Hiraeth

глава 43

В ванной сильно пахнет кровью, и Юнги сухо сглатывает при виде красного пятна, размазанного по белому полу. Это похоже на тот случай с ночным кошмаром Чонгука и день, когда у него был приступ в общежитии. Тогда Юнги тоже остался, чтобы убрать улики, как на месте преступления. Поэтому он начинает собирать все предметы, которые были разбросаны вокруг, прежде чем взять из шкафа швабру и моющее средство и стереть кровь Чонгука.
Он моет до тех пор, пока в ванной не начинает противно пахнуть отбеливателем, и агрессивно вытирает тряпкой кровь со стен. Юнги не знает, сколько времени тратит на уборку, но он сосредотачивается на очистке каждой щели и плиточки, потому что на самом деле не хочет ни о чем думать. Он действительно не хочет думать о Чонгуке.
Оставшись один в ванной, где он счищает следы чужой крови, Юнги начинает плакать. Он плачет, потому что его сердце тяжелеет и потому что смотреть, как его лучший друг разваливается вот уже почти два года, больно. Знать, что когда Юнги устроил грёбаный скандал, Чонгук переживал тяжелый разрыв, было больно. Он пытается приглушить всхлипы, зажимая рот кулаком, садится на крышку унитаза и плачет горячими, злыми слезами. И вот он снова обвиняет себя во всем, что случилось с Чонгуком. Потому что, если бы Юнги был достаточно силен, чтобы остаться, Чонгук не позволил парням днями трахать его рот за деньги. Если бы Юнги не был таким трусом, он мог бы смыть кокаин, который, ведь он знал, был спрятан между матрасом, в унитаз, и выбросить все бутылки с алкоголем из-под кровати Чонгука. Однако Юнги никогда не был достаточно силен для этого.
Следующие несколько минут он вытирает слезы с лица и кровь с кафеля, которая уже давно была смыта. Когда он, наконец, решает, что закончил, и берёт себя в руки, он идет в гостиную, чтобы найти там трёх парней. Тэхён полулежит на краю дивана, на коленях у него Чонгук, по-видимому, тот даже спит, а Чимин напряженно сидит в кресле. Телевизор включен, но никто на экран даже не смотрит.
— Как он, в порядке? — спрашивает Юнги, присаживаясь на край кофейного столика и разглядывая забинтованную руку младшего.
Чимин кивает.
— Порезы ужасные, но жизни не угрожают. Ещё он обжег плечо, поэтому я наложил марлевую повязку.
— Думаете, он пытался покончить с собой? — тихо спрашивает Тэхён, не сводя взгляд с лица Чонгука и продолжая играть с его волосами.
— Нет, — говорит Юнги. — Я почти уверен, что это был просто очень тяжёлый приступ. Чонгук в самом деле думал, что внутри него есть жуки. В довершение всего, что с ним произошло, он слишком многое запер в себе. Рано или поздно это должно было случиться.
— И что нам теперь делать? — спрашивает Чимин.
— Мы должны отправить его в больницу.
Тэхён смотрит на него в недоумении.
— Но Чимин же только что сказал, что его травмы не угрожают жизни.
Юнги заминается.
— Не такая больница, Тэхён.
Блондин от его слов напрягается.
— Ты знаешь, что чувствует по этому поводу Чонгук, хён. Мы не можем так поступить с ним. Мы не можем отослать его после того, как пообещали быть рядом.
Юнги вздыхает и проводит рукой по лицу.
— Думаешь, я этого не знаю? Думаешь, я хочу отдать своего лучшего друга незнакомцам и держать его взаперти в больнице, пока ему не станет лучше? Блять, нет, ясно? Однако мы мало что сможем сделать. Никто из нас не профессионал. Ради Бога, мы всё ещё студенты. Мы влипли по уши, друг. Если мы будем продолжать вести себя так, будто можем вылечить Чонгука, если мы будем продолжать вести себя так, будто ему станет лучше без профессиональной помощи, то он снова навредит себе. Или ещё хуже.
— Хён прав, — вступается Чимин. — Чонгуку нужна помощь, Тэ.
С мгновение Тэхён молчит. Он смотрит вниз на Чонгука с невыплаканными слезами, прежде чем, наконец, заговорить.
— Я знаю, хён. Я знаю. Просто отстойно знать, что мы все слишком бессильны, чтобы помочь ему.
— Да. И ты, и я, — Юнги делает глубокий вздох. — Я позвоню доктору и всё устрою. Оставайся здесь, ты ему понадобишься, когда он проснется.