Фортуна Фатум

Фортуна и Фатум

Впервые за этот год я жалуюсь на низкий уровень смекалки. Причиной тому — обычная леность. Привыкнув к одиночеству и малоподвижности, я не могу найти достойную мотивацию, чтобы встать. Сон был прекрасен и подобен реальности, но, поскольку я знаю настоящую правду, то его сложно считать подгоняемым к действию фактором. Однако… необычное явление — я вижу! Вижу лучше, чем видела вчера. Почему? В голову приходит фантастически глупая мысль, что сон специально оставил мне ниточку, чтобы я не смогла больше ни о чем думать, кроме невероятного исцеления. Неторопливо сажусь, заметив любопытный взгляд сыночка. Эльфы исчезли как только закончился завтрак, привыкнув к тому, что я всегда прошу их уйти, чтобы побыть с Серпиусом до обеда. Подхожу к нему, зачем-то взяв со стола очки. Привычка. — Привет, малыш, — прижимаюсь губами к тёмной макушке и поднимаю его на руки. В это время в комнату залетает сова, кинув на стол «Пророк». Серпиус активно машет ей в след, а я… наверное, сон и вправду помог мне, потому что я нахожу его детский жест очень милым, забавным и… вызывающим улыбку. Настоящую и затрагивающую глаза. Вздрагиваю от собственной реакции, отмечая, что душу гложет непонятное чувство. Чувство, позабытое и исчезнувшее во льдах. Надежда! Настолько мелкая и слабая, что я с трудом улавливаю её появление, но… проклятие! Я уверена, что ничем другим, кроме надежды, это чувство не может быть. Сколько раз она спасала мой духовный настрой? Сколько раз защищала от падения в пропасть? Не верю, что имею право надеяться, но с каждым мгновением в моем сердце раздается звонкий треск льда, доказывающий разлом безнадежности. «Подумай» Но как? Раньше я была лучшей в поиске разгадок, а сейчас боюсь даже начинать. Что, если всё это напрасно? Я не смогу пережить подобную скорбь ещё раз. Если узнаю, что моя надежда лишь обман, то не смогу справиться с эмоциями и на этот раз точно упаду со скалы в пучину морских глубин. Сны — это подсознание, раскрывающее мои самые опасные страхи и самые искренние желания. Именно! Поэтому Том пришел ко мне, как я и хотела… «Невежественна, как всегда!» Остановившись у стола, я поглаживаю ребенка по спине и сильно хмурюсь. Серпиус начинает хныкать, потянувшись к газете, а я медленно опускаю на неё взгляд. «Успешное завершение переговоров с иностранными консульствами…» Продолжение я не читаю, потерявшись в раздумьях о званом вечере. Сажаю малыша на стол. Улыбаясь, он рассматривает подвижные картинки вчерашнего фейерверка. Опускаюсь на стул и перевожу взгляд на кровать. Помимо палочки, рядом с подушкой лежит медальон Тома, который я чуть не потеряла вчера, падая без сознания. «Подумай» Удостоверившись, что Серпиус не упадет со стола, я подхожу к камину с намерением связаться с Гарри, но, к сожалению, на Гриммо мне не отвечают, поэтому я обращаюсь через камин в Нору, которую Уизли построили заново. — Привет, Гермиона, — заспанный голос Рона сопровождается забавным зрелищем его лохматой шевелюры на одной из подушек дивана. Я никому не разрешаю узнать расположение дома на горной вершине. Камин по-прежнему сохраняет чары Тома, запрещающие посторонним использовать сеть, поэтому я вытягиваю голову, чтобы осмотреть гостиную Норы, и обращаюсь к Рону: — Доброе утро, — про себя я думаю, что утро отнюдь не доброе, но всё равно киваю другу, который смотрит на меня одним глазом, потирая пальцем другой, — я хотела спросить, что случилось вчера? По всей видимости, мой вопрос с трудом доходит до его слуха, потому что его глаза сквозят недоумением. — Вчера мы отправились на вечер празднования в Министерство, чтобы… — Нет, — перебиваю его, — я имею в виду, что случилось со мной в конце? На этот раз Рон выражает беспокойство и медленно садится, разминая шею. — Ты не помнишь? — приподняв брови, он наклоняет голову, смотря на меня с жалостью. — Не совсем… Рон сводит губы в тонкую линию, а затем глубоко вздыхает и произносит: — После твоего ухода перед Гарри появился Рикко и сказал, что ты вызвала его, чтобы аппарировать домой, — слушаю, прикусив изнутри щеку, и вспоминаю, какой из эльфов нашего дома зовется Рикко, — жаль, что ты пропустила окончание вечера, Гермиона, нас вызывали на сцену… Дальнейший рассказ про речь Гарри и благодарность министра я пропускаю мимо ушей и, пообщавшись с Роном на иные темы, возвращаюсь домой. Из-за депрессии и плохого самочувствия я даже не задумывалась про других обитателей дома, поэтому мне неизвестны их имена. Господи, как невежливо с моей стороны! Бедные эльфы, которые заботятся о Серпиусе и всегда спасают меня из леса, достойны того, чтобы к ним обращались подобающим образом. Неудивительно, что они ненавидят меня, ведь я даже не знаю их имен… Резко замираю возле камина. Медленным движением поднимаю ладонь к сердцу, не веря в появление ещё одной позабытой эмоции. Стыд! Мне неловко и неудобно ощущать себя в подобном положении. На краю подсознания я подмечаю, что Лорд по-прежнему способен одним своим словом перевернуть мою жизнь. Стоило ему появиться, как я начала чувствовать что-то, отличающееся от стандартного горя. Поправляю очки и вновь беру Серпиуса на руки, словно ища дополнительный источник силы и поддержки. Прихрамывая, делаю круг по комнате и решаюсь тихо и скромно позвать: — Рикко! К моему удивлению, надёжно скрытому за пустым взглядом, я смотрю, как появившийся эльф пренебрежительно морщит лицо, но подходит ко мне и ожидает чего-то… просьб? Приказов? Эльфы — великие существа с богатой историей появления, поэтому я никогда не посмею проявить к ним неуважение. — Здравствуй! Тебя же зовут Рикко, верно? — он положительно наклоняет голову, внимательными глазами осматривая Серпиуса, будто проверяя, не успела ли я ему навредить, — скажи, это ты забрал меня со званого ужина? Домовик сразу же говорит: — Приказ Хозяина - не отвечать на вопросы грязнокровки! Делаю протяжный, глубокий вдох, страдая от нехватки воздуха, и пробую ещё раз: — Когда твой Хозяин тебе это