Фортуна Фатум

Тёмный Лорд глава 1

Наконец-то. — Авада Кедавра! — заклинание никогда не казалось слаще, чем сейчас. Мальчик, который выжил, канет в бесследную вечность. Я обещаю тебе, Гарри Поттер, ты исчезнешь навсегда, забрав с собой абсурдные предрассудки о силе избранного! Максимальная мощь струится по венам, передавая в палочку мою ненависть. Я бы с удовольствием убил бы его медленно, скормив Нагини по частям, но степень траура моей грязнокровочки будет завышена до тотальной истерии, поэтому, Гарри Поттер, можешь поблагодарить меня за щедрость и эффективность непростительного! Искусный зеленый свет, который никогда меня не подводил, вызывает экстаз, а присутствие зрителей разгоняет по венам кровь в ускоренном режиме. Смотри, Северус, ради кого ты меня предал! Ради куска безмозглого благородства, которым так открыто восхищается Гермиона. Жаль, что она этого не видит. Лихие крики с надрывными, откровенными проклятиями в мой адрес всегда украшают её голос. Её голос… восхитителен в дерзости, сладок в боли и двуличен в честности. Вот и всё, Поттер! С твоей смертью она забудет дорогу в Орден и никогда не вернется в Хогвартс! Твоя услуга принесет мне незабываемое впечатление от приручения скорбящей защитницы львиного прайда! Умирай быстро и напрасно, как и подобает глупцам из Гриффиндора, а с ней я разберусь любым из способов по её усмотрению. Я сожалею, Гарри Поттер, что ты не знаешь, как бурно она реагирует на меня, и как неистово отдает себя при каждом контакте. Момент твоей смерти я украшаю презрением в виде улыбки, представляя, как сильно она бы извивалась в кандалах, зная, что не сможет спасти тебя от смерти. Намного сильнее бы, чем её обожаемая наставница из Греции, которая вскоре умрет более мучительной смертью. Да, Гермиона бы кричала. Она очень громкая. Что ты теперь скажешь, дорогая грязнокровочка? Где твоя самоуверенность? Ты говорила, что не позволишь причинить им вред… но, любовь моя, своим выбором в пользу Ордена и уходом из дома ты сама приговорила их к смерти. Думала, я отпущу тебя так легко? В силу наивности и доверия, ты думала, что я позволю тебе скрыться в роли марионетки Дамблдора? Истина такова, Гермиона, смерть маггловских червей и предателей крови полностью на твоих плечах. Я превращу весь мир в рассадник змей, уничтожив каждого, кто решит забрать тебя. Проще их убить, тогда тебе не к кому будет возвращаться! Никогда, грязнокровка! Мне жаль, что я не упростил тебе задачу раньше, нужно было сразу лишить тебя места, куда можно вернуться. Последние секунды его сердцебиения, которое я не слышу и не хочу слышать, его последний вдох… была бы ты здесь, Гермиона, ты закричала бы пронзительно и громко, защищая Поттера. Опустив веки, я катаю в подсознании твой облик из одной стороны в другую. Голос, преисполненный различным спектром эмоций. Я знаю каждый слог, интонацию и тональность. Её голос всегда и везде, повсюду со мной, как свидетель и каратель, жертва и мучитель особого звучания обертона. Она бы исступленно и дерзко прокричала, что возненавидит меня за убийство и никогда не простит за… — Прости меня! Резко открыть глаза. Застыть. На секунду… на секунду поверить, что подсознание кричит её голосом звонко и громко. — Гермиона! — женский крик её наставницы. Тело… ненавистное тело Поттера, оказавшись на земле, обращает на себя моё внимание настолько сильно, что я слышу хруст кости на тисовой палочке. «Прости меня! Прости меня! Прости меня!» Секунда. Резко отвернуться от Поттера. Заметить недоумение Родольфуса, ухмылку Беллатрисы, настороженность Эйвери, ужас на лице иностранки… глаза ничтожной крысы на земле. «Прости меня!» Нет! Проклятая ведьма не могла! Секунда. Ещё один хруст. Это кости. Чьи? Снова палочки? Нет, это мои кости. Позвоночные хрящи трещат от резкого поворота. — Гермиона! — снова крик этой твари, которую не может удержать Беллатриса. — Круцио! — направить, заткнуть, а лучше убить. Секунда. Беллатриса отпускает иностранку биться в конвульсиях. Правильно, я очерчиваю палочкой короткую дугу для максимальной боли. Теперь она кричит громче. Наверняка обезумела от смерти Поттера, поэтому зовет на помощь грязнокровку. Всё так, по-другому быть не может. Только так и никак иначе! Мальчишка умер, а его подружка спит. «Прости меня!» Нет, никто её не тронет! Ни один из вас! Она больше не будет никого спасать. Пусть Поттер гниет на земле возле обожаемого Хогвартса, а она будет оплакивать потерю ровно столько, сколько я ей разрешу. «Прости меня!» Он погиб. Я не удостою его ни одним взглядом. Он ничто и умер ничем. Мерзкий жук, возомнивший себя ярым последователем Дамблдора! Поттер… конечно, это Поттер! «Прости меня!» Заткнись! «Прости меня!» — Круцио! — иностранка кричит в агонии. В сладкой агонии, которую всегда терпит Гермиона. Когда я вернусь к ней, обязательно напомню. Да, а ещё я сообщу про смерть бывшего избранного. «Прости меня!» — Мой Лорд! — Эйвери делает шаг по направлению к мертвой твари. Мне нет дела до трупа. Он исчез. А она осталась. Встаю напротив пленников. Ни разу не повернусь к Поттеру. К Поттеру! Поттеру! — Круцио! — какая удача, моё заклинание, направленное на гречанку, задевает крысу, снимая «Петрификус». Смотри, Северус! Можешь вдоволь насытиться гибелью своего подопечного. Но он молчит. Предатель молчит, смотря мимо меня на Поттера. Замечательно, смотри в последний раз. На Поттера! Поттера! Пройтись вдоль обреченных будущих мертвецов. Наставница наконец замолкает. Она тоже смотрит на Поттера. День не может быть лучше. Магглы мертвы, Хогвартс падёт к моим ногам, избранный сдох, а грязнокровка пытается справиться с усыпляющим, но вот досада — у неё ничего не получается. Всё так. Гермиона ещё спит, мучаясь от кошмаров моих глаз! «Прости меня!» Смех. Мой. Сардонический, заливистый. Смеюсь, надрывая глотку до тошноты. Качаю головой несколько раз, испепеляя яростью крысу. Хожу вдоль слабых предателей с быстротой полета. Вправо, влево, но не назад. Боль… Сжать палочку, опустив голову. Снова ужасный хруст и кровь по пальцам. Смотрю на землю под ногами. Вокруг тишина. Сбоку о чем-то говорит трусливый Эйвери, впереди выкрикивает Беллатриса, Родольфус держит под прицелом пленников, но во мне тишина. Не поворачиваться! Никогда! Поттер не достоин. Я даже плечом не поведу в его сторону. Напротив меня лишь двое червей, которые стоят на коленях. Наставница… какая тошнотворная храбрость… смотрит на меня подняв брови и изумляясь. Вздрагивает, когда