Фиалка

49. Я - его дом.

У вампиров, наверное, не бывает щетины.

Я пришла к этому ненужному выводу, разглядывая лицо своего отчима, пока он был занят газетой и не смотрел в мою сторону.

У вампиров, скорее всего, вообще ничего уже не растёт. С того самого момента, как они ими стали. Разве что — кровожадность. Всё остальное либо давно остановилось в развитии, либо доросло до конца. И умерло. Затаилось. Притворилось.

И я бы, если честно, совсем не хотела, чтобы Тоби хоть немного был похож на моего отчима. Да вообще — чтобы был похож хоть на какого-нибудь мужчину. Даже на уровне щетины. Это бы меня пугало. Сильнее, чем всё то, что меня уже пугало в нём сейчас.

А вот я — росла. Продолжала. И страх во мне тоже приумножался, только не ввысь, а вширь. Всё, что я носила в себе и никому не рассказывала, распирало меня изнутри — будто вот-вот и лопнет.

Я ведь могла в любой момент: то ли разрыдаться навзрыд, то ли взорваться, как воздушный шарик, — и выдать всё, что накопилось. Не разбирая слов. Хоть кому-нибудь.

На вид я была — шарик неплохой, что надо. Хорошенький. Примерно такие я и хотела продавать летом в парке — на каникулах. Только вот, если я лопну, сразу стану не очень. И все узнают, чем меня там внутри наполнили, чтобы я форму держала. И как я вообще этим самым шариком стала — тоже узнают.

Выходит, просто вещь. Игрушка просто, выходит. Но не совсем уж детская, получается. Взрослые ведь тоже шарики покупают. Или хотя бы на них смотрят. Засматриваются.

Вот Тоби — посмотрел. Это ведь он меня и надул. И в смысле — обманул, и в смысле — надул. Хотя, если честно — и то, и другое сразу. Всё сразу.

Особенно сильно меня преследовали эти воздушные чувства после ночёвки с вампиром. Так это событие и можно было назвать, чтобы обидно не было — ночёвка. Потому что Тоби пришёл и остался на ночь. Он в одной кровати со мной был. Лежал рядом. Точно не спал.

А уже за завтраком, когда мне было совсем плохо — от всего, чего я совсем не понимала, — я так хотела ему сказать, если бы он не ушёл:

«Я люблю тебя. Но ты, наверное, меня — нет. Потому что если бы ты меня любил, я бы не плакала. И ты не забыл бы про мои таблетки. А ты забыл. Хотя знал, что они мне нужны. Ты сам сказал, что они мне нужны. И ты знал, что Дима их все испортил. Но ты всё равно забыл. Ты сказал, что всё станет лучше... но лучше не стало.»