приказал? Эльф подносит ладони к ушам, энергично мотнув головой, и пищит: — Грязнокровка снова задает вопрос! Лучше бы она заботилась о господине, ведь вчера он так сильно плакал без неё и Рикко пришлось успокаивать господина игрой на флейте! Всхлипнув, отворачиваюсь от эльфа, с безысходностью принимая факт, что он ничего мне не расскажет… «Подумай» Внезапно, я резко возвращаюсь к нему, крепко обняв ребенка. Сглатываю и судорожно произношу: — Значит, весь вечер ты был с Серпиусом? Эльф начинает оттягивать себе уши. Сильно сутулясь, проговаривает что-то про мой интеллект, но я… Второй раз за день я искренне улыбаюсь, потому что к моему возвращению домой Рикко не имеет никакого отношения. *** Пока эльфы гуляют с ребенком, я просматриваю газеты. Честно сказать, прежняя работа со Скитер служит отличным опытом. Я различаю слухи, уловки и мнения. Кое-где заметно давление извне, как если бы статьи писались под заказ. Во многих интервью между строк можно увидеть повторяющиеся предложения, которые подсознательно запоминаются читателем лучше всего, а значит у корреспондента есть намерение обратить особое внимание на данную информацию. Наблюдение вызывает подозрение, потому что в основном оно направлено на стремление прессы доказать людям необходимость перемен. Например, на страницах часто мелькает информация о надобности дополнительных консультаций у международного магического совета. Под предлогом ненавязчивого партнерства я вижу давление на нынешнюю власть Министерства, поэтому появляются вопросы — когда это началось и почему достигло подобных масштабов?! К несчастью, во время визитов в Министерство я не вслушивалась в слова и не запоминала имена, но в газетах часто упоминаются иностранные маги. Эстобан Воиджер заведует филиалом британского совета конфедерации. Получается, что все связи между Министерством и другим миром проходят через него. В одном из выпусков я нахожу фотографию невысокого, полного человека с лысиной и густыми усами. Не самое приятное зрелище, но, больше чем этот подставной человек от конфедерации, меня беспокоит главное управление и высший аппарат. Услышав щелчок, я поворачиваюсь на звук. Мелкими шажками эльф подходит к столу, кладя на него два красных яблока. Я киваю, желая поблагодарить его, но он сразу же исчезает. Листаю статьи, пробую яблоко и, задумавшись, надкусываю ещё… Тридцать минут я активно соображаю над нынешней системой власти, чтобы в конце с удивлением обнаружить — сочные фрукты съедены мной с аппетитом. *** Итак, в январе прошлого года на международном поприще произошло собрание главных ученых и исследователей магических способностей. Среди собравшихся ходили слухи, что многие волшебники были знакомы с Тем-Кого-Нельзя-Называть ещё со времен его странствий, однако с течением времени они покинули родные города, боясь погибнуть от его руки за нежелание сотрудничать. Связь была потеряна, однако после исчезновения Того-Кого-Нельзя-Называть исследователи вернулись в научную сферу, успешно реализуя знания на практике. На собрании было принято решение об увеличении количества участников, поэтому уже в марте число магов превысило норму в несколько раз. Помимо ученых, в нём приняли участие главы политических и экономических союзов, разделяющих мнение о том, что только совместные действия могут расширить знания и изучить историю зарождения магии. Делаю паузу, чтобы поднести йогурт к Серпиусу. Эльфы приготовили много, поэтому, чтобы не пропало, я тоже пробую парочку ложечек и продолжаю читать номер, который нашла в коллекции Лорда в нижнем ящике стола. Под предводительством исследователя по наилучшей защите от тёмных искусств, большую часть жизни путешествующего по волшебным странам, совет ученых приобрел статус международной организации, впоследствии став Международной конфедерацией магов. Статья на этом заканчивается. Исследователя? Перевожу взгляд на Серпиуса. — Как ты думаешь, не отправиться ли мне в Министерство? Спрашиваю, очень сильно надеясь на ответ, но Серпиус хлопает ресницами, явно нервничая, что не может мне ничего сказать. — Я люблю тебя! — протягиваю к нему руку, погладив по голове, а в ответ получаю детскую улыбку. Когда приходят эльфы… с флейтой, то во мне появляется ещё одна эмоция. Вина! Забывшись в собственных мучениях, я часто оставляла ребенка одного, вынуждая эльфов заботиться о нём. Хватит! Больше я так не поступлю, поэтому переодеваюсь в привычные джинсы и темно-зеленый свитер. Надеваю светлую мантию и, взяв на руки Серпиуса, подхожу к камину под изумленные взгляды домовиков. Ускоряю каждый шаг и, войдя в камин, укрываю Серпиуса от золы своей мантией. — Приёмная Министерства магии! Исчезая в пламени, я проматываю в разуме полученные знания. Спрятать личные интересы под исследованиями, запудрив всем мозги — вполне в духе Тёмного Лорда. Получается, что с помощью увлеченных ученых эта организация достигла небывалых высот и превратилась в политического игрока, влияющего на государства под эгидой главного мотива — изучения магии как феномена. Интересно, сказала бы я, если бы не понимала, что конфедерация действует, подавляя установленный столетиями порядок. С одной стороны, изменения полезны, как развивающий фактор в части прогресса, но, с другой стороны, интуиция подсказывает мне, что вокруг Министерства плетутся интриги, а если смотреть масштабнее — то вокруг каждого магического государства формируется заговор, чтобы в итоге мировое господство оказалось в руках конфедерации. Что может быть страшнее, чем открытая война с использованием физической магической силы? Безусловно — только война с использованием интеллектуальной деятельности, где главными боевыми единицами являются не сумасшедшие чистокровные убийцы, называющие себя Пожирателями, а многочисленные психологические манипуляторы, подавляющие волю и умеющие прятать личный интерес за желанием помочь обществу. Пожалуй, это война не Авады Кедавры, а сильнейшего Империуса… Я буквально чувствую, как горят мои