Это утро какое-то другое. Несмотря на быстро исчезающий утренний сумрак, промозглость воздуха и мои замерзшие ноги, оно другое. Совсем не серое и безжизненное, каким было в моих глазах обычно, несмотря даже на яркое солнце за окном. Мне не хочется валяться в кровати весь день, чтобы потом от безделья болела голова или еще что. Мне хочется бегать и прыгать только открыв глаза, будто кто-то починил давно сломавшуюся машину, повернул рычаг энергии с пометки «выключено» до «включено на полную мощность». Мне будто промыли мозги и вставили что-то другое, погруженное в беспричинную радость и приятное волнение. Это похоже на бредовую альтернативную реальность. Ущипни — проснусь.
— Эй, чего ты лыбишься? — кто-то машет перед моим лицом рукой, но не получает реакции.
В прострации я ковыряю ложкой овсянку с молоком и не обращаю внимания на то, что к моему лицу прилипла дурацкая улыбка. Сидящий напротив Аарон смотрит на меня с прищуром, а потом переводит смеющийся надо мной взгляд на маму, констатируя факт:
— Мам, у тебя дочь совсем чокнулась.
Не получив моего ответа и сейчас, младший решает вырвать меня из транса, кидаясь кусочком сухофрукта и попадая прямо в кашу.
— Алло-о-оу, Земля вызывае-е-ет!
Я вздрагиваю, спешу стереть глупое выражение лица, и поднимаю глаза, недовольно бурча:
— Да не лыблюсь я! — но уголки рта несдержанно вздрагивают, стремясь вверх, заставляя добавить, — А может и чокнутая.
Мальчики прыскают, а я шикаю на них и молюсь не выдать скрываемые мысли цветом лица. Но бабушка улыбается, мама наливает еще чая в наши большие зимние кружки, и волнение сбавляет обороты. Наверное они тайно рады, что сегодня я не похожа на выжатый лимон, как обычно.
На улице светает. Все освещается холодным голубым, но над маленьким прямоугольным столиком со скругленными углами горит желтая лампа, заливая теплом крохотную кухню, бежево-коричневые шкафчики и раз, два, три, четыре, пять человек, сидящих за завтраком.
А вдруг они давно всё поняли? Может знают про вчерашнее?
Рациональная моя часть думает — нет. Я ведь конченный интроверт. Мой ментальный возраст колеблется от десятилетки до пожилой женщины, но никогда не бывает таким, каким должен быть, то есть почти восемнадцатилетним, живым и хотя бы чуть-чуть бунтарским. Поэтому с одной стороны я — слишком пугливо-наивный ребенок, сочиняющий сказки и предпочитающий не знать, откуда берутся дети, а с другой — изнуренная жизнью старуха, заворачивающая дряхлое тело в плед и смотрящая сериалы в перерывах между чтением книг.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
AIRIN | завершен
Teen FictionБудни Айрин Идльштейн являются полной противоположностью идеальной жизни подростка. Вместо верных друзей она имеет целую школу, называющую её, в лучшем случае, убогой. Вместо полной семьи она имеет мать-одиночку, двух младших братьев, тетю, которая...
