Hiraeth

глава 10

Ты мне нравишься, — признается Чонгук, — больше, нежели просто друг.
Тэхён смеётся и закидывает руки за шею младшего.
— Мне казалось, ты не был геем?
Чонгук кидает на него свирепый взгляд.
— Заткнись.
— Я слишком пьяный для этого, — отвечает Тэхён. — Думаю, мы оба. Почему бы нам не пойти ко мне домой, потому что Юнги и Чимин наверняка прямо сейчас трахаются в вашей комнате. Мы выспимся, протрезвеем, и, если ты всё ещё будешь чувствовать то же самое, когда проснёшься, и если это не просто голос алкоголя, мы продолжим, где закончили, хорошо?
Чонгук кивает.
— Хорошо.
Следующим утром Чонгука будит ужасная головная боль, вытесняемая полным отсутствием воспоминаний о том, как именно им удалось добраться от кампуса до квартиры Тэхёна, потому что, хоть помнит он и мало, он всё же припоминает, что был слишком пьян, чтобы преодолеть такое большое расстояние.
Он также не забывает, что поцеловал Тэхёна.
Чонгук стонет, пихая лицо в подушку и делая шумный вздох. Он помнит, как целовал Тэхёна и свой редкий показ честности, питаемый алкоголем. Момент был слишком интимным, и Чонгук честно сожалеет, что совершенно не сожалел о своей излишней болтливости. Он ненавидит то, какими мягкими были губы Тэхёна и как мягко он был растянут на траве под ним на холоде в час ночи. Он сожалеет о своих мыслях о том, как Тэхён был красив. Он сожалеет, насколько на самом деле ему понравилось целовать Тэхёна.
— Смерть из-за удушения подушкой не кажется слишком привлекательной.
Чонгук поворачивает голову и видит Тэхёна, пристально смотрящего на него через полузакрытые глаза. Он отмечает, что вчера парень, очевидно, был достаточно трезв, чтобы принять душ и переодеться в пижаму.
— Ты проснулся, — заявляет он тихо, не совсем зная, что сказать, пока одна его часть надеется, что Тэхён был достаточно пьян, чтобы забыть вчерашнюю ночь. Однако другая его часть рокочуще напоминает, что это всё игра и что Чонгук хочет Тэхёна именно тогда, когда ему это нужно.
Тэхён смеётся.
— И тебе доброго утра, Капитан Очевидность.
Чонгук жмурится в попытке ослабить боль позади век.
— Как мы вообще добрались сюда?
Старший перекатывается на спину и потягивается, словно кошка, с удовлетворённым, тягучим стоном и лёгкой улыбкой на губах.
— Хорошо, для начала, ты был бессовестно пьян после игры в пиво-понг. Мне практически пришлось тащить тебя домой, и ты отрубился, как только коснулся кровати. Словно ты впервые напился, — шутит он, — только в миллион раз хуже. И всё же мне удалось снять тот чёртов плащ, обувь и даже штаны.
Чонгук пихает лицо обратно в подушку и на этот раз действительно надеется, что задохнется.
— Убей меня.
— Ты вообще помнишь прошлую ночь?
Чонгук снова вздыхает, поворачивая голову назад к старшему.
— Честно, всё после пиво-понга довольно нечетко.
Глаза Тэхёна вспыхивают озорством.
— Парниша, у меня для тебя есть история.
Младший в ужасе замирает.
— Пожалуйста, не говори мне, что я плёл что-то невероятно глупое, пока ты тащил меня сюда, или что меня стошнило, или ещё какое дерьмо.
Тэхён фыркает.
— Не-а, ничего подобного, — его язык выбегает изо рта, чтобы нервно облизать нижнюю губу, — но всё же ты говорил мне, что я тебе нравлюсь. И ты поцеловал меня.
— Я помню это, — бормочет Чонгук спустя минуту молчания.
— О, — говорит Тэхён. Он пытается отмахнуться, смеясь, чтобы рассеять неловкость, что крепко обосновалась вокруг них, — но всё класс, дружище. Люди всякую фигню несут, когда пьяны. В смысле, знаешь, мы с Чимином как-то по-пьяни целовались и всё такое.
Чонгуку приходится противиться желанию тут же поцеловать Тэхёна, потому что одна мысль о нём, целующем другого парня, категорически его не устраивала. Ему хотелось стереть у Тэхёна любое воспоминание о вкусе других людей, кем бы они ни были. Он хотел изучить каждый миллиметр рта Тэхёна и оставить там частичку себя, чтобы прокрасться вниз в горло старшего и построить дом в его легких. Он хотел, чтобы Тэхён помнил его как растение, пустившее корни в его груди.