извилины, впитывая в себя бесполезную мозговую жидкость. Дергаю головой, отбрасывая с щёк тонкие волосы. В меня будто стреляет мощнейшая волна Ступефая. Как только я появляюсь в Приёмной, то крепко прижимаю к себе Серпиуса, с интересом рассматривающего пространство, и, пробираясь через толпу, бегу в сторону кабинета Боунс. Ничего не вижу и не слышу. По-моему, встречаю Кингсли, но не останавливаюсь и бегу. Вероятно, те, кто меня знает, с удивлением раздумывают, почему я держу на руках ребенка. К тому же, Серпиус практически ничем на меня не похож, а похож на… Господи, какая же я глупая! Гарри, прости, мне очень жаль! Даже несмотря на то, что вы с Серпиусом не похожи, пылким языкам достаточно лишь увидеть черные волосы… Представляю, что за статья выйдет завтра… К счастью, Серпиусу нравится наше путешествие, потому что гул министерской беготни разбавляет веселый детский смех. У меня сбивается дыхание, ноги дрожат, Серпиус соскальзывает, поэтому я прижимаю его туловище к себе под мышку. Замечаю нужную дверь Амелии. Дышу слишком тяжело, с висков течет пот, мантия небрежно болтается с плеч, а Серпиус сползает ещё ниже. Как котенка я держу его за туловище, а его ножки и ручки свисают вниз. Мерлин! Что я делаю? До двери метр. Серпиус снова радует окружение заливистым смехом, болтая ладошками по моему бедру. Влетаю в кабинет, с грохотом ударяя дверь о стену, и… застываю с учащенным дыханием, смеющимся ребенком и безумным взглядом в глазах. Секунды хватает на оценку обстановки. О нет! На меня смотрят десятки пар глаз, среди которых я узнаю нескольких чиновников из газет, Эстобана Воиджера с усами, Амелию Боунс во главе стола и… немигающий взгляд Мистера-За-Победу-Над-Лордом-Волдемортом, который стоит возле Боунс, облокотившись локтем на край спинки её кресла. Наступает неловкая пауза. Амелия поднимает брови, бегая глазами то на меня, то на Серпиуса. Кстати, он сползает вниз, поэтому я неуклюже подхватываю его на руки и замогильным голосом мямлю: — П-простите! — хватаюсь за ручку двери. Перед тем как захлопнуть её и вылететь обратно в коридор, замечаю Мистера-За-Победу, оскалившегося в жутковатой, довольной ухмылке. Мимолетная мысль приходит на ум, когда я увеличиваю расстояние от кабинета министра, что неплохо было бы выдрать ему седую прядь, чтобы стереть с лица довольство моему унижению. С первой встречи он произвел на меня отвратительное впечатление. Наверное, он является таким же ненавистником магглов, как и Пожиратели. Удивительно, что Том не подхватил его к своим приспешникам… Внезапно, я останавливаюсь посередине холла. Сердце снова наполняется слезами. Прежняя апатия приходит вновь. Для чего я это делаю? Есть ли смысл… Со скорбью и слезами я дохожу до уборной, прижимая к себе малыша. Наплывают воспоминания… я долго не могу перестать плакать, вызывая сочувственные взгляды проходящих людей… *** Услышав гул голосов, я выхожу из уборной. Чувствую, что не смогу долго продержаться из-за слабости. Времени нет, поэтому я трачу последние силы, чтобы вернуться к кабинету Боунс и расспросить её про совет магов. Встречаю на своем пути тех самых чиновников и, протиснувшись через остальных, резко заворачиваю за угол, как вдруг… Ноги предают в самый неподходящий момент. Я поскальзываюсь, падая вперед и молясь всем богам, чтобы не уронить Серпиуса. Крепко жмурюсь и издаю глухой возглас, когда… меня подхватывают спереди за талию и плечо. — Мисс Грейнджер, вы летаете по коридорам, словно отчаянно кого-то ищете! — низкий, ровный голос с насмешливым оттенком, раздающийся в непосредственной близости к моему лицу, заставляет меня вздрогнуть. Задрожав, медленно открываю глаза, запоздало осознав, что со всей силы сжимаю чужую мантию в области ключицы. Нос ощущает далекий запах мяты, а тело замирает от близкого контакта… с ненавистным Субъектом с сединой. Собственно, я смотрю на неё, раздумывая про ровность седых линий, пока Субъект не наклоняет голову в сторону ребенка. Не посмотрев в лицо Субъекта, поворачиваюсь к Серпиусу. Весьма странная детская реакция. Моя челюсть падает на пол, когда… сначала малыш морщится, нахмурив лоб, будто чего-то не понимая, затем он издает звук, похожий на недовольство, но затем переводит взгляд на свою ладошку, которая тоже прижимается к груди Субъекта из-за нашего тесного контакта, и… к моему многогранному изумлению, сменяет выражение на улыбку и протягивает к нему вторую ручку. Какой кошмар! У Серпиуса нет чувства самозащиты! Вдвойне удивляюсь, когда малыш начинает смеяться и ёрзать у меня в руках, чтобы дотянуться до Субъекта. Поджав в неприязни губы, я поворачиваюсь к волшебнику с желанием потребовать, чтобы он меня отпустил, однако… Мои глаза округляются, а очки сползают к переносице, мешая более тщательному осмотру, но я вижу… вижу глубокий и бездонный черный цвет. Как ненормальная, открываю рот и не дышу, зажимая темно-синий шёлк мантии, и бегаю зрачками с одного его глаза на другой. Открыто забавляясь, волшебник наблюдает за реакцией Серпиуса, но затем медленно переводит взор на меня, и его лицо приобретает более жесткие черты. Мельком бросив взгляд мне за плечо, он наклоняет голову и тихим, повелительным голосом произносит: — Мисс Грейнджер, — вздрагиваю от диктаторской интонации, — может, вы соблаговолите отпустить меня? Что? Отпустить? С недоумением опускаю взгляд, только сейчас заметив, что его руки опущены вдоль тела, а на нас со всех сторон смотрят министерские сотрудники, среди которых я замечаю удивленный взгляд Кингсли. Скорее всего, факт того, что я с ребенком на руках стальной хваткой цепляюсь за важного чиновника, вызывает у всех непонимание. Вдобавок на моих щеках появляется видимый румянец, но… Я не я… если не рискну насладиться цветом глаз, сильно напоминающим оттенок Тома, поэтому, усилив давление сжатого кулачка с тканью мантии, я звонко всхлипываю и произношу: — Прошу прощения, вы напомнили мне… — произнося, я чувствую легкое головокружение, готовясь к очередной потери сознания, но