я выворачиваю себе палец, надавив на рукоять. «Прости меня» Тишина, давящая и пожирающая внутренности. Это тишина. Тишина, которая кричит: «Прости меня!» Останавливаюсь напротив раненых жертв спиной к Поттеру. Двумя руками сжать палочку перед собой, смотря под ноги пленников. Они оба высоко поднимают головы. Знаю, что видят. Видят, как мои лёгкие ломают ребра, а со рта течет кровь от прокушенного языка. Снова смех. С выплеском крови. Рядом со мной холод. Родольфус делает шаг назад, а его конченая жена в удивлении осматривается. Холод. Могильный холод приходит после тишины. Во мне сплошной лёд, омывающий пространство промозглым холодом тёмной магии. Надавить на… Из палочки вылетают белые искры, доказывающие надлом древесины. Закрыть глаза. Утонуть в тишине и холоде. Ничего больше не остается. За моей спиной труп. Горячий, но совершенно мертвый. Поттер… это Поттер! «Прости меня!» Невежественная, эгоистичная сука! Посмотри на Поттера! Появись здесь, крича, что ты возненавидела меня за убийство! Кричи, грязнокровка! Кричи о том, что ты опоздала! Кричи, что убьешь меня! Кричи, что перегрызешь глотку! Что угодно, но кричи так сильно, как только сможешь. Далеко. Очень далеко… в нескольких метрах взрываются стены Визжащей хижины. Это Эйвери, а может Родольфус. Разумеется! Но они шарахаются в сторону. Почему? Это моя магия… Я не двигаюсь. Свет вокруг, ветер, крики собак. И моя тишина. Абсолютно пустая и тёмная. Невозможно пошевелить ногами. Безумие опустошенности… Зажать палочку одной рукой, чтобы второй дотронуться до лица. Оно влажное. Всё липкое. И запах. Запах гнили. Не Поттера. Мой. Изнутри. Черная паутина зловонной грязи разбавляет пустоту, забирая моё умение ходить и дышать. «Прости меня!» — Замолчи! — мой голос требовательный и ненавидящий. Пожиратели умолкают, отходя от развалин хижины. Эти двое… не двигаются. Твари что-то знают. Знают. Точно знают. Я заставлю их говорить! Пытки никогда не будут такими приятными, как в этот раз. Они смотрят. Смотрят, как будто что-то знают. Что же они знают? Верно, они знают, что это Поттер! Поэтому так шокированы произошедшим… и мной. Поттер сдох. Это он! «Прости меня!» — Я сказал, — найти первую попавшуюся на глаза жертву, — заткнись! — без палочки моя магия с огромной мощью ударяет Беллатрису в живот. Крик. Грохот. В моей тишине… — Господин! — Родольфус, задетый заклинанием, падает на колени за Северусом, зажимая рану на плече. Отдаленно звучит гул копыт. В небе свет. Эйвери говорит что-то про приказ о нападении егерей на Хогвартс. Дотронуться до глаз. Надавить ногтем на веко. Глазная слизь такая же зловонная, гнилая и черная, как моя ненавистная душа, которую вернула грязнокровка. Почему она сейчас страдает? Не грязнокровка, а душа! Грязнокровка дома. Я знаю. В нашем доме, куда я обратно заберу сына. Так почему душа болит? Пошевелиться бы. «Прости меня!». А смысл? Убить бы предателя и гречанку. «Прости меня!». А смысл? Захватить Хогвартс, добить Орден, взять под контроль Министерство и международный совет магов… Смысл? «Прости меня!» Провести рукой до уха. Тишину в подсознании оглушает её крик. Голос, без которого я не смогу существовать. Не вижу, не дышу и не чувствую. Невозможно отойти от предателей крови. Нельзя отреагировать на болезненные стоны Беллатрисы, вопросы Родольфуса и лепет Эйвери. Что я сделал? Что сделала Гермиона? Что ты сделала? Что ты натворила, глупая, самонадеянная, грязная дрянь? «Прости меня!» Теперь я слышу. Все слышат мой резкий, удушливый вздох. Запрокинув голову, я не хочу видеть позднего вечернего неба, поэтому закрываю глаза предплечьем. Заперто. Везде всё заперто. Я не уверен, что живу. Защита Поттера сработала во второй раз, превратив меня в наземного падальщика без тела и силы. Отчаянный писк моей тишины нарушается перешептыванием собак и немотой крыс. Они по-прежнему смотрят… я вижу их в темноте, ощущая взор кожей, которая горит адским пламенем. Не повернуться. Нельзя. Невозможно. Это… это не тревога, это страх. Мерзкий, отвратительный страх. Это Поттер! Поттер! Должен быть он! Нет. Нет. Есть желание рассмеяться. Снова. И я смеюсь. Смеюсь, резко опуская голову и встречаясь взглядом с изумлением наставницы. С максимальным отвращением и презрением я скалюсь ей в лицо. Издаю саркастический, злой смешок и, пожевав нижнюю губу, глухо говорю: — Твоя ученица не смогла спасти Поттера! Хохот. Мой. С кровью из пасти. Я не могу сдержать смеха, наблюдая, как её брови слегка приподнимаются, но затем… чужестранка сводит их в почти жалеющем выражении. Почему так? Продолжаю смеяться, качая головой до жжения в затылке. Боль… Крыса не заслуживает моего внимания, поэтому я направляю палочку на мисс с идиотским именем. «Прости меня!» — Заткнись! — говорю более грубо, злясь, что кто-то снова кричит. С ненавистью сплевываю на землю, собираясь испробовать на гречанке все возможные кары за помощь Ордену, как вдруг скот начинает говорить: — Я молчала, мистер Риддл! Передергивает. Оказывается, она может говорить. Мистер Риддл. Очень хорошо. Лишняя пытка ей не повредит. Радуясь этому, я смеюсь очень долго. Очень. Подставляю внутреннюю часть запястья ко лбу, ощущая отсутствие пульса. Ладонь смердит так же, как внутренности. Всё омывается болью. Надавливаю на лоб и смеюсь. Мистер Риддл. Даже забавно, как вовремя я успел привыкнуть к обращению моей Гермионы. Настолько вовремя, что дерзость иностранки не вызывает гнева. Грязнокровка будет счастлива узнать об этом. Она счастлива. Она говорила, что я делаю её счастливой! Она открыто смеялась от переизбытка счастья. Её улыбка… она показывала мне. Она показывала мне всё! Обращение «мистер Риддл» не вызывает гнева. Почему? Пальцем по глазам. Ногтем по брови. До крови. Опять хохот и странный мертвый вздох на последнем смешке. Где гнев? Он бы помог. Я бы вырезал на коже этой южной твари проклятые руны, заставив пожирать собственную плоть, но… смысл? Я не хочу. Ничего не хочу. Ни криков, ни крови, ни кишок предателей. Что я сделал? Что я сделал только что? Отрицание. Темнота. Пустота. Тишина. Страх. И боль. Кульбит внутренностей. Боль доходит до мозга. Что я совершил? Что я услышал перед концом… — Больно? Я не замираю, когда слышу знакомый крысиный голос, а снова смеюсь. Бьюсь зубами о язык, раскусывая шов. Чувствую во рту кусочки мертвой кожи и проглатываю их, давясь замогильным смехом. На крысу я не смотрю. Опускаю руку с палочкой вдоль тела. Медленно опускаю вторую. Ничего