Дом Огненного Змея, том 1

8.2

Человеку непосвящённому устройство книжного зала могло показаться довольно простым. Сквозная шахта в центре, высотой во все четыре яруса, а по периметру – нормальные этажи, куда можно было подняться и углубиться. Иллюзия сплошной стены из книг была обманчивой: на самом деле зал напоминал апельсин с вынутой сердцевиной, разрезанный в продольной плоскости на множество слоёв. На каждом уровне в «дольки» из центра вели узкие незаметные проходы, открывавшие доступ к новым книжным секциям – пространство использовалось с умом. Но нужно было быть знакомым с Западной цитаделью очень хорошо, чтобы понимать: глубина «долек» изнутри кое-где не соответствовала размерам зала снаружи, даже с учётом внутренней (теперь уже внешней) винтовой лестницы.

Пробравшись между стеллажами, Эрхэ-Линн остановился у неприметного участка голой стены и приложил руку к живому камню в одному ему известном месте. Ключ в ладони тут же проснулся и засиял, открывая замок, после чего проход можно было творить как обычно. Эрхэ-Линн шагнул внутрь – и стена сомкнулась у него за спиной.

Скрытая часть хранилища представляла собой цепочку сообщающихся комнат, замыкающуюся в круг. По обе стороны от единственного входа располагались две читальни, а дальше всё было занято ценным тайным содержимым; конечно, ценность его сильно снизилась с отделением башни от мира, а тайным – по крайней мере для Эрхэ-Линна – оно перестало быть, как только он научился подделывать печати рангов, определявшие доступ. Сейчас во всём огромном хранилище оставался всего один тайник, который он до сих пор не мог вскрыть. Иногда это раздражало его больше, иногда – меньше. Сегодня его мысли были заняты совсем другим, поэтому капсулу в третьей комнате справа он не удостоил даже взглядом, прошагав дальше.

Отклонение в работе малого солнца, лежащее в основе нестабильного кокона, озадачивало исследователей на протяжении веков. Механизм успели неплохо изучить, но причина продолжала оставаться загадкой. Все сходились во мнении, что это – лишь одно из проявлений более масштабного и куда более пугающего процесса, происходящего с человечеством, в результате которого солнцепричастным предстоит однажды полностью исчезнуть с лица земли. Яснейшие умы каждого поколения пытались понять, как его замедлить. Безрезультатно.

Как бы там ни было, за появление данной конкретной болезни на белом свете Эрхэ-Линн нёс не больше ответственности, чем за цвет собственных волос. Но в том, что заболела Тми-Стах и ещё с десяток детей, чьи родители имели несчастье находиться в Тавирэнди одним пасмурным осенним днём 1369 года эры Разделения – в этом он, оказывается, был виновен лично.