с усилием отпускаю его и обнимаю ребенка, который по-прежнему тянется к незнакомцу, — близкого человека, — выдыхаю еле слышно. К сожалению, после этих слов во мне снова разгорается паническая атака, вынуждающая задрожать и часто дышать из-за нехватки воздуха. Рот наполняется горечью, а глаза теряют фокусировку от влажной пелены слёз. Субъект кивает подошедшему работнику приёмной, который аккуратно дотрагивается до моего локтя, направляя к комнате отдыха. Затем Субъект пристально осматривает собравшихся. Под его тяжелым взором они сразу же продолжают вышагивать по коридорам, тихо перешептываясь о случившемся, а я часто моргаю, избавляясь от влаги, чтобы в последний раз посмотреть на волшебника. Перед тем как выйти в соседний коридор, сквозь мутные стёкла очков я замечаю, как его выражение полностью меняется с раздраженного облика на открытый теплый взгляд… *** Так и не добравшись до министра, я подавляю в себе стресс купленным чаем, но, поскольку в столовой Министерства не предусмотрено детское питание, я возвращаюсь домой, чтобы покормить ребенка. Выйдя из камина, застываю от тревожной беготни эльфов, которые во всеоружии носятся с едой, одеждой и расческой, то и дело проклиная меня за похищение юного господина. Мерлин! В какой-то степени их волнение можно назвать милым, но Серпиус явно не разделяет данное мнение, поскольку его настроение сильно испортилось после моего ухода из Министерства. Он начинает плакать, а эльфы щелкают пальцами, левитируя малыша на обеденный стульчик. «Подумай» В сознании это слово звучит внезапно и требовательно. Я опускаюсь на постель, наблюдая, как эльфы кормят Серпиуса, и активно тру виски, страдая от мигрени. Он не вернется! Но… Он мёртв! Но… Ты будешь подходить к каждому человеку с черными глазами?! Нет! Тогда забудь и просто продолжай медленно умирать в мучениях, плача по ночам и замерзая в лесу… Несмотря на недавнее появление надежды, я снова страдаю от удушливого отчаяния… «За победу над Лордом Волдемортом!» «Вы летаете по коридорам, словно отчаянно кого-то ищете!» Ищу, но не верю, что найду. Опускаюсь на пол, дотрагиваясь лбом до края кровати. Дважды фразы неизвестного мага поражают сокровенную душевную глубину. Может ли быть, что Том каким-то необыкновенным способом избежал смерти? Это невозможно, ведь его задела Авада и… другие атакующие заклинания. Есть ли вероятность спасения? Он отдал последний крестраж в обмен на мою жизнь, к тому же, Ксантиппа упоминала в качестве платы отдельный пункт — бессмертие. Поскольку для осуществления Обряда нужна искренность, то обман невозможен. Лорд знал об этом. Значит, других крестражей нет и после моего воскрешения он стал смертным. Среди его последователей не было магглорожденных, которые могли бы спасти Тёмного Лорда от Авады с помощью древней магии. Пожиратели… тоже нет. Некого допрашивать про его спасение. Лестрейнджи, Эйвери и Мальсибер вернулись в Азкабан, а другие мертвы или в бегах. Судя по всему, они никогда больше не вернутся в Англию. Малфои избежали наказания, но им вряд ли известны подробности смерти Тома. На что я надеюсь? Всё бессмысленно. Я помню его лицо. Он знал, что прощается с жизнью… Даже самая могущественная тёмная магия не способна спасти от смерти… От мыслей меня отвлекает сова из Хогвартса со списком необходимых книг для седьмого курса. Профессор Макгонагалл столько всего сделала для меня, поэтому я принимаю решение лично сообщить ей, что не приеду на седьмой курс. Подхожу к Серпиусу и целую его в щечку. — Я скоро вернусь! Беру одну из газет, чтобы повторно прочитать статьи во время ожидания приема, и захожу в камин. *** — Гермиона! — на полпути к кабинету директора меня окликает знакомый силуэт друга-призрака. — Что ты здесь делаешь? Верно, Седрик! Сейчас же каникулы. Есть чему удивляться, но отреагировать улыбкой или забавной отговоркой я не могу в силу привычного упадка сил и душевного увечья. Он останавливается напротив меня, а я перекладываю газету в другую руку и отвечаю: — Я пришла к профессору Макгонагалл, — потупив взгляд, смотрю себе под ноги, но спустя десяток секунд молчания кротко поднимаю голову, ожидая от Седрика расспросов про мой подавленный вид. Во время шестого курса он часто пытался заговорить, но, не найдя моей ответной реакции, общался лишь с Гарри, спрашивая про моё самочувствие. Мне жаль, Седрик! Прости, что игнорировала тебя… Вопреки моим ожиданиям, Седрик молчит и с хмурым взглядом смотрит на газету в моих руках. Я делаю шаг к нему и тихо спрашиваю: — В чём дело? Седрик отмирает и натянуто улыбается. Пожав плечами, кивает на «Пророк» и осторожно произносит: — Это он, Гермиона. Хлопаю ресницами, не понимая его, и перевожу взгляд на выпуск. Поджимаю губы, встречаясь с подвижной колдографией Эстобана Воиджера, и вопросительно смотрю на Седрика. Поморщившись, он говорит: — Это тот самый Пожиратель, с которым разговаривал Сама-Знаешь-Кто на кладбище. Ошеломленная этим заявлением, я активно вспоминаю давно минувшие дни и слова Седрика, сказанные нам на кладбище. «В конце собрания Тот-Кого-Нельзя-Называть приказал уйти всем, кроме одного. Мне не знаком его голос, но могу сказать, что он принадлежит пожилому человеку. Тот-Кого-Нельзя-Называть был зол, но не стал проклинать Пожирателя» Господи! Тогда Седрик рассказывал, что Лорд сообщил последователю про необходимость перепрятать крестражи. Значит, Пожиратель обладал его доверием, но… имя Воиджера никогда и нигде не упоминалось. Профессор Снейп не говорил о нём. В воспоминаниях я не нахожу подобный усатый образ. Эстобан не участвовал в сражениях и не присутствовал на собраниях Пожирателей. По всей видимости, этот человек далёк от насилия, но при этом обладает политической властью за рубежом. С трепетом приходит осознание — на слуху Ордена и авроров были лишь чистокровные убийцы, но… скорее всего, мы всегда упускали более состоятельных и обеспеченных людей, следующих за Тёмным Лордом не с помощью крови и трупов, а посредством финансового