алкогольного отравления. Однако очень пьяный и очень громкий Хосок не принял поражение их лидера и поклялся вернуть честь Намджуна; последний был уже так пьян, что даже не стал обращать на это внимание.
Чонгук знал, что принимать вызов Хосока не было хорошей идеей. Он знал, что даже подвыпившим старший до самого конца был принципиальным парнем из братства, который не проигрывал в пиво-понге, однако часть Чонгука, что никогда не отступала и всегда выигрывала, уже бунтовала — особенно получив вызов от этого сученыша.
Он не знал, как долго длилась игра, но прицел у Хосока был до смешного хорош. Чонгук, наверное, по-хорошему должен бы был махнуть своим белым флагом, однако его противная черта победителя отказалась сдаваться, даже когда Тэхён сказал:
— Мне правда не хочется везти тебя сегодня в больницу, Гук.
Ни один из них не промахивался, и когда белый пластмассовый шар приземлился в очередной красный стаканчик, Чонгук осушил свою седьмую партию. Вкус алкоголя больше не чувствовался, и он едва сдержал рвотный позыв, когда жидкость коснулась его языка. Так или иначе, Чонгук справился, выжил, а испытание стало более-менее терпимым — хотя едва ли. Игра закончилась с последним недопитым стаканчиком, когда Хосок просто свалился на ближайший диван и свернулся калачиком, отказываясь что-то понимать. Чонгук был рад, что все те ночи полупьяных пробуждений в глухих переулках или кроватях непонятных незнакомок окупились. Его устойчивость к алкоголю была почти непревзойденной.
Наблюдавшие за ними зрители поприветствовали его победу, а Тэхён спросил: «Ты в порядке?» — на что Чонгук ответил явным: «Я сейчас так чертовски пьян, хён».
Тэхён предлагает прогуляться на свежем воздухе, чтобы немного освежить голову и отрезвить их обоих, и младший просто молча кивает. Однако не успевают они далеко уйти, как Чонгук начинает жаловаться на уходящий из-под ног асфальт и в пьяном оцепенении сердито просить старшего прекратить двигать землю.
Тэхён над этим посмеялся. Приятный звук его чудесного смеха озаряет тишину второго часа ночи, и Чонгук пытается убедить себя, что бешеный стук, что он слышит в ушах, исходит от приглушенных шумов вечеринки, а не его собственного сердца. Он пытается убедить себя, что всё это ни что иное, как просто игра, однако когда Тэхён наклоняется к нему и улыбается так ярко, что становится второй Луной, Чонгуку хочется прочувствовать его под кожей и заполнить им все свои надломленные, никак неизлечимые кости.
— Давай на минутку присядем, хорошо? Не хочу, чтобы ты упал и ушибся, Гук.
Чонгуку хочется сказать, что ничего не причиняет ему боль, но вместо этого тихо соглашается и садится рядом.
Глаза Тэхёна невозможно ярко блестят под лунным светом, и Чонгук чувствует, как от этой картины всё в его груди напрягается.
Ким Тэхён нереальный. Он так прекрасен, что никакие слова не могут описать его невероятную красоту, и Чонгуку хочется треснуть себя за такое упрощённое мышление, но Тэхён делает его глупым и беззаботным. Он заставляет Чонгука чувствовать, будто его шрамы на самом деле заживают, а в груди нет той гигантской зияющей дыры, поэтому он знает, что должен бежать. Он знает, что должен бежать как можно дальше и быстрее, потому что этот красивый парень опасен и определённо разобьёт ему сердце, но Чонгук клянется, что сердце старшего будет разбито первым.
— Прекрасная ночь, — Тэхён плюхается на траву и смотрит на небо, всё ещё удерживая на лице улыбку.
Стоящий рядом Чонгук вздыхает и присоединяется к старшему, ложась так, чтобы их плечи неминуемо касались друг друга. Зелёные травинки, словно лезвия, колючие и неприятно щекочут кожу.
— Тэ, холодно, и ты пьян.
— Да, но, — Тэхён пододвигается к нему ещё ближе, — когда я с тобой, то не чувствую холода.
Чонгук фыркает.
— Это что, какая-то пикап-фразочка из очередной банальной романтической комедии?
На самом деле, это чертовски мило.
Старший немного съёживается.
— Я придумал её сам, большое спасибо. Кроме того, даже когда я пьян, ты всё ещё горячий.
Никто из них некоторое время ничего не говорит, просто смотря на триллионы маленьких огней в чёрном небе, и на какой-то краткий момент Чонгук задумывается, была ли его мать одной из этих мерцающих звёзд. Ему интересно, что бы она подумала, увидь, каким прискорбным человеком он стал.
— Ты боишься? — тихий вопрос Тэхёна заполняет тишину.
— Чего?
— Будущего, потому что я — да.
Чонгук усмехается.
— Я не боюсь такого дерьма.
Тэхён тихо хихикает, и Чонгук чувствует пристальный взгляд старшего, тяжелый и исследующий его лицо.
— Мы все чего-то боимся, Гук. Расскажи мне свои худшие страхи, держу пари, они схожи с моими.
Чонгуку хочется смеяться, потому что это так далеко от правды, что почти кажется комедийной игрой слов. Он лишь пожимает плечами.
— Я правда не думаю о будущем.
— Разве тебя не пугает смерть? — теперь его голос ниже шёпота, что Чонгук почти пропускает слова.
Младший поворачивает голову, чтобы поймать его взгляд; оба не выражают совершенно никаких эмоций.
— Нет, — говорит он честно. — Я не боюсь смерти. Все мы когда-нибудь должны умереть, правильно?
В ответ Тэхён что-то гукает.
— Да, но я не хочу. В мире так много всего ещё можно увидеть и узнать. Меня пугает одна мысль, что я не смогу увидеть даже малую часть всего этого, прежде чем умру. Это страшно.
Чонгук вздыхает.
— Мир не настолько красив, Тэ. Он ужасен, и ему наплевать на каждого из нас.
— Однако дело наше — видеть в нём красоту или нет.
Чонгук ненавидит оптимизм Тэхёна, и ему правда жаль, что этот пример не был для него заразителен и что в его груди ничего не затрепетало, ведь Чонгук уже прекрасно знает, что никакой надежды нет. Это заставляет чёрный, горячий огонь гореть в его груди; Чонгук ненавидит Тэхёна, потому что сам никогда не обладал такой роскошью, как возможность побыть беспечным ребёнком. Негодование, которое он чувствует от слов Тэхёна, тревожно.
— Однажды мы все умрём, так работает жизнь, Тэ, — сухо комментирует он. — Смерть никак нельзя обхитрить.
— Ты хочешь умереть, Чонгук?
Это та часть, где он должен солгать; он должен солгать и сказать, что ценит свою жизнь, потому что именно это бы делал тот Чонгук, которого он играет. Он не знает, почему он говорит правду.
— Я не думаю, что хочу, но, если бы я должен был умереть прямо сейчас, меня бы это не волновало.
Тэхён молчит долгую минуту, и Чонгук не уверен, лунный ли это свет подшучивает над его зрением, но старший определённо бледнеет от его слов.
— Иногда ты меня пугаешь, — говорит он наконец дрожащим голосом.
Чонгук напрягается.
— Почему?
— Такие люди, как ты, врываются в жизни других как шторм и всегда оставляют беспорядок, когда уходят из неё.
— Люди как я? — этот разговор становится слишком личным.
Чонгук видит беспокойство, запечатлённое в тени лица Тэхёна.
— Люди как ты, кто не ценит собственную жизнь. Такие люди опрометчивы и глупы, но ты, — он делает паузу, — ты не такой. Ты популярный, умный, рациональный человек, ответственный… ты идеальный, и это чертовски ужасает.
Он смеется, будто это шутка.
— Я не идеальный. Отнюдь нет.
— Ты счастлив?
Нет.
— Да.
Чонгук честно не знает, почему его рука дрожит, когда он кладет её на щёку Тэхёна, успокаивающе водя большим пальцем неровные круги.
— Тебя бы испугало, если бы прямо сейчас я поцеловал тебя?
Он слышит, как дыхание Тэхёна цепенеет.
— Нет. Не испугало бы.
Чонгук привстаёт так, чтобы опереться всем весом на локоть, и склоняется над Тэхёном.
— Собираешься разбить мое сердце? — спрашивает Тэхён, когда их губы разделяет лишь жалкий вздох.
— Нет, — лжёт Чонгук. — Я бы никогда этого не сделал.
И затем он прижимает их губы друг к другу, и этот поцелуй слишком мягкий и интимный, каким он никогда прежде не был с девушками. Они идеально сливаются и прекрасно подходят друг другу, а Чонгук держит старшего невероятно мягко и аккуратно. Он знает, что завтра возложит всю ответственность на алкоголь, потому что Чонгук никого не целует так, будто он любит их, а он несомненно не любит Тэхёна.
Тэхёна, который открывает для него свои губы. Тэхёна, который на вкус как водка и что-то сладкое. Тэхёна, который поднимает руку и путается пальцами в чёрных прядях Чонгука, когда поцелуй углубляется во что-то более горячее. Тэхёна, который вторгается в его чувства и после которого всё, о чём он может думать, — это Тэхён, Тэхён, Тэхён.
Когда Чонгук наконец-то разрывает поцелуй ради глотка воздуха, его дыхание безудержно сбито, а Тэхён под ним задыхается с горящими щеками и плёнкой слюны на губах. Он облажался. Он так облажался, потому что Тэхён невероятно красив и слишком хорош для него, и от этого он не знает, должен ли сейчас сбежать. Однако Чонгук остается, потому что эгоистичен.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Hiraeth
FanfictionЧонгуку нравится причинять боль девушкам, но ему не нравится делать больно Ким Тэхёну.