Он хотел вплести себя в жизнь Тэхёна так глубоко, чтобы своим уходом причинить ему адскую боль.
— И что, если я это и имел в виду?
Тэхён отводит глаза под пристальным, проникновенным взглядом Чонгука.
— Ха-ха, очень забавно, — с сарказмом замечает Тэхён и закатывает глаза. — Не пытайся разбить сердце маленького гомосексуального мальчика, заставив думать, что у него на самом деле есть ша…
— Ты мне нравишься.
— Что? — Тэхён оцепенело моргает.
Чонгук в мгновение ока пододвигается ближе.
— Ким Тэхён, ты мне, Чон Чонгуку, нравишься.
Он терпеливо ждёт, когда старший вникнет в его слова, забавляясь тем, как тот несколько раз открывает и закрывает рот, держа язык за зубами и только хмуря брови. Чонгук практически слышит беспорядочный ход мыслей, отраженный в его усталых глазах.
— Ита-а-ак, тогда ты не натурал?
Чонгук усмехается.
— Из-за тебя мне сложно им быть, Тэ.
Тэхён заливается искрящим оттенком красного.
— Я… — он садится прямо, проводя руками по спутанным после сна волосам и сжимая губы в тонкую линию. — Я не знаю, что сказать.
— Я тебе нравлюсь?
— Конечно, — мгновенно отвечает взволнованный старший, и Чонгук бы солгал, сказав, что его собственное сердце не ёкнуло от того, как уверенно это прозвучало.
— Отлично, — говорит Чонгук прежде, чем схватить Тэхёна в охапку и опрокинуть его обратно на кровать, чтобы прижать их губы друг к другу в ленивом утреннем поцелуе.
Когда он отстраняется, краснощёкий Тэхён выглядит немного ошеломленным.
— Иу, утреннее дыхание, — Чонгук на это смеется и, к усмешке Тэхёна, называет дураком. — Ничего себе, это же всё по-настоящему, да? Это не какой-то мокрый сон, в котором у нас извращённый секс и после которого я просыпаюсь со стояком?
Чонгук издаёт что-то между фырканьем и смехом.
— Я тебе гарантирую, что это не сон. Хотя идея об извращённом сексе звучит сейчас действительно привлекательно, как, в прочем, и идея позавтракать.
Тэхён с этим соглашается, и они оба с трудом выбираются из кровати, после чего Чонгук говорит, что сначала сходит в душ, в то время как Тэхён предлагает приготовить блинчики.
Он тянется к рюкзаку с вещами, который начал оставлять в комнате Тэхёна, потому был в ней уж слишком частым гостем, чтобы вытащить чистую одежду, а также кошелек и маленький пакетик, скрытый в одном из внутренних карманов, прежде чем направиться в ванную.
Чонгука действительно мало что заботит, но он всегда чувствует себя виноватым, занюхивая дорожку в ванной Тэхёна. Он знает, что не должен переживать на этот счёт, потому что делал вещи похуже, нежели просто нюхать кокс в неположенных местах, однако Чонгука всегда настигал стыдящий момент позора, когда он выравнивал белый порошок на краю раковины своей кредитной картой. Всегда накатывал момент, когда он смотрел на белый порошок и ненавидел себя, но все плохие чувства быстро забывались, когда он наклонялся и вдыхал порошок через свернутую сотню вон.
Ничто не заставляло его чувствовать себя лучше, нежели отсутствие чувств и эйфория, которой приветствовал его кокаин. Это было лучше похмелья или пустоты, которая заполняла его грудь.
Вода ошпарила кожу Чонгука. Он удовлетворённо вздохнул, наклонив назад голову. Ощущение тепла усилилось под действием препарата, мчащегося через всю его кровеносную систему. Парень не знал, сколько так простоял под струями горячего душа, однако, когда вода начинает холодеть, а нега отступать, он решает, что теперь был достаточно трезв, чтобы одеться и присоединиться к Тэхёну.
— Почему пахнет, будто что-то горит? — с подозрением спрашивает Чонгук, заходя на кухню, где Тэхён отчаянно пытается развеять дым. Его взгляд невольно падает на чёрный, словно уголь, блин в сковороде.
— Я пытался, и это важнее всего, — подавленно бормочет Тэхён.
— Ты о своей попытке сжечь дом дотла? — уточняет Чонгук, когда Тэхён расстроенно прислоняется к столешнице, почти оседая на неё.