обеспечения и тайного сотрудничества. Могли ли быть у Лорда шпионы в иностранных Министерствах? Вполне возможно… Звучание имени и фамилии Пожирателя явно доказывает испанские или французские корни. Не до конца поверив в такое совпадение, неуверенно спрашиваю: — Откуда ты знаешь, что это он? Помню, что по прошлому рассказу Седрика, Пожиратель не показывал лица. Скупо улыбнувшись, призрак складывает руки на груди и отвечает: — Он часто приходит к Макгонагалл, чтобы узнать про успехи выпускников для дальнейшего приглашения на работу в Министерство, — Седрик делает недолгую паузу, подметив мелькнувший шок на моем лице, — у меня очень хорошая память на голоса, Грейнджер! Невероятно! Я… не знаю, что сказать. Быть может, он ошибается, перепутав невинного Эстобана с грозным Пожирателем, но… «Подумай» Пазл потихоньку собирается в кривую картину, на которой меня тянут на дно и одновременно выпускают в небо. Дыхание учащается, газета падает на пол, Седрик с беспокойством округляет глаза, а я… Истерично, громко и надрывно смеюсь. Оседаю на пол и обнимаю себя за плечи, не в силах принять факт, что надежда пылает огненным вихрем. *** Привыкнув к насмешкам судьбы, я с трудом переступаю с ноги на ногу, чтобы добраться до кабинета директора. Седрик тревожно посматривает на меня, видимо, делая различные предположения, почему я выгляжу как безумная психопатка, но объяснить своё поведение мне слишком сложно. Возле горгульи вкладываю в интонацию всю нежность по отношению к дорогому другу и произношу: — Спасибо, Седрик! Ты всегда помогал и беспокоился обо мне, — он улыбается, а я продолжаю, — я благодарна тебе… за всё. После дружеских прощаний он исчезает, а я направляюсь к профессору Макгонагалл. Мельком удивляюсь, что горгулья сразу же пропускает меня к ней, даже не спросив пароль. Вступив в знакомый кабинет, удивление заменяется ступором, поскольку кабинет пуст. Почему горгулья позволила мне пройти? — Это я вас впустил, мисс Грейнджер. Вздрогнув, резко поворачиваюсь на голос, и… губы растягиваются в искренней, доброжелательной улыбке, поскольку с овального портрета в золотой раме на меня смотрит профессор Дамблдор. — Здравствуйте, профессор! — подхожу к нему, с интересом рассматривая изображение. — Мисс Грейнджер, я давно хотел поблагодарить вас за помощь Гарри, — он встает с кресла и улыбается, указывая на меня рукой, — я рад, что вам не понадобился камень. Моргаю. Раз. Моргаю. Разок. Моргаю. Разочек. Камень? По привычке тянусь к подвеске, показывая её профессору, но он не обращает внимания на янтарь и продолжает: — Вы достойны быть хранителем воскрешающего камня. На этом моменте моя реакция замедляется. На автомате я киваю, как болванчик, и прикусываю язык, издав причмокивающий звук. Слышу бывшего директора. Не шевелюсь. Слышу нового директора, вошедшего в кабинет. Не шевелюсь. Я вовсе превращаюсь в статую, потому что повторяю про себя одни и те же слова. «Воскрешающий камень» «Камень исчезнет лишь тогда, когда умрет моя любовь к тебе!» «Воскрешающий» Господи… «Воскрешающий» Мои колени издают противный хруст, когда я резко разворачиваюсь в сторону выхода, пропищав профессорам невразумительные извинения. Однажды я потеряла смысл жизни, а теперь… бегу его искать, нет, скорее возвращать. Запрыгнув в камин для посетителей, я второй раз за день выкрикиваю: — Приёмная Министерства магии. Закрыв лицо от золы, я концентрируюсь на мозговой деятельности. Смех щекочет глотку, но я держу рот на замке, боясь закричать в сумасшествии. Определенно, я обезумела. Возможно, по-прежнему лежу в Мунго, а происходящее всего лишь сон! Сладкий и волшебный сон, сводящий меня с ума. Выбегаю в знакомый коридор. Вечер способствует увеличению количества сотрудников в приёмной, поскольку каждый из них направляется домой. Мой вид ещё хуже, чем был днём. Я понятия не имею, откуда у меня уверенность, что нужно ещё раз увидеть… его глаза. Но сначала… итак, я окончательно убеждаюсь, что окружающие считают меня… мягко говоря — странной, потому что шарахаются в сторону, но это не мешает мне ухватить проходящую мимо девушку и твёрдо спросить: — Кто возглавляет конфедерацию? — на краю сознания проскальзывает негодование о своей ужасной неосведомленности, но у меня нет времени на сантименты, поэтому я горящими глазами смотрю на бедную девушку, заметив её испуг. Испугаться есть чему, поскольку в данный момент я бледнее смерти, а очки, надетые наискось, добавляют образу излишней истерии. — П-простите, что? Мерлин! Почему так сложно ответить?! Я придвигаюсь ближе и чеканю каждое слово, повторяя вопрос, а девушка с волнением отвечает: — Лорд Тродд. Открываю рот, чтобы уточнить — какой Тродд, но потом сглатываю и более вежливо спрашиваю: — А имя не подскажете? Девушка прочищает горло и медленно вытягивает руку из моей хватки. — Маврелло Тродд. Свожу губы, показывая нечитаемую гримасу удовлетворения, и переспрашиваю: — Марволо? — киваю сама себе, не заметив, что произнесла это имя вслух. Скорее всего, девчушке надоело вести со мной приятный диалог. Она недовольно хмурится и, обойдя меня с правого бока, сердито произносит: — Маврелло! На мой взгляд, «Марволо» лучше, но… вприпрыжку дойдя до полюбившейся с утра уборной, я достаю палочку и вывожу в воздухе надпись: Лорд Волдеморт. Взмахиваю, переставляя буквы, пока они не меняются местами и с заменой одной гласной преобразуются в имя: Маврелло Тродд. — В его стиле… Невозможно! Удаляю надпись и в бессилии падаю на колени. По щекам текут слезы, а в памяти всплывают слова эльфа, услышанные мною в Греции. «Хозяин, министр подписал указ о назначении Маврелло Тродда на…» Нет, нет. Зажимаю виски, не веря по единственной причине — как он мог так поступить со мной? Я прошла все муки ада, страдая из-за его гибели… не верю, не могу поверить! Это совпадение! Фантастическое совпадение. Встречи в Министерстве, беседа на званом вечере, его черные глаза… Мерлин! У меня закладывает уши, когда я снимаю мантию в приступе холодного пота. Вслед