Фортуна Фатум

Тёмный Лорд глава 2

Бушующая мощь заклинаний уничтожает пещеру, когда старик использует атакующее оглушение. Будь я приверженцем честной дуэли, никогда бы не направил толпу инферналов на маразматика, а так… я почти жадно наблюдаю за восхитительными созданиями без кожи и глаз, которые кидаются в атаку столь безжалостную и беспощадную. Совершенная армия, созданная мной вопреки законам природы. Они великолепны в своем безоговорочном подчинении. Повелевать смертью — разве есть что-то более трепетное? — Инсендио! Пожалуй, есть! Пронзительный крик грязнокровки вынуждает меня напрячься по нескольким причинам. Во-первых, она использует единственное заклинание, способное победить инферналов. Во-вторых, отвлекаясь на Дамблдора, я не особо заботился о безопасности девчонки. Её способности в поисковых чарах послужили хорошую службу, и я бы с наслаждением использовал бы их ещё раз, но главной причиной недовольства в данный момент является риск слишком легкой смерти. Несмотря на моё восхищение инферналами, они не достойны забирать жизнь грязнокровки, а она в свою очередь не должна прощаться с жизнью так легко, поскольку я с ней ещё не закончил… и не закончу в ближайшее время. Информация, которую я получил от Снейпа и Малфоя, оказалась довольно занятной. Упрямая дрянь помогала Поттеру с первого курса, постоянно вмешиваясь в попытки моего воскрешения. Даже про василиска догадалась быстрее всех, хотя я с упоением слушал про то, как мой питомец заставил её окоченеть. Безвольная, уязвимая, запертая в своём теле… безусловно, грязнокровка была прекрасна в тот момент. Как и сейчас. Во мне снова трепет, потому что обычный «Инсендио» разгорается до необыкновенных широт, преобразуясь в огненного змея, объятого красными искрами, доказывающими чары Адского пламени. Старик где-то там… как и Поттер. Кретины не имеют сейчас никакого значения, хотя покончить с пророчеством можно не поднимая палочки, поскольку мои живые мертвецы красиво топят мальчишку, заглушая его вопли водой. Лично для себя я нахожу мимолетную эстетику в данном представлении, однако… Не такую волнующую, какую показывает мисс Грейнджер. Её лицо украшает кровь от содранной кожи, которую я бы с радостью оттянул ещё ниже, отдирая кусочек для гарантированного шрама. О да, грязнокровочка получит много шрамов, в особенности там, где она сможет их увидеть, вспоминая наши игры. Наши игры… Пока она услужливо развлекает меня дрессировкой огненного змея… кстати, весьма изысканный выбор воплощения… я вспоминаю, как неистово она отбивалась, изумляясь вторжению моего языка в своё личное пространство. Дрожащим ужасом в её глазах можно утолить любую жажду, но только не мою. Лобзания мало, нужно больше. Грязнокровка была ошеломлена и напугана, а я едва сдерживался, чтобы не довести стерву до обморока язвительными словами о своей мести за её домогательство по отношению к одаренному ученику Слизерина, подвергнутому такому тщательному и пылкому осмотру. Развратная и облизывающаяся на мою фотографию грязнокровка из воспоминания выглядела в высшей степени похотливо, заставив меня удивляться не только факту возникновения у неё подобного влечения, но и собственному желанию испытать на себе ненависть её страсти. Я уверен, что мисс Невинность способна течь очень сладко и обильно, а я бы с удовольствием попробовал её на вкус, спрятав личное желание за наигранным стремлением унизить грязнокровку как женщину. Возможно, я всё-таки использую Империус, заставив её ползать с заискивающими глазами… Наколдовав невербальное «Тергео», я слышу выжившего старика, которого собираюсь добить острым камнем по голове, желательно насквозь через темя до пят! Но не отвожу взгляд от огня. Не от змеиного, а от огня её глаз. Сейчас грязнокровка чересчур сосредоточена и даже не задумывается о том, что я одним мановением палочки могу уничтожить и её, и Поттера. Неплохая плата за ликвидацию инферналов, мисс Грейнджер! Вы хотите умереть в обмен на их гибель? Не думаю! Я успел её изучить. Гермиона не собирается умирать напрасно. Она вовсе не хочет умирать. Простое желание, присущее всем людям, за исключением самоубийц. Это стандартное поведение пленников, у которых остается лишь вера на спасение и сохранение жизни… или отдельных её частей. Однако… предоставь собаке кость, которую нужно сохранить в целости, и она ценой своей