— Хорошо, неважно. Мы все знаем, что в готовке я не самый лучший.
— Не лучший? Тэ, ты сжёг блин! — недоверчиво восклицает младший.
Тэхён поднимает обе руки.
— Хорошо, я допускаю свое поражение. Я ужасный повар и могу разве что разогреть в микроволновке рамён.
— Ты невероятен, — говорит Чонгук, качая головой и заключая Тэхёна в клетку из своих рук, лёгших на столешницу по обе стороны от парня. — Просто невозможно невероятен, — бормочет он снова, наклоняясь вперед, чтобы прижаться к его губам своими.
Тэхён улыбается в поцелуй, бормоча что-то вроде: «да, но я всё равно тебе нравлюсь».
— Ты такой избалованный ребенок, — упрекает Чонгук, наконец отстраняясь от парня.
Тэхён в ответ стреляет в него игривым, ярким взглядом.
— Я твой хён, вот ты маленький гавнюк.
Оба возвращаются к обоюдным подшучиваниям, пока Тэхён пропускает пальцы через всё ещё немного влажные волосы Чонгука. Эти оскорбления не имеют для них никакого веса. И в этот момент часть Чонгука хочет, чтобы они вот так стояли вечность. Эта часть хочет забыть, что всё это не по-настоящему, и остаться в небольшой кухне, прижавшись к тёплому телу Тэхёна.
Однако мир не настолько любезен, чтобы подарить Чонгуку вечность.
— Я бы пригласил тебя сходить куда-нибудь позавтракать, но мне нужно вернуться в дом братства и проверить, что все всё ещё дышат, — говорит он неохотно.
Тэхён дуется, но всё же кивает, и Чонгук уходит в гостиную, чтобы найти свою обувь.
— Как ты можешь выразить всю свою бессмертную любовь ко мне и затем вот просто оставить меня одного!
Чонгук смеётся.
— Ты так драматизируешь.
— Я не драматизирую.
— Сделаю вид, что так и есть, — дразнит он. — Я выловлю тебя позже, хорошо? — в тот самый момент, как он оборачивается, чтобы открыть входную дверь, он почти сталкивается лбами с Чимином, который всем своим видом выражает крайнюю степень похмелья. Взгляд Чонгука быстро оглядывает парня, а брови ползут вверх, когда его глаза натыкаются на вполне себе определённые красные метки на шее. — Это засосы?
Глаза Чимина почти выпадают из орбит, и младший готов поклясться, что никогда не видел, чтобы Тэхён перемещался так быстро. Не успевает он моргнуть, как светловолосый парень уже стоит напротив лица Чимина и тянет вниз шарф, что тот обернул вокруг своей шеи в неудачной попытке скрыть рассеянные по всей шее метки.
— Эй! — вскрикивает он. — Руки прочь!
— Вы с Юнги-хёном трахались? — бесстыдно спрашивает Тэхён.
И ответ — очевидное да, исходя из того, что лицо Чимина заливается ярким оттенком красного, который добирается даже до кончиков его ушей.
— Н-нет!
От нахлынувшего волнения Тэхён аж взвизгивает.
— О Боже мой, определённо да. Ты трахнул его! И как оно? Он снизу или сверху?
— Сверху. Хён ни за что не будет снизу, — прерывает Чонгук.
— Ты отсосал ему? У него правда большой? Каково было возвращаться домой после такого секса? Правда, чт…
— Стоп! — Чимин выглядит так, будто в любой момент готов упасть в обморок из-за стыда. — Мы не будем это обсуждать!
Тэхён усмехается Чонгуку.
— Ты мне должен. Я же сказал, что они переспят.
Чимин недоверчиво смотрит на парочку.
— Вы делали на это ставки? Чёртовы придурки.
— Прости, хён, — приносит извинения Чонгук.
— Плати, — требует Тэхён с протянутой рукой.
— Как насчёт, чтобы я, вместо этого, сводил тебя на ужин?
От такого предложения Тэхён весь застывает.
— Свидание?
— Да, свидание.
— Что ж, думаю, пойдёт.
Чонгук улыбается, а затем смело наклоняется вперед, чтобы почти целомудренно поцеловать парня в уголок губ.
— Я напишу, — подмигнув, говорит он прежде, чем бросить ошеломлённому Чимину до свидания.
— Хорошо, серьёзно. Что, чёрт возьми, я пропустил? — слышит младший беззвучный шепот Чимина перед тем, как повернуть за угол и исчезнуть.