за ней на пол летит свитер, которым я протираю лоб, оставаясь в белой майке на толстых лямках. Крепко держу янтарь, вспоминая слова профессора Дамблдора. Вместе с тем, перед глазами появляется момент смерти Тома. В тот раз он схватился за горло, сильно нахмурившись, будто почувствовал что-то… что? Действие подвески с черным камнем, по сюрпризу судьбы названному воскрешающим?! Если бы Тёмный Лорд заранее знал свойства кольца Мраксов, то всегда бы носил его при себе. Он не знал, так же как и я. Глупая! Профессор Дамблдор никогда не считал янтарь особенным, он всегда намекал на черный камень. Почему я сразу не догадалась? Невзирая на все факты, я по-прежнему отрицаю возможность спасения, потому что сознание не справляется с эмоциями, создавая впечатление безумия. Сколько времени я ничего не ела? Сколько слез пролила? У меня постоянные головные боли и галлюцинации. Есть только один способ узнать наверняка… узнать и умереть от счастья или отчаяния. Быть может, я на самом деле ошибаюсь и Мистер-За-Победу лишь несчастная жертва моего дикого внимания. Если так, то в его власти будет сдача моего скелета на лечение в Мунго. Судя по взглядам окружающих, никто не станет возмущаться, а наоборот с жалостью будут присылать мне в палату цветы и шоколадные лягушки… На дрожащих коленях я поднимаюсь и, оставив свои вещи на полу, в майке и джинсах выхожу из уборной. К счастью, Боунс предоставила доступ на свободное перемещение главным участникам сопротивления, хотя… в нынешнем состоянии я сомневаюсь, что вправе свободно разгуливать по коридорам. Ориентируясь на помощь карты Министерства, я нахожу крыло международного права и… Снова бегу, сжимая в руке палочку. Пользуюсь лестницей и тяжело дышу. Заворачиваю в широкий коридор, где по краям расположены столы секретарей, а в конце заветная дверь. — Вы куда? — кричит мне женщина за стойкой. — Мисс Грейнджер! — с другого края. По-моему, кто-то решает использовать заклинание, но я будто из святого хранилища призываю помощь. Сильной волной от меня отлетают два стола. В коридоре раздается грохот. Стул с шумом врезается в дверь, а секретарь звонко вопит. Этого невозможно не услышать за дверью, поэтому я со страхом делаю предположения, что Субъект сделает со мной за подобный беспорядок, но… всё равно! Меня волнует лишь одно. Господи! Невероятным образом воздух не поступает в лёгкие, а ногу сводит судорогой. Нервы не справляются с нагрузкой. Двух яблок в день точно мало для нормальной работы мозга, но… — Бомбарда! — из всех заклинаний я выбираю самое мощное, но ослабленная магия понижает эффект до минимума. Сзади меня сверкает вспышка от заклятия секретаря. Я влетаю в кабинет в облаке туманной пыли. Хватаюсь за сердце и широко открываю глаза, задыхаясь в эйфории от своего появления. Шок притормаживает мои двигательные нейроны, потому что… Субъект во всей седовласой красе расслабленно сидит за столом, водя перо по пергаменту, подпирает пальцами висок и даже не поднимает на меня головы. Со стороны коридора слышится шорох. Секретари скоро будут здесь, а я… умудряюсь сконфузиться, потому что не могу вымолвить ни слова. Он… не похож и одновременно похож на моего Тома. — Мисс Грейнджер, — медленно растянув слоги, он вкладывает твёрдость в голос и продолжает что-то писать, обмакнув перо в серебряную чернильницу. Серебро — это хорошо. Лорд любит серебро. Черное перо — ещё лучше. Лорд любит черный цвет. Жаль, что не разглядеть почерка. Делаю шаг вперед, когда в кабинет вбегают секретари. Они начинают обращаться ко мне, но Субъект отводит пальцы от виска, призывая их к молчанию, а затем бестелесным голосом обращается ко мне: — Мисс Грейнджер, вы решили разрушить Министерство, чтобы попасть в мой кабинет? Слежу за движением его пера и понимаю, что наступает решающий момент. Нужно ответить правильно, ведь мои слова поймет лишь Том. Секретари стоят у двери с поднятыми палочками, а я опускаю руки вдоль тела. Поглаживаю рукоять палочки большим пальцем и, глубоко вздохнув, тихо и хрипло говорю: — Чтобы попасть в ваш кабинет, я бы разрушила целый мир. Мгновения достаточно, чтобы мои лёгкие наполнились сладчайшим кислородом, поскольку его перо застывает на пергаменте, а на щеке дергается мускул. Слегка прищурившись, я пожёвываю губы, нервничая и боясь, что ошиблась. — Вон! — впиваюсь ногтями в кожу ладоней, когда слышу его властный приказ. Углы глаз наполняются слезами. Я ошиблась. Делаю шаг в сторону двери, как вдруг… он откидывает перо и резко поднимает голову в сторону секретарей. — Пошли вон! Глупо хлопаю ресницами и с открытым ртом перевожу взгляд на дверь. Потупив взгляды и замешкавшись, работники переглядываются и отступают назад, а я ощущаю себя потерянной школьницей, потому что понятия не имею, хороший это знак или плохой. Переминаюсь с ноги на ногу и тереблю край майки. С трудом сдерживаясь от истерики, крепко жмурюсь, когда слышу скрип кресла и несколько шагов. Всхлипываю, прикрыв рот, и поворачиваюсь к нему лицом. Мир перестает существовать. Он стоит у окна с приподнятой головой и сцепленными за спиной руками. Прямо напротив меня. Глаза в глаза. Я молчу, боясь пошевелиться, и сражаюсь со слабостью, а он безэмоционально инспектирует меня с ног до головы. Угрюмо взираю на него, чувствуя жар на щеках, и вжимаю голову в плечи. Наконец, он отводит плечо в сторону и приподнимает брови. — Чем же вам может быть полезен глава международной конфедерации? — уголок его губ дергается вверх, а взгляд становится испытующим, но мне эти игры ни к чему, поскольку душа нуждается в лечении, а не в новом испытании. Не прерывая зрительный контакт, я отрицательно качаю головой и делаю шаг к нему. — Полезен и необходим… — выдыхаю тихо и сипло. Если это не он… я не выдержу! Возможно, я всё-таки ошиблась. После моих слов он опускает веки и глубоко вздыхает, а затем улыбается, обнажая зубы. Дергает головой, отгоняя волосы с плеч, и поворачивается в сторону окна. Больше я не могу. Срываюсь к нему с намерением узнать