никчемной жизни закопает её так глубоко и надежно, что у другой псины не будет возможности сожрать её. Да, я помню, что ты всегда копаешь с усердием, Гермиона, но так ли ты отважна, чтобы пожертвовать ради Поттера не жизнью, а собственной гордостью, которую ты так отчаянно бережешь?! Итак, я не сдерживаюсь в усмешке, содрогаясь в предвкушении её ответа на вопрос о капитуляции. Только спрашивать нужно правильно… между строк и предложив что-то взамен, например — отсутствие боли или бережное отношение к ней этой ночью. Да, Гермиона, именно этой ночью. Я принял решение и обязательно проверю твою гордость на прочность, а именно — согласишься ли ты отдать себя добровольно, ради уменьшения страданий, или же ты останешься верной себе и своим принципам, борясь со мной до последнего. Меня бы устроили оба варианта, но особенно первый, поскольку я хочу видеть её реакцию, когда вместо положенного бережного отношения она получит напрасные надежды и разбитую на осколки гордость, ведь в любом случае я возьму её так, как хочу. А хочу я дико, Гермиона, дико и грубо, чтобы ты чувствовала не только физическую измученность, но и моральную надломленность, а для этого твой страх нужно увеличить дополнительным знанием о том, что ты отдаешь себя, как плату за жизни безмозглых предателей крови. Я смотрю на неё. Теперь она тоже смотрит. Ненависть грязнокровочки прожигает сильнее, чем пламя её змеиного друга наверху. Не скрываю от неё своего голодного взгляда. Пусть догадывается, что её ждет. Это прибавит ей страхов передо мной, а ещё я специально хочу показать, что ей есть, чем гордиться, поэтому открыто восхищаюсь усиленным «Инсендио», чтобы позднее великолепный росток самомнения захлебнулся в грязи, мучаясь от чувства унижения. Мисс Грейнджер покажет мне, покажет всё, и в особенности свою ярость за гибель этого ростка. Если не ярость, то хотя бы мучение… От посторонних нас отделяют дымовая завеса и грохот камней. В полной мере демонстрирую встречную атаку в воздухе, сталкиваясь с её змеем своим, а затем… — Редукто! — очень слабо, Гермиона, попробуй ещё раз. — Бомбарда! — лучше, но совершенно бесполезно. — Экспеллиармус! — лениво отбиваю, закончив её игру в дуэль физической силой. Когда-нибудь она научится. Для магического противостояния ей не хватает сосредоточенности и эмоционального контроля. А пока — львица мала, чтобы кусаться. От этой мысли меня передергивает, поскольку перед глазами появляются более решительный взгляд и точность жестов, в которых преобладает максимальная магическая концентрация, а ещё… отсутствие страха. Нет! Грязнокровка никогда не посмеет смотреть на меня не иначе как снизу вверх. В этом моя власть над ней… а если посмеет, то… я бы оценил должным образом — ампутацией рук и ног. Не говоря ни слова, она понимает моё намерение добить предателей крови, поэтому не разочаровывает и жалобно скулит: — П-пожалуйста, — в уголках глаз заметны частицы земли, а щека кровоточит. Оцениваю её состояние, как подходящее для нашей маленькой прогулки, и ухмыляюсь, однако мисс Грейнджер понимает мой жест по-другому, думая, что я не внемлю её писку и убью Поттера. Расставляю приоритеты в соответствии с личными желаниями, наплевав на действительность и пророчество. Я так хочу, поэтому так будет, а Гермиона сыграет по моим правилам. Зажмурившись, девчонка тонет в отчаянии. Я бы посмотрел подольше, но времени не хватает, и твари противоположного берега скоро вернутся к боевой готовности. Подавляю смех, чтобы раньше времени не напрягать психику грязнокровочки и коротко отвечаю, прикусив потом язык: — Хорошо. О, как часто она изумляется. Я сдерживаю себя, дабы не отвернуться от возможного столкновения с вылетевшим глазным яблоком. Грязнокровка так хороша, что поймай я его ртом, то не побрезговал бы сжать зубы, чтобы посмотреть на реакцию её второго глаза. — Не трогайте их, — от её неразборчивого бормотания моя улыбка становится шире, поскольку Гермиона явно не верит, что я соглашусь отвести свой гнев от её приятелей. Вот теперь плати, грязнокровка! Решай сама, кем ты себя выдаешь — торговкой или жертвой принуждения. Объектом сделки и равноценного обмена или же отважной защитницей своей гордости и принципов… — За их жизни… — наклониться и вдохнуть её запах, теперь я могу отличить его ото всех, — заплатишь, — почувствовать губами ушную раковину, искушая