не вижу. «Прости меня!» Качаю головой, чувствуя как болят глазницы. Грязнокровка… Безумно улыбаюсь, поднимая взгляд на Снейпа. Внимание с его стороны пускает мне яд в кровь. Больше яда, а точнее львиной кислоты, которой постоянно омывает мои нервы Гермиона. Губы больше не изгибаются в презрительной ухмылке. На смех у меня нет больше сил. Теперь я его вижу. Вижу предателя. Нет, вижу своё отражение в его глазах. Прелое, сырое, гнилое и теряющее оболочку. В его глазах я прозрачен, как призрак. Призрак? Я не убил Поттера, я убил себя. Нет! — Это Поттер! — жалок и тих мой голос, когда я убеждаю в этом Снейпа. Это Поттер. Гречанка переводит на него слезливый взгляд, а я высоко поднимаю голову, высокомерно смотря на предателя. Это Поттер. Кожа на губах рвется от давления зубов. Это Поттер. Снейп не отводит от меня глаз, только сглатывает перед тем, как сказать: — Это не Поттер, — надкусить шов на языке, порвав мышцы, но не дрогнуть, а наблюдать, как крыса делает тяжелый вдох и, посмотрев на труп, тихо произносит, — ты своими руками лишил жизни Гермиону Грейнджер. Разорванные две половины языка не отвечают. Во рту месиво мертвой кожи и крови. Ни один мускул на моем лице не отвечает, ни один жест… ничто. Ничто. Всё обращается в пустое ничто. Медленно переставляя то, что остается от конечностей, я поворачиваюсь к Поттеру. Смотрю под ноги и делаю шаг к нему. Ко мне снова обращается Эйвери. Родольфус угрожает расправой Снейпу. Ничто. Они ничто! Были раньше и являются теперь. Ещё шаг по могилам. По собственным могилам. Одной мало, нужны десятки для отдельных кусков мяса. Гниль, смрад, вонь, труп. Не её. Мой! Ещё шаг. Грязнокровка, моя грязнокровка! Нет, это Поттер! Подойти к нему, не смотря на тело, задержать дыхание, поднять взгляд. Тонкие пальцы, аккуратные ногти. Вверх. Рукав. Вверх. На плече спутанный завиток. Отвести взгляд на небо. Её руки, волосы, лицо, глаза. Открытые и… нет! Не мертвые! Они не смеют умирать без моего разрешения. Я не позволял! Неприязненно посмотреть вниз. Прядь каштановых волос лежит на лице, закрывая веко. Я зову грязнокровку в немом обращении, но она не откликается. Эгоистичная, маленькая дрянь! Резко опуститься на колени, схватив её за нижнюю челюсть. Немного приподнять над землей. Волосы слетают с лица. Её глаза. Мертвые. Мои глаза. Всё что у нее есть принадлежит мне! Это мои глаза! Мертвые! Мои! Всё моё! Как и жизнь, слышишь, грязнокровка! Я не разрешал тебе умирать! Влажные щеки выскальзывают из моей ладони, и бездыханное тело падает на землю. Сзади звучит женский рёв. А передо мной… Палочка теряется в листве. Исчезает смысл. Тягостные муки — лишь пустота, в которой хочется задохнуться. Я кладу руки на ее плечи и жду, когда она нагло воскликнет, чтобы я не делал ей больно. Она всегда так делает! Я знаю! Помню! Мертвые. Глаза, губы… всё потеряло смысл! Посмотреть вниз. Всего-то чуть ниже. Её рука прижата к груди, сжимая уродливую медную цепь. Смотрю и… что-то происходит. Внутри меня что-то происходит. Сознание разрывается на кусочки. На огрызки, потому что его пожирают паразитические трипсы. Совсем близко к поверхности москиты высасывают кровь вместе с венами, забирая энергию и разрушая мышечную ткань. Я слышу пережёвывание собственных сухожилий, окутанных специальной формой «Петрификуса». Я искал бессмертия, чтобы переступить грань существования и уничтожить рамки запретного, но истина перерождает и доказывает единственную значимую составляющую. Правда настолько мерзостна, что я закрываю глаза, насильно пытаясь разозлиться, но пустота… портит всё. Правда. Правда в том, что теперь мне не нужно бессмертие. Вокруг что-то творится. Кто-то вопит, это Лестрейнджи, но… — Гермиона! — сдавив её плечи, я наклоняюсь ближе, сворачиваясь в ничтожную позу поклонения. Подол моей мантии накрывает её ноги, когда я обхватываю поцарапанное лицо. — Грязнокровка! Ты не можешь так просто уйти! — произношу шепотом или шипением, но голоса Эйвери и Лестрейнджей замолкают, как и плач гречанки. Двумя руками сжать её голову, очертив большими пальцами синяки под глазами. «Каково это, Северус, потерять свою любимую?» Помню собственный вопрос, который вызывал отвращение. Пальцами по крыльям носа, по щекам. Всё такое знакомое и любимое. Очертить контур губ, наклониться ближе. Сглотнуть горечь, от которой я бы рад отравиться. «Ты узнаешь ответ, когда почувствуешь, что жизнь потеряла смысл» — Гермиона! — тихое надрывное хрипение неразборчивого имени. Секунда. Крепко обхватив её голову ладонями, я натягиваю большими пальцами веки. Вот же они. Мои карие. Живые! Живые как никогда. Единственные в своем роде. Такая же теплая кожа. Такая же, как прежде. «Прости меня!» — Простить? — морщусь в неприязни, ожидая от нее колкого ответа. Секунда. Она всегда отвечает. Не бывает так, чтобы промолчала. Всегда! Ты всегда отвечаешь мне. — Не прощу, грязнокровка! Если не встанешь, я никогда не прощу тебя! На веках появляются отметины от моих ногтей. Я выдавлю тебе глаза, если нажму сильнее. Помню, моя львица, всё помню. Всё что было между нами. Каждый твой шаг и слово… Наглая эгоистка! Ты не можешь бросить меня вместе с этим и сбежать! Разве этому я тебя учил? Разве этого я хотел? Разве ты не клялась Гриффиндору в храбрости? Разве… ты не клялась, что никогда меня не бросишь?! Где же ты, Гермиона? Где ты сейчас? Секунда. Всё кончено. Можно ли рассмеяться? Нет, москиты вырвали связки вместе с венами, оголив нервы. В изнеможении я расслабляю собственное тело, соприкасаясь с её лбом своим. Глаза в глаза, как ты любишь. Дыхание на двоих, как ты любишь. — Давай по кругу, Гермиона! Секунда. Шум копыт. Крики. Вопли. Внезапные вспышки. Всё разбито, всюду заперто. Только воспоминания… Секунда. Страдание. Слабость. Пустота. Боль. Жизнь потеряла смысл. Лишь воспоминания… *** — Инкарцеро! — учащенный пульс и покраснение кожных покровов сопровождаются немыслимым потоком агрессивной энергии, которую я вкладываю в заклинание. Пусть удавки разорвут её тело пополам. Пожиратели вновь разочаровывают меня, а грязная падаль пронзительно кричит: — Портус! Карпе Ретрактум! Нет! Зеленый луч из моей палочки. Неимоверная скорость. Максимальная сила… в чащу леса, где секунду назад находился Гарри Поттер с младшим из рыжих. Нужно было мне раньше отправиться на кладбище! Теперь он сбежал из-за… Падаль, как и суждено падали, валяется на земле отвратительным куском грязи, даже не догадавшись использовать беспалочковую магию, чтобы снять веревки. Сжаться до скрежета, отколов себе зуб. Ненавижу! Тело содрогается в ярости от повторного побега этого выродка. Падаль пожалеет! Будет скулить так сильно, что разорвет горло, отхаркивая трахею! Распрямив плечи, поворачиваюсь к Торфинну. Неуклюжий, импульсивный… — М-мой Лорд! Резко взметнуть проклятие, разрушая его нервную черепную коробку, но в последнюю секунду ослабить мощь, чтобы оставить в живых. Роули с грохотом отлетает к дереву, ломая себе пальцы правой руки. Одного лишь злобного взгляда достаточно, чтобы Эйвери упал на колени, дрожа жирной тушей. Будь я в настроении, высмеял бы вонь его страха долгим и мучительным «Круцио», но… Падаль дрожит не хуже. Я не вижу её лица, но плечи скоро порвут одежду под гнётом судорог. Замечательно. Грязь должна умирать среди похожих нечистот. Делаю шаг к падали. Специально медленно и тихо, чтобы её мучил страх ожидания. Беглый осмотр подмечает у неё кровотечение на ноге. Как жаль, что приходится дышать запахом грязной крови. Подхожу со спины. Несуразная маленькая мерзость. Согласно докладам Люциуса, это должна быть грязнокровная подружка Поттера, несправедливым образом оказавшаяся среди настоящих волшебников. Не имею ни намерения, ни желания вспоминать её имя, поскольку она умрет сразу же после первой мольбы о пощаде. Либо грязнокровку можно использовать, как приманку для Поттера, но вряд ли отродье доживет. Её дрожащее тело и прерывистое дыхание не вызывают даже предвкушения. Что она может сделать, кроме беспрерывного визжания? Жалкий червь с густой кожурой, которую нельзя считать волосами. Гнев сменяется скукой. Чуть запрокинуть голову, борясь с отвращением, и убрать палочку. Грязнокровка не достойна моей магии, ведь сила накапливает знания и умения, а делиться ими с падалью… во рту сгусток слюны от одной только мысли. Мерзость. Очередная скулящая псина. Если бы это был настоящий и опасный противник, я бы не пожалел личного участия в казни, но эту… отдам Эйвери. За идею про засаду на кладбище его можно поощрить трофеем. Пусть сам наслаждается воплями грязнокровки. Всё равно это не продлится долго. К сожалению. Я бы не прочь погрузить каждую грязнокровку в вечный котёл разъедающего зелья. Смыть лоскутами кожу, охладить и начать заново. Твари перекричали бы банши, я уверен. Скуку разбавляет скупая усмешка, которую я скрываю сразу же, как обхожу падаль со спины. Встаю напротив грязнокровки, крепко закрывающей глаза. Какие манеры! Это было бы трогательно, если бы каждый из ныне живущих не боялся смотреть мне в глаза. Любой страх сладок на вкус, однако её страх я сплюну в брезгливости. О, грязнокровку же сжимает удав. Как жаль, что ненастоящий, но я бы не стал травить дивных змей подобной пищей. Даже мой василиск отказывался переваривать грязнокровок. Понимаю его и ничего не имею против качественного корма. Грязнокровкам до деликатеса, как Поттеру до меня. Одним словом — вечность. Не доставая палочки, я обвожу пальцем руну заклинания, снимая веревки: — Фините. По-прежнему демонстрируя отсутствие манер, падаль держит глаза закрытыми. Как только веревки спадают, она хватается за колено. Подавляю вздох отвращения, желая увидеть ужас в глазах, и подхожу ближе, задевая её руку мантией. Она вздрагивает, что вызывает малое удовлетворение. Быть может, в подобной дрожи она прикусит язык и захлебнется собственной грязью. Я бы посмотрел… Краем глаза замечаю движение Эйвери, но поднимаю ладонь, останавливая его на расстоянии. Нет, сначала я хочу увидеть дикий сжирающий трепет её глаз, а потом отдать Эйвери. Она ответит за побег Поттера, как и за свой безрассудный поступок. Давай, тварь, посмотри на меня! — Что ж, грязнокровка, надеюсь, ты начинаешь жалеть о своём поступке, — пересилив отвращение, я надавливаю мыском на её колено, покрытое кровью. — Открой глаза! — давай же, кричи от того, как я увеличиваю давление, сдавливая коленный сустав. Повернуть мысок ботинка в разные стороны и… перестать, застыв с сильным давлением на мышцу. Наклоняю голову, всматриваясь в её лицо. Дрожит, боится и… мои брови самую малость приподнимаются, а язык дергается к нёбу, потому что падаль со всей силы прикусывает нижнюю губу, зачем-то сдерживая крик. Зачем-то… итак, она гриффиндорка, поэтому неудивительно, что она пытается сдержать первоначальное последствие пленения. Мне понятно зачем. Понятно и мерзко. Все они слишком глупы, чтобы умирать правильно! Затем она почти забавно глубоко вздыхает, будто к чему-то готовится. К чему-то… итак, я понимаю к чему. Давай, грязнокровка, посмотри мне в лицо, выразив жалкое стремление спастись, или кричи от боли, надеясь на быструю смерть. Гриффиндорцы старшего возраста могут гордо заявить о силе своего духа, но в конце всё равно сдаются, потому что я сильнее. Сильнее любого мага! А эта… неопытная, невинная, слабая! До бравых гриффиндорских недоумков ей слишком далеко. На моем лице проскальзывает яростное выражение, когда падаль вместо того, чтобы посмотреть на меня, сначала осматривает своё ранение. Наглая дрянь! Неторопливо переводит взгляд вверх, раздражая своей медлительностью. С презрением выжигаю её глаза, наступая на колено. Втягиваю в себя запах крови, усиливая давление, но… Не меняясь в лице, я провожу языком по внутренним сторонам зубов. Интересно… Падаль-то с характером. Она… смотрит. Слишком прямо. Дрожит, как крыло жука в полете, но сильнее прикусывает губу, смотря на меня так, будто открыто говорит, что не разрешит мне услышать свой вой. Да! Именно — не разрешит. Интересно… Не скрываясь, я прищуриваюсь, любопытствуя, чем заменить слово «падаль». Оно ей не подходит. Здесь не то! А что? Здесь иное. Она не отворачивается, а я наклоняю голову, рассматривая грязнокровку внимательнее. Она терпит, но когда я надавливаю непосредственно на рану, то морщит лицо, доказывая, что ей далеко до склонности к мазохизму, а также самозабвенно пытается отвлечься от боли забавным копанием земли, как щенок, закапывающий кость, только вместо косточки у грязнокровки страдание. Интересно… А ещё интересно, почему я трачу на неё время, но… ответ прост — она до сих пор молчит. Без звуков показывая непослушание, она сильно хмурится, будто пытается меня убить своими мокрыми, блестящими глазами. Интересно… Если она закапывает кость с таким усердием, то как бы она повела себя в поисках? Активным действием ради спасения или… пассивными слезами о безнадежности? Смешок появляется из глубин азарта, поскольку я сознаюсь себе в том, что с одинаковым любопытством посмотрел бы на оба действия. Отпускаю… щенка. Нет, тоже не то. Иное! Не падаль и не щенок. — Эйвери, на этот раз твоя идея была неплоха. Поттер и вправду вернулся сюда. Я вознагражу тебя, посмотри, — указав на грязнокровку, приказываю ему заставить её кричать. Незаметно для глупой особи… нет, определенно, не то… я специально повторяю заповедь чистокровных, усиливая её чувство неполноценности. Верно, грязнокровка, знай своё место и покричи… для меня. Да, пожалуй, всё-таки для меня. Раз ты больше не падаль, то… — Круцио! Повернувшись к ней спиной, я смотрю на необъятную чистоту неба, ожидая воплей. Секунда. Одна. Две. Языком по верхней губе. Скользнуть к уголку, прислушиваясь, но… Только шелест листвы от извивающегося тела, но ни одного крика. В Хогвартс берут немых? Я не слышал о таком. Прикрыв глаза, представляю эпизод недавнего одностороннего диалога и… что-то есть. В ней что-то есть. Покричи же для меня. Я бы хотел послушать… вдоволь насытиться ненавистью и отдать свою, а потом сжечь маггловскую тварь в мощном пламени. — Вердимилиус! О Эйвери, какое разнообразие! Грязнокровка приземляется к моим ногам, сплевывая кровь. Уже лучше, но этого недостаточно. По тонкой линии приближается злость. Я не намерен больше ждать. Стон. Глухой, едва различимый, но издаваемый грязным ртом. Ещё! Давай, грязнокровка, ещё раз! Мне понравилось! Но она лишь мычит себе под нос, терпя боль. Хватит, наружу выплывают тихие смешки. Их источник заключается в том, что теперь я с трудом сдерживаю себя, чтобы не заняться грязнокровкой самостоятельно. Тонкое проклятие неплохо бы украсило её тело кровью. Разобраться с Эйвери можно быстро, но он должен запомнить, что бывает, когда меня разочаровывают слуги. Боковым зрением подмечаю состояние грязнокровки, близкое к обмороку, но Эйвери вновь проклинает её. Не имею возражений! Особенно, когда она вскрикивает, но… какая жалость… скорее от неожиданности, нежели от боли. На этот раз я смотрю до конца, чувствуя в себе учащение пульса. Зрелище слишком приятное, особенно прикушенные от боли пальцы. Было бы забавно наблюдать, как львята Гриффиндора откусывают себе конечности. Львята… Наклонив голову к плечу, я сглатываю и обращаюсь к бесполезному недоумку, которому следовало бы поучиться уважению у Долохова. — Достаточно, Эйвери. Ты и так заставляешь меня ждать. Страшась моего гнева, он отходит, низко опустив голову. С высоты своего роста я наблюдаю, как зрачки грязнокровки тянутся вверх, а дрожь уменьшается. Ноги в крови, пальцы вывихнуты, лицо… мне плохо видно, но я бы посмотрел… Что ж, грязнокровка, пока я не придумал тебе название, но очень скоро я наконец услышу твой жалкий голос желательно в тональности повышенного визга. Перед тем как дотронуться до её щеки, я не могу не заметить капли крови, но за возникший интерес я отплачу отсутствием омерзения. Тем более её кожа оказывается такой влажной от пота и слез, что я не могу сдержать восторга от своей причастности к их появлению. *** — Тебе страшно? — спрашиваю, воспринимая каждый слог как лакомство. Мальсибер привел ко мне слепую грязнокровку, которая, как оказалось, неплохо держится в тылу врагов. Я вспомнил её фамилию, обратившись к твари весьма учтиво, но мисс Грейнджер не оценила моего вежливого жеста. Очень хорошо! Кстати говоря, голос грязнокровки весьма специфичен. Она начинает говорить с нотой решимости, но в конце слетает с лестницы храбрости, заменяя связную речь сиплым шепотом. Потом, будто взобравшись вверх, начинает заново, но снова срывается до дрожащего заикания. Её полеты кубарем туда и обратно одновременно раздражают и забавляют меня. — Да, — глухой ответ возводит лакомство в абсолют экстаза, поскольку противоречит смелости её факультета. Нарушать запреты, разбивать иллюзии, доводить до убийства — прельщает меня тонкостью работы. Северус неспроста называл подружку Поттера одаренной ученицей. В ней есть… похожая тонкость и логика, однако эмоциональность завышена до предела. В следующий раз нужно расспросить Снейпа подробнее. По крайней мере до её смерти. Скорой смерти, но не сейчас. Не сегодня. К сожалению, девчонку… пусть девчонку… придется оставить из-за дел в Азкабане, однако после её триумфальной дерзости и стойкости перед пытками во мне разгорается клинически нездоровый азартный трепет. Своим жалким протестом она лишний раз доказывает неразумные стереотипы гриффиндорского благородства, поэтому уничтожать грязнокровку следует медленно, смакуя отчаяние и боль, пока у неё окончательно не исчезнет надежда. Тебе не хватит ни силы духа, ни знаний, ни смелости, чтобы бороться со мной. Это смешно! — Грязнокровка, придётся нам отложить столь прекрасный… диалог, но я уверен, что в следующий раз он будет таким же приятным. Заметив облегчение, я добавляю в список будущих проклятий ещё одно в качестве наказания за демонстрацию эмоций, но внезапно… Шум. Активация перемещения. Как она смеет? Контакт. Близкий. Презрение возникает быстрее, чем луч Авады, когда я хватаю суку за волосы, оттаскивая от себя… Уже позже я вспоминал, как приятно видеть слабое существо на коленях перед собой. *** — Экспекто Патронум! Трепет. Не от Патронуса. От неё. Для подобного феномена, который вызывает во мне скрытое изумление, нужен колоссальный магический потенциал. Магглорожденная? Она действительно родилась в семье магглов? Патронус восхитителен в точности направления, но подобный размер могут призвать лишь опытные маги, десятилетиями совершенствующие светлую магию. Грязнокровка не входит в число таковых. Значит, её умение носит врожденный характер. Интересно… Жизнь или смерть авроров меня не особо волнует, ведь их всех можно убить одним проклятием, а вот… Решительный взгляд, подрагивающая рука, крепко держащая палочку, несуразная стойка даже отдаленно не напоминающая боевую. Пожиратели убьют её, как только придут в себя от небесного шоу выдры. Почему именно выдра? Из-за символа целеустремленности и честности? Возможно! Но в грязнокровке есть одна черта, которая периодически мелькает в интонации её голоса и нервном взгляде. Двойственность! Две стороны характера, противоречащие друг другу в основах личностных принципов. Даже сейчас. Смотрю на неё, затем на местность, откуда она появилась. У нее был выбор. Она бы смогла спрятаться в пещере, но вместо этого бросилась к живым мертвецам. Даю себе право на анализ её тела перед тем, как достать палочку и… встречаюсь с её взглядом. Кто же ты, грязнокровка? Хотя нет, этот вопрос абсолютно не важен, скорее — какая ты? Я бы хотел узнать перед твоей смертью. Скоро, но не сегодня… Сладость её паники и страха практически отвлекает меня от действительности направить на мелкую дрянь непростительное заклинание. Ненавижу ей подобных! Ненавижу её! За такой короткий срок грязнокровка умудрилась вызвать во мне гнев, ярость, ненависть, интерес и любопытство. Умение терпеть боль и умалчивать секреты Ордена не выделяет стерву из иного числа подобных обывателей, но происходящее сейчас… заманчиво. Как она уничтожила Метку? Ответ на этот вопрос позволит раскрыть новые знания призывающих чар, которые я ставлю в один ряд по важности с непростительными заклинаниями. Интересно… Как смеет грязная нечисть использовать такое редкое умение! Кстати, нечисть… убегает. Как глупо! Беллатриса срывается в погоню. Я доволен, что она вытерпела тюремный срок, ожидая моего воскрешения. Верная и готовая выполнять любые приказы, но… не прельщает. Как и все. Однако нечисть эффектно падает на землю, ударяясь лицом о камни из-за атаки Беллатрисы. Забавная сцена, на мой взгляд. Под грохот разрушающихся стен Азкабана неторопливо ступаю за Беллатрисой, остановившись на секунду из-за вида ползущей грязнокровки… Посмотрев на небо, задаюсь вопросом о количестве магической энергии, которую она потратила. Чувствует ли она опустошенность и потерю сил? Если да, то я вполне могу позволить ей взять палочку. После случившегося грязнокровку нельзя недооценивать. Однажды легкомыслие стоило мне жизни в Годриковой Впадине. Воспоминание мелкого ублюдка дополняет ненависть объемной порцией злобы. Грязнокровка так и не ответила за свою связь с Поттером. Я обязательно позабочусь о том, чтобы она пожалела о знакомстве с ним, как и со мной… — Авада Кедавра! — на крик Беллатрисы я реагирую быстро, спасая грязнокровку от смерти. Несколько секунд у меня уходит на то, чтобы понять — я бы хотел убить её сам. Не сразу, а медленно. Поэтому, Белла, вернись к остальным. Туда, где тебе самое место. Пристально разглядываю грязнокровку, находя горизонтальное положение её тела более очаровательным, нежели вертикальное. Покрутив в руках палочку, я подхожу ближе, скользнув взглядом по ногам. Открытое кровотечение. Перевожу глаза на её палочку. Бестолковое животное где-то нашло палочку, но не догадалось использовать целительные чары. Так же как и на кладбище, она не использует магию, чтобы спастись. Жаль. Либо она не знает заклинаний, либо думает, что тратить силы бесполезно. Второй пункт… прельщает. А первый доказывает отсутствие связи с Орденом. По всей видимости, она мало знает об их планах. Иначе она бы знала, как защищаться. Так даже лучше — от неё не будет никакого толка, поэтому я убью её сразу после того, как узнаю про чары Патронуса. К сожалению, нашему диалогу мешает толпа бесхребетных предателей крови. Возвращаться к руинам Азкабана не имеет смысла. Мои верные последователи уже освобождены. Впереди долгая работа по истреблению магглов и внедрению в Министерство, поэтому вместо того, чтобы уничтожить предателей, я ставлю защитное поле, хватая локоть грязнокровки. В её глазах столько истошной боли, а руки дрожат от страха, что хочется дотронуться… Пока она смотрит на авроров с обреченным, жалобным взглядом забитой собаки, я задерживаю аппарационное заклинание, чтобы узнать, такая же ли у неё кожа, какая была на кладбище. Слеза… ей к лицу, как и прежнее выражение, в котором она ненавидит меня всей душой, но… подметив её потерянный взгляд во время моего прикосновения, я удовлетворенно провожу пальцем по щеке, стирая слезу. Эмоции растерянности и ошеломления не поддаются описанию, когда она прямо смотрит в мои глаза, забывая… верно, внутри я триумфально улыбаюсь, будучи уверенным в том, что в этот момент ни авроры, ни скорбь не мешают ей переключить своё внимание на меня… и забыть о них. *** — Возможно, действие Патронуса схоже с древней магией, благодаря которой Гарри смог спастись, — чувствую максимальное насыщение агрессией, когда грязнокровка объясняет появление гигантской выдры, — главная особенность состоит в готовности пожертвовать собой ради тех, кого хочешь спасти. Я убью её! Во всём снова виноват Обряд Жертвы. Сильнейшая древняя магия, неподвластная чистокровным. Как посмели грязнокровки забрать себе подобную привилегию?! Информации слишком мало, но я уверен, что ни один полукровка не использовал жертвенную магию. Почему? Почему недостойные магглорожденные способны её призвать? Как посмела… эта?! Напрягаю плечи, едва сдерживаясь, чтобы не послать в эту стерву Аваду. Ногти впиваются в ладони. Я пылаю изнутри, ненавидя каждого, но в особенности… эту! Даже ужас в её глазах не уменьшает давления на стенки подсознания, требующие наказать ничтожное насекомое за вмешательство в магию Метки, которую я самолично создал, используя самые сильные темные заклинания. Грязнокровка шарахается назад, надеясь сбежать, как крыса из клетки, коей она и является. Взмахиваю палочкой, ударяя её невидимой плетью и толкая лицом к стене. Звук удара худого тела о твердую поверхность опьяняет сильнее алкоголя, который я терпеть не могу, считая стимуляторы признаком слабости. Неслышно подхожу к ней, на секунду прикрывая глаза, наслаждаясь мученическим криком. Правильно, грязнокровка. Тебе будет очень больно, я обещаю! Отвращение появляется с новой силой, когда я дотрагиваюсь до её затылка и спины. Сквозь патлы и одежду по моим рукам проходит её дрожь, но, неожиданно для меня, ненавистная дрянь застывает, словно кусок камня. На мгновение замираю и я, слыша гулкие удары её сердца. Нет, не слышу, а чувствую… настоящий страх, парализующий тело жертвы. Концентрируюсь на тактильном ощущении. За волосами не разглядеть лица, поэтому я ожесточенно надавливаю на загривок, захватив её волосы в кулак. Подними голову, грязнокровочка! Я хочу, чтобы ты не пропустила ни одной секунды своего мучения. Может быть, ты сейчас покричишь для меня, умоляя не убивать. Я бы послушал… чтобы потом пустить в оковы бесконечного Круциатуса или… можно найти что-то более изящное. Например, использовать «Империо», заставив душить себя собственными космами. Мгновенное удивление появляется из-за её движения. Сука отталкивается от стены, вынуждая меня сильнее прижать хилое тельце. Злюсь неимоверно, жалея о том, что вместо слов безысходности вижу жалкую попытку… противостояния. Смешно, грязнокровка, ты выставляешь себя на посмешище! Жаль, что я не бросил тебя в круг приближенных. После долгого тюремного срока они не станут брезговать даже грязнокровками. Я бы посмотрел… Посмотрел бы на скот, разрывающий твоё тело пополам, нанизывая на себя… Тогда бы она закричала? Вряд ли. У нее не будет пространства для использования языка и связок. Я бы посмотрел… Мимолетная возня не отвлекает меня от вида её страдающей тушки в кругу Пожирателей, но я всё равно наматываю волосы на кулак, заставляя её широко открыть глаза. Да! Восхитительное зрелище. Её лицо можно назвать привлекательным в своем мучительном и безнадежном отчаянии. Ещё немного, и она попросит. Знаю, что будет умолять… не так, как просила ранее — тихо и глухо, а так, как просят жертвы беспрерывных пыток после проклятий моих приближенных. Не отдать ли мне её Лестрейнджам? Нет. Мальсиберу? Нет, он далек от наслаждений. Долохову? Он бы сразу убил её. Я почти сожалею, что Макнейр погиб. Вот кто на самом деле являлся прирожденным палачом с утонченным вкусом к насекомым. Правда, грязнокровочка не особо разделяет моё воодушевление. Что ж, а если так: — Да, грязнокровка, — говорю натянуто и хрипло, мысленно снова кидая её на корм скотине, — ты ответишь за все свои действия и почувствуешь мой гнев. Мой? Мой гнев? Разве? Пока мой, а потом… посмотрим. Раз пока мой, то я вправе потрогать девчонку, оценив качество товара. Грубо выдернуть ладонь из волос, услышав треск разрывающихся прядей, и схватить грязнокровку за шею. Сразу надавить, оценивая скорость пульсации артерий. Великолепно! Настолько быстро, что пальцы не различают ударов. Лишь поток. Который отлично сочетается с дрожью. Слабое существо… так же сильно дрожал кролик, которого я скормил своей змее в детстве. Забавно, ещё немного, и нос грязнокровки также завибрирует от ужаса, как и нос грызуна, хотя вряд ли кролики относятся к данному виду млекопитающих. Шея — хрупкая в обычном состоянии, но в данный момент слишком напряженная, поэтому не создает впечатления, будто я смогу сломать ей хребет одной рукой. Прижимая её к двери, я делаю глубокий вдох, разделяя запахи крови, пота и грязи с ароматом волос, но не различаю ни одной конкретной ноты, кроме запаха её кожи. Жаль. Обоняние часто находит самые сокровенные секреты. Властно провожу ладонью по спине, очерчивая плечевой сустав. Обычная кость с мышечным слоем. Слабые для сопротивления руки. Рост подходящий для защиты против других женщин, но согнутые в данный момент плечи создают впечатление убогой калеки. Запястье, бешеный пульс, как я и люблю. Замечательно. Однако внешность не имеет никакого значения, поскольку я прекрасно помню другое… Её стремление держать рот на замке, стойкость, упрямство, молчание, решимость в глазах… то тает, то возрождается, будто набирая силы от дополнительных зелий. Её взгляд… верно, взгляд перед аппарацией из Азкабана. Меня не покидает ощущение, что мы обменялись контактами… личными. Сам того не желая, переношу вес на одну ногу, ощущая признаки слабого возбуждения в паху. Грязнокровка так сильно дрожит, что возникает необходимость прижаться к ней всем телом, чтобы почувствовать трение. Интересно… Но не так интересно, как феномен редкого проявления древней магии. Не скупясь на жестокость, я кидаю её на пол, вывернув плечо. Грязнокровка выдержит, в конце концов — это не проклятие истления, усовершенствованное мной для максимального страдания жертвы. Вызвав во мне долю одобрения от выполнения приказа, она поднимает с пола палочку и нацеливает её на меня. Неплохо, только твоя смелость — циничная фальшь. Я бы указал твоё место, грязнокровка, но, по-моему, ты и так понимаешь, что против меня у тебя нет шансов. Понимает, вижу, что понимает, но… старается… Мне нравится. А ещё мне понравится следующее: — Морсмордре! — с мрачным упоением я чувствую горячий поток магии, струящийся по рукам в древесину палочки. Змея, череп. Совершенство. Такое же совершенство, как и нервный тик под глазом истеричной грязнокровки. В полной мере показываю ей предвкушение, в котором лично для себя нахожу необычное явление — волнение. Живое, сильное волнение от мысли, что я хочу её попробовать и надкусить, но для слабой психики грязнокровочки лучше перефразировать данные слова и сказать по-другому, добавив злое высокомерие: — Я почувствую и тебя. Забыв о моем присутствии, она кричит, в панике трогая своё тело, а я прослеживаю взглядом её дергания, ощущая напряжение члена. Теснота мешала бы, но в данный момент я нахожу в этом наслаждение, поскольку чувствую… её. Столько теплоты, света и самопожертвования. Магия грязнокровки горит изнутри, испепеляя меня лучами огромной мощи. Древняя магия, собственные знания, наивность, чистота. Она никогда не использовала непростительные. Её магия чиста настолько, что мне приходится усилить давление, прорываясь сквозь потоки и заглушая их темными проклятиями. Магия всегда связана с характером и духовным равновесием, но поскольку психика девчонки сейчас нестабильна, то лишить её тошнотворного света будет проще простого. В истощении она умрет, а я поставлю точку, превратив её кости в прах. Без заметного удовольствия, но с необходимым требованием, потому что я не могу позволить ей постоянно мелькать в моем подсознании. А она мелькает… Грязнокровка падает на пол, а я не отказываю себе в желании ухудшить её состояние холодом своих рук. Чувствуй меня, маггловская тварь, чувствуй, как и я тебя! Нравится? Захлебнись в ненависти и утони в злобе. Как тебе? Нравится? Ей холодно, я забираю себе всё тепло, прикладывая ладонь к сердцу, которое по-прежнему бьется, как у кролика. Он умирал медленно, грязнокровка, потому что я не позволял змее использовать яд. Тебе же выпадает честь попробовать силу, которую никто не сможет победить. Ни один волшебник не справится со мной. Чувствуешь? Я хочу, чтобы ты чувствовала, какой ничтожной являешься в моих глазах. По сравнению с моими знаниями и опытом, ты жалкий паразит, путающийся под ногами и выскакивающий в народ с крохами учебной программы. Она судорожно трет пальцами лицо, размазывая кровь, а во мне появляются разные желания — позволить ей умереть от потери магии или ослабить напор, чтобы услышать вопли о том, как сильно она меня ненавидит. Её магия покрывается нарывами. Облизнувшись, я закрываю глаза, ощущая связь. Слабая и светлая, она сдается так легко, что… облизываюсь ещё раз. Я бы хотел ответа, грязнокровка. Я бы хотел непослушания. Ты успела привлечь моё внимание слишком быстро. Всего-то несколько фраз, пара взглядов, моменты поведения. Давай же, грязнокровка! Я хочу! Если не опровергнешь звание ничтожества, то я убью тебя прямо сейчас. Выпрямившись в полный рост и запрокинув голову, дышу часто и прерывисто, чувствуя гибель противного света. Много противоречий. Сейчас во мне много противоречий, потому что я хочу её магию, но не хочу услышать крик отчаяния. Не в этот раз. Если она будет умолять освободить её магию, то падаль вернется к заслуженному наименованию. А это означает, что я ошибся, избавив её от низкого статуса. Внезапно, чувствую прочную преграду, возникающую из-за резкого эмоционального всплеска. Грязнокровочка что-то для себя решила! Занятно! Наверняка что-то, касающееся её личной готовности к смерти. Не разочаруй меня излишним сломленным сокрушением. Я ненавижу слабых людей… постарайся хотя бы немного сохранить достоинство. Держу глаза закрытыми, находясь в особом предвкушении её очередного заикания, как вдруг… — Я всё равно никогда не сдамся. Ты слышишь, Том? Я никогда не сдамся! Чётко, громко с вызовом. Секунда. Одна секунда, за которую я осмысливаю её надрывный, дикий крик, не имеющий в основе лжи и страха. Вспыхивает изумление. Опять. Грязнокровка снова удивляет меня, но… Я резко открываю глаза, демонстрируя жестокий оскал. Ненавистное имя, прозвучавшее из грязного рта, разгоняет по венам темную магию. Наглая, самоуверенная сука, позволившая себе обратиться ко мне в подобном тоне. Это не что иное, как личное, грязнокровка! Толкаю её, повалив на пол, отдаленно осознав потерю контроля. Как она смеет? Не сдашься? Ты? Едва ли? Усиливаю захват её магии, нависая над извивающейся жертвой, которая срывает связки, оглушая новой тональностью голоса: — Я никогда не сдамся! — сжимаю её горло, заставляя молчать, но девчонка продолжает, — я не позволю тебе забрать её. Не позволю! Теперь она громко визжит, трепыхаясь в моих руках. Как я и хотел, но… в это мгновение я повторяю про себя её слова ещё раз. И… с осознанием появляется прежнее возбуждение. Я застываю в одной позе над ней. Моя маленькая грязнокровочка, в данном случае ошибся я. Ты никогда не узнаешь, но в этот момент я перестаю считать тебя слабой. Интересная, наглая, самоуверенная, дерзкая, смелая и… забавная. Подобный набор и вправду хочется попробовать. Во всех смыслах. Не ведая того, ты переходишь на личности, а это иной уровень отношений со мной. Совершенно иной, моя невежественная… я знаю её имя. Теперь у неё есть имя, которое я вспомнил. Молниеносно реагирую на её неожиданную атаку, но, оказавшись в противоположном углу комнаты, я не сразу возвращаюсь к ней. Хочу посмотреть. Посмотреть на ослабленное тело моей грязнокровки. Что я видел в ней раньше? Ничего важного, потому что смотрел лишь на поведение, а сейчас… верно, сейчас я буду смотреть на эмоции. На те, которые открыты и на те, которые она захочет скрыть. А она захочет, я уверен в этом. Девчонку впору пожалеть, поскольку её ожидает множество испытаний в моём лице. Отдать Пожирателям? Ни за что! Убить? Не сегодня и не в ближайшее время. Устроить на живца засаду Поттеру? Я буду жалеть, что потеряю столь ценный трофей. Оперевшись на оконную раму, я подавляю в себе смех, поскольку в разуме появляется пошаговый план, где отдельными пунктами будет реакция грязнокровки на каждую эмоцию. Я бы посмотрел их все… и посмотрю. Сначала её нужно лишить простых бытовых средств, поэтому я оставляю в комнате лишь тонкий матрас. Ещё один взмах палочки, и ванные принадлежности исчезают. Выживай, грязнокровка! Меня не покидает уверенность, что ты приспособишься к любым проблемам, а я буду рад услужить и создать тебе новые! Забрать палочку, чтобы потом изучить сердцевину, хотя темперамент грязнокровки говорит сам за себя, указывая на драконью жилу. Потом сравнить с её собственной палочкой, которой она пользовалась на кладбище. Убираю древко, с улыбкой смотря на безвольное тельце. Нет, нет, грязнокровочка, пока не время впадать в беспамятство, ведь ты так и не услышала свой приговор. Приговор, который принесет тебе блаженную смерть, но не сегодня. Когда-нибудь! Тогда, когда ты мне надоешь, но не сегодня! Направляю на неё палочку, собираясь воспользоваться левитацией, но… ах да! Как я мог забыть?! Ещё одно, грязнокровка! Теперь ты будешь привыкать к более тесному контакту… вот только нужно подобрать подходящий момент, чтобы твой духовный настрой сломался ко всем драклам, разбивая надежду в клочья, а смелость на куски. Поэтому я дотрагиваюсь до её тела, чтобы она ощущала себя бесправным существом, и подавляю собственное напряжение, желающее воспользоваться слабостью грязнокровки, и которое исчезнет только тогда, когда я вдавлю её в пол, почувствовав сокращение мышц тугой и сухой дырки. Я почувствую, грязнокровка! И очень надеюсь, что тебе будет больно. Только после физического контакта я наконец использую левитационные чары, кладя её на матрас. Сделав непроницаемое лицо, я замечаю её взгляд на себе, но намеренно не смотрю в ответ. Отчасти потому что с неё достаточно на сегодня, отчасти из-за желания побыстрее покинуть комнату, чтобы не трахнуть её прямо сейчас. Характеристика грязнокровки меняется в сторону положительного интереса, соседствующего с намерением добиться от неё максимального эмоционального раскрытия. Впервые после воскрешения я предвкушаю трепет от её дальнейших выступлений в качестве моего личного развлечения, которое я никому не отдам. Теперь слушай приговор: — Не думай, что мы закончили, грязнокровка, ты не сможешь одолеть меня, и твои попытки принесут тебе болезненную смерть, — направляюсь к двери, зная, что она слышит каждое слово, — Гермиона! При каждом упоминании я буду смаковать твоё имя, потому что врагов нужно знать в лицо. Своим рвением, дерзостью и прямым обращением по имени ты подтолкнула меня к определенным действиям, которые я обязательно испробую на тебе. Тонко, медленно, скрыто, властно и требовательно… Закрыв дверь, я прислоняюсь к ней спиной, смиряясь с фактами — удивляет, забавляет, прельщает, привлекает, возбуждает. На что ещё она способна? Я хотел бы узнать… И я обязательно узнаю, Гермиона Грейнджер! С большим удовольствием послушаю каждый твой слог и внимательно понаблюдаю за реакцией. С ярким предвкушением и опасной ухмылкой я подношу к руке палочку, вызывая человека, который расскажет мне про мисс Грейнджер всё, что я захочу узнать. Только не заставляй меня долго ждать, Северус, впереди столько дел…