наверняка, не сошла ли я с ума, но, преодолев два метра, меня останавливает его приподнятая рука. Со слезами на глазах я замираю, а он выразительно сводит брови, показывая растроганное выражение. Кидает взгляд на дверь и, облизнув губы, оглушает каждую мою клеточку родным, низким голосом с шипящей ноткой: — Не здесь, — изумленно буравлю его взглядом, а он с пару секунд смотрит мне в глаза, сдерживая улыбку прикушенной губой, и взмахивает палочкой, — моя невежественная и дорогая грязнокровочка! Великий Мерлин! Я вновь отталкиваюсь от пола с максимальной скоростью, смакуя его последние слова, как доказательство существования самого дорогого и ценного божества, но… Он исчезает в черной дымке, задевая створки окна. — Нет! — врезаюсь в оконную раму, молясь Мерлину, чтобы взлететь следом. На этот раз я бегу по коридорам быстрее ракеты, поскольку сердце создает мне крылья. «Не здесь» А где? Есть только одно место! Наше место! *** Вываливаюсь из камина нашей комнаты. Серпиус вздрагивает во сне, но затем переворачивается на животик, не открывая глаз. Через окно, созданное мной в комнате Тома, поступает яркий лунный свет, а я бегло осматриваю пространство и выбегаю за дверь. Обыскиваю каждое помещение, то и дело вытирая слезы. Из палочки появляется белая искорка, доказывающая повышенное нервное состояние хозяйки. Янтарь нагревается от жара кожи, а в уголке рта скапливается капелька слюны. Наилучшим вариантом сейчас является потеря сознания, поскольку ещё немного и я взорвусь от переизбытка чувств. В данный момент меня не интересуют мотивы и цели Лорда. Важно лишь вдохнуть, увидеть, почувствовать, прижать его к себе. Перепрыгиваю через перила, торопясь к выходу. Открываю дверь, спускаюсь на крыльцо и бегу к пропасти. К месту, где когда-то услышала разговор с Пожирателем. Море волнуется под ночным ветром и полной луной. — Люмос, — отправляю в воздух слабый шарик, освещая край пропасти, и… Останавливаюсь так резко, что корпусом наклоняюсь вперед, хватаясь за живот. Люмос отлетает в сторону леса, а я… я смотрю на темную фигуру, стоящую ко мне боком. За высоким воротником виден профиль, седина и лицо главы конфедерации. Сглатываю, намереваясь подойти ближе, как вдруг он поднимает ладонь с палочкой. Покрутив её в пальцах, прикладывает кончик ко лбу ближе к корням волос. Шепчет латынь, а затем повышает голос: — По праву рождения! Обнимаю себя за плечи, дрожа всем телом. Издаю прерывистое восклицание, задохнувшись от увиденного. Его волосы становятся короче, седина исчезает, нос и губы меняют форму, лицо приобретает выемки заметных скул, рост и ширина плеч изменяется. Даже мантия меняет свой вид на привычный черный цвет. Он! Мой! Как прежде! Только он! Такой, каким я увидела его в рождественскую ночь. Тот, который всегда вызывал во мне восхищение и страсть. Мой! Том Риддл, Лорд Волдеморт, Тот-Чье-Имя-Нельзя-Называть, Маврелло Тродд, любое имя… но он мой родной и любимый, самый важный и нужный! Убрав палочку, Том сглатывает, а я смотрю за движением кадыка с трепетом и нарастающей паникой. Он поворачивается ко мне. Я чуть запрокидываю голову, чтобы глубже вдохнуть свежего воздуха, а затем… не знаю, почему говорю именно так, но я свожу брови в жалобном жесте и дрожащими губами выдыхаю: — М-мой Лорд. Наклонив лицо, он смотрит в мои глаза не моргая, а затем несколько раз медленно кивает. На его губах проскальзывает тень улыбки, однако он заменяет это выражение более глубоким и чувственным. В этот момент я понимаю, что маски сняты. Он больше не будет вести себя грубо, чтобы отогнать подозрение у министерских работников, он больше не станет обманывать меня очередным сном, чтобы подтолкнуть к действиям, он больше не будет ничего от меня скрывать. Он жив! Он здесь! Он рядом. Он! Он! Но… а если нет… — Докажи… — шепчу и чувствую себя идиоткой, когда его бровь приподнимается. Выпускаю из рук палочку. Если это не он, то я не смогу во второй раз пережить потерю надежды, поэтому совершаю самый безрассудный поступок в своей жизни. Том переводит взгляд на мои ноги, которыми я переступаю с камня на камень, пока резко не отскакиваю в сторону пропасти. Отталкиваюсь от поверхности, спрыгнув вниз со скалы. Не смею закрыть глаза, а смело смотрю, как сокращается расстояние до морских глубин. Помнишь, Том? Однажды мы вместе падали с горы навстречу смерти, а потом… Ощутив мгновенное столкновение с чужим телом, я до хруста костей сжимаю его в объятии. Шум ветра попадает в уши, лишая слуха, а слезы мешают зрению. Быстрый толчок, и меня тянут вверх. Черная тень преобразовывается в мужское тело. — Ты… — зарываюсь носом в его волосы за ухом, а сама ощущаю крепкие руки на спине. Обвиваю его ногами, не веря в происходящее. Вокруг меня поднимается вихрь собственной магии, восставшей из пепла, подобно фениксу. Издаю громкий всхлип, который заканчивается, когда моё ухо больно прикусывают за мочку. — Тише, любовь моя! Но я не могу. Невозможно быть тихой. Бесконечные месяцы мучений не поддаются логике, ведь теперь я держу Тома в руках. С быстрой скоростью он делает переворот, направляясь к дому, и произносит заклинание, открыв окно. Из-за моей возни в его руках мы неуклюже падаем на постель, задев крепление балдахина. В этот момент раздается щелчок эльфийской аппарации. Вероятно, Рикко боится, что сумасшедшая мать снова устроит нечто ужасное, поэтому он забирает Серпиуса в другую комнату, предварительно призвав огонь в камин. В комнате светлеет. А я… я ударяюсь лопатками о спинку кровати и сползаю вниз, не выпуская подарок судьбы из рук. Странным образом я воспринимаю тяжесть на теле, как некий трофей или желанную добычу, которую я искала всю жизнь. Что было до этого момента? Ничего! Что есть теперь? Только Том, я и наш ребенок. Лорд приподнимается на локтях, обхватывая мою голову. Я перестаю дышать, когда мы встречаемся взглядами. В нём столько накопленной нежности, что я едва смею моргнуть. Проклятые очки так сильно мешают! Том долго смотрит в мои