себя прелюдией к сексу, — ты. Не будь здесь надоедливых червей Ордена, я бы взял её на камнях, а затем посмотрел бы на стертую в кровь спину, но… Глубоко вздохнув, я подбираю свою грязнокровку с земли и через её активное сопротивление прижимаю к себе, чтобы она почувствовала. А она почувствует, разумеется. — Поверь мне, грязнокровка, — её позвоночник напрягается, когда я провожу по области почек, представляя, как ногти вонзаются в кожу и дотрагиваются до внутренних органов, — заплатишь сполна, — верю я, верит она. Мне льстит понимание с её стороны. Грязнокровка всё знает, а я рад, что мне не нужно объяснять глупому существу свои намерения, хотя глупой её называть бессмысленно, ведь находчивость грязнокровки давно доказана. Уровень её интеллекта нельзя оспаривать, но какое сожаление… я буду. Мы исчезаем, она тихо поскуливает, а я смотрю на неё в упор, добавляя сладостных неудобств. К этому всё шло… *** Ты многого не знаешь, Гермиона. Не знаешь, что именно тогда я принял окончательное решение о твоей судьбе, которую захватил в свой тайный личный капкан. Помнишь, как я смотрел в твои глаза после секса? Ты думала, я убью тебя, но в тот момент мне стало понятно, что появившуюся связь разрушить нельзя. Моя ненависть доходила до предела, но я бы никогда не позволил тебе умереть. Ты многого не знаешь, Гермиона. Каждый твой поступок находил отклик. Я всегда отвечал на твою дерзость своей, гневом на гнев, агрессией на агрессию, но как бы сильно я ни жаждал мщения, ты всегда являлась приоритетом, поскольку только так я получал максимальное удовлетворение от существования. Мне плевать на твоих друзей и родителей, потому что даже в твоей боли я нахожу пресыщение. Знаешь, почему? Потому что я приму тебя любой. Будь ты могущественной ведьмой, способной справиться с легионами, или сломленной, разбитой гнилью без желаний и стремлений, я бы всё равно был рядом с тобой. В этом заключена одержимость. Ты многого не знаешь, Гермиона. Помнишь, я поймал тебя в лесу после неудачного побега? Помнишь, просил назвать моё имя? Я бы в любом случае не посмел бы отпустить тебя, грязнокровка. Я лишь хотел услышать из твоих уст все вариации обращений. Всё очень просто, Гермиона. Ты всегда отдаешься своим эмоциям по максимуму, а я наблюдаю за тобой, считая единственной живой особью среди мертвецов. Вижу и знаю. Знаю, почему ты так сильно хотела доказать мне свои способности. Знаю, что между нами нет недосказанности в плане чувств. Знаю, как сильно ты зависима от нашей игры, которая давно перешла на абсолютно другой уровень, где нет места ненависти. Знаю я и знаешь ты. Это проклятие, грязнокровка, потому что невозможно отступить и забыть. Есть только требование постоянного контакта, запрещающего появляться пертурбации. Только ты… всегда! В этом заключена зависимость. Ты многого не знаешь, Гермиона. Как бы сильно ты ни хотела скрыть от меня свои мысли, я знаю их все. Знаю, по каким критериям ты оцениваешь достойных и как сильно беспокоишься о чувстве вины. Ты как на ладони. Всегда была и есть, но знаешь, почему я считаю тебя самой восхитительной и высокомерной сукой? Потому что ты всегда убегала от правды, скрывая от меня интереснейший факт, в который верила. Удивительно, грязнокровка, но ты на самом деле верила в то, что первым начал я. Помнишь Рождество? Прекрасная эгоистка, прижатая к мокрому кафелю ванной, поразила обвинением, помнишь? «Моей вины нет в появлении противостояния, ты виноват во всём. Я лишь хотела выжить, а ты использовал принуждение и заставил меня не жалеть о встрече с тобой» Ты великолепна в своём лицемерии, Гермиона. Я не стал тебя разубеждать. Если тебе легче скидывать ответственность на меня, то, дорогая грязнокровочка, я могу и подыграть. Но ты вероятно забыла, как повела себя при первой встрече? Забыла, как смотрела на меня, в немом гневе вызывая на поединок? Или забыла, что из нас двоих ты первая потекла, увидев мой облик в альбоме. Ты, любовь моя, заранее знала, на кого смотришь, но всё равно продолжала… хотеть. Виноват? Неужели?! Вот поэтому я не считаю тебя безвинной жертвой, Гермиона! В тебе нет ни слабости, ни беспомощности. Ты сильная, отважная, высокомерная, умная и гордая, но трусливая в простой истине — в тебе не меньше вины, чем во мне, Гермиона! А знаешь, в чём заключено безумие? О, я лелеял его раскаленными щипцами слишком долго. Я понял его, когда ты играла в равнодушие, в тайне заботясь о моей змее. Понял, как давно я потерял… иной трепет. Трепет личных побед и страха прислужников, трепет будущих планов и мести, трепет… всего того, что я так ценил раньше. Власть, любовь моя, переродилась в извращенную форму, где единственным участником являешься ты! Только ты! Именно твои руки в крови, Гермиона, поскольку теперь все мои действия зависят от тебя! Я хочу захватить власть, чтобы посмотреть, сможешь ли ты раскрыться больше, чем сейчас. Я хочу разрушить Хогвартс, чтобы узнать, способна ли ты вернуться к прежней злобе, а если нет, то способна ли ты заставить меня отступить. Я хочу изменить политику Министерства, чтобы увидеть, с каким усердием ты придумываешь, как помешать мне. Ты многого не знаешь, Гермиона! Из-за тебя меня перестали волновать собственные мотивы, есть только ты. Твой облик, поступки, слова. В этом заключено моё безумие. Ты не знаешь, потому что я не успел сказать тебе. Не сказал, как сильно ты нужна мне. Не сказал, что я сделал с Долоховым из-за твоего шрама. Не сказал, какой теперь у меня боггарт… Я ничего тебе не сказал. Не сказал, какое теперь влияние имеют твои слова: «Я так сильно тебя люблю, что схожу с ума, веря во взаимность, но твоя истерзанная душа не позволяет себе любить, ведь тогда бы ты понял, какую боль причиняешь мне» Вот теперь… только теперь… — Мой Лорд! Егерям ворваться в Хогвартс? — голос Эйвери. Склонившись к её лбу, я смотрю в мертвые глаза, только теперь осознавая разницу… «Между нами нет различий, только ради тебя я готова спасать, а ты ради меня способен лишь убивать» Так и есть. Как ты и сказала. Я бы убивал ради тебя, Гермиона! Столько, сколько потребовалось бы, но теперь я понимаю разницу между нами. Я ошибся, любовь моя! На этот раз это стоило тебе жизни, но… Поднимаюсь с колен. Смрад по-прежнему затмевает всё вокруг, кроме безжизненного тела моей грязнокровки. Почему она никогда не просила не называть её так? — Надо спросить, — говорю в пустоту, осматривая обломки Визжащей хижины. — М-мой Лорд, простите, что? — Эйвери с недоумением смотрит мне под ноги, боясь поднять голову, — у егерей спросить? У егерей? — Нет, у грязнокровки! Меня на самом деле интересует её ответ. Ей не нравится ненормативная лексика, но насчет этого обращения она никогда не возникала. — У… какой грязнокровки? Медленно поворачиваюсь к нему, распрямив плечи. Прищурившись, осматриваю ошеломленные лица присутствующих. Отсюда отчетливо слышна бойня возле ворот школы. — У этой! — указательным пальцем показываю на Гермиону, а сам испепеляю взглядом иностранку. Интересно, Эйвери настолько сильно меня боится, что даже не хочет узнать, почему я обнимался с мертвой грязнокровкой?! А что с Родольфусом? О, скорее — что с Беллатрисой?! Она смотрит на Гермиону с презрением, зажимая ранение от моего заклинания, а Лестрейндж плотно сводит челюсти, по-видимому, припоминая слухи среди Пожирателей после казни Долохова. Кстати, его труп остыл быстрее, нежели тело моей… — Мой Лорд, она мертва, — заикаясь, Эйвери делает шаг назад, а я подбираю с земли палочку. Оценив повреждение древка, я морщусь в недовольстве, а затем… — Круцио! — Эйвери падает, извиваясь от проклятия, однако оно не такое сильное, как было раньше. — Вы сошли с ума, — тихий женский голос со стороны пленников звучит очень звонко лишь в моей голове. Пожалуй. Оттолкнув Эйвери, я подхожу к голосу. На моем лице нет выражения. Всё опустело… Краем глаза слежу за Снейпом, подметив, что он пытается снять кандалы, блокирующие магию. Встаю напротив мисс… Она смотрит мне в глаза с неприязнью, а затем говорит: — Вы убили Гермиону! Ноль эмоций. Всего лишь ответ: — Гермиона не умрет без моего разрешения! Снейп кривит губы, подтверждая своё согласие с мнением мисс о том, что я сошел с ума, но… безумие ещё никогда не было таким осмысленным и ясным. — Её не вернуть, — смаргивая слезы, гречанка качает головой, а я тяжело вздыхаю. Закрываю глаза, направляя в палочку призывающие чары. Поднимаю ладонь. Северус с изумлением смотрит, как в моей руке появляется сосуд. Из него вытекает морская вода, а я кидаю его под ноги магглорожденной и шиплю: — Это… — сглатываю горечь, — нам поможет. Чаша Пуффендуй, которую так хотела достать Гермиона, катится к пленникам, а я… впервые в жизни чувствую облегчение…