глаза, проведя большими пальцами по щекам, а затем небрежно срывает очки с моего лица. Слышу звук треснувшего стекла, когда они приземляются в углу комнаты. Он прикладывает ладони к моим щекам. Слегка прищурившись, словно что-то ища на моем лице, он проводит пальцами по бровям. Чуть оттянув веки, тихим, проникновенным голосом произносит: — Живые, — перестаю моргать, встретив блеск его глаз и сведенные на лбу брови, — живые как никогда. Резко наклонившись, он прижимается губами к переносице, а затем соскальзывает до века и, дойдя до виска, нежно целует меня. Мои зрачки тянутся вверх в упоенном облегчении, которое тесно граничит с расслаблением, но я не могу перестать плакать, по-прежнему сохраняя мысль, что всё происходящее лишь жестокая игра воображения. Ослабляю объятия, пытаясь сконцентрироваться на реальности, но от этого меня отвлекает действие Лорда. Запустив одну ладонь в мои волосы, он ведет вторую от моего горла до боковой стороны туловища. Я чувствую на щеке его прерывистое, горячее дыхание. Он глубоко втягивает в себя запах моих волос, а затем зажимает губами скулу. У меня кружится голова, тело горит, ослабленный организм не справляется с эмоциями и тяжестью. Перед глазами появляются картинки ночных кошмаров, которые снились мне после его смерти. Гибель, Хогвартс, его глаза, мой мученический вопль отчаяния и месяцы медленного истощения… Вскрикнув, я начинаю отталкивать его, мотая головой, как сумасшедшая. — Нет! — кричу, крепко закрывая глаза, отбиваясь от его рук, хватающих меня за запястья. — Это неправда! Ты обещал, что никогда меня не бросишь, но не выполнил обещание, — кричу настолько громко и истерично, что чувствую боль гортани, — ты бросил меня! Захлебываюсь в слезах, толкаясь коленями, хотя знаю, что должна успокоиться. Издаю пронзительный крик, закрывая свое лицо предплечьями, пока не происходит следующее: неожиданным, ловким движением меня хватают за бедро и туловище, переворачивая на живот. Всё происходит слишком быстро. Я оказываюсь поперек кровати и громко вскрикиваю, ощутив острый укус на загривке. Мои ноги придавливают коленями, а плечи удерживаются крепкой хваткой. Неведомым образом на смену истерики приходит оцепенение. Я замираю, широко открыв глаза. В комнате наступает тишина. Мгновенная и… правильная. Как только я двигаю ногой, он усиливает давление зубами, больно сжимая мой шейный позвонок. Мгновение. Вдох. Мгновение. Его рука соскальзывает с плеча до затылка, захватив в кулак мои волосы. Мгновение. Я расслабляюсь… Странный способ укрощения всегда помогал мне прийти в себя, мысленно признавая его власть над собой не только как более сильного волшебника над ведьмой, но и как мужчины над женщиной. Он знает, что я соглашаюсь с этим утверждением, поэтому использует единственный способ вернуть мне рассудок. Однако волнение не уходит. Начинаю дрожать и поскуливать в открытом рту, пока Том не разжимает зубы и, зализав место укуса, приближается к моему лицу, придавив всем телом к постели. Слышу шорох мантии, когда он достает что-то из кармана. Мы соприкасаемся щеками, и он бросает передо мной маленький, черный камень, который катится по поверхности, звонко стукаясь о пол. С каждым сантиметром увеличивающегося расстояния между воскрешающим камнем и мной сердце прощается с прошлым. Том обхватывает меня рукой вдоль ключиц, а второй ладонью придерживает за подбородок. — Я здесь, Гермиона! — легкость интонации неплохо сочетается с хриплым окончанием моего имени, — я никогда не бросал тебя, — повернув моё лицо к себе, он зажимает пятернёй щеки, — я всегда был рядом! Прикоснувшись к моему лбу своим, он понижает голос до шепота: — Как я и говорил, это последнее наказание, которое закончилось в момент твоего появления в моём кабинете. Несколько секунд мы смотрим друг на друга с неимоверной нежностью, однако потом Лорд поднимает одну бровь, прищуривается и, опустив взгляд на мои губы, томным голосом произносит: — Скучала по мне? Честно сказать, после этих слов я прощаюсь со стрессом, поскольку… то ли я слишком долго была затворницей, то ли забыла, что такое счастье, но от его намека моё лицо в очередной раз заливается краской, словно и не было нашего прежнего разврата. На лице Тома появляются признаки удивления. Бесцеремонно он устраивается на мне удобнее, потеревшись промежностью о ягодицы, а я морщусь от тяжести и дискомфорта. С ключиц он скользит до горла, погладив пальцем яремную вену, а второй рукой сильнее сжимает щеки, вынуждая меня свести губы в трубочку. Из глубин былых эмоций во мне появляется азартное предвкушение, граничащее с недовольством за свой глупый вид. Двигаю челюстью, чтобы освободиться, но он надавливает сильнее, а я хмурюсь. — Перед тем как моя грязнокровочка покажет, насколько сильно она скучала по мне, — подразнив меня щекоткой носа о нос, он осматривает моё лицо, возвращаясь затем к зрительному контакту, — я хочу узнать, почему ты никогда не возражала против этого обращения? Во-первых, «грязнокровочка» звучит мерзко. Он никогда меня так не называл… по крайней мере словесно. Во-вторых, я не совсем понимаю, что он имеет в виду под «обращением». Быть может, это физические действия, а не оскорбление крови. Ставлю на второе. Сложно говорить внятно из-за его мешающей ладони, которую я бы с радостью укусила в привычное местечко между большим и указательным пальцами. Глупо и неразборчиво бормочу: — Мне всё равно, какая у кого кровь, — проглатываю слезы и смотрю в любимые, внимательные глаза, — мне всё равно, как ты меня называешь… — делаю короткую паузу, — грязнокровкой, тварью, сукой или падалью, — в его глазах мелькает едва заметная искорка, а я продолжаю, — единственное, что меня волнует, так это то, что я твоя грязнокровка, тварь, сука и падаль. Мне неприятно произносить подобные слова, но в них моя личная правда, заключающаяся не в унижении гордости, а в готовности принять любое оскорбление, чтобы позже набраться сил для достойного ответа. Он такой же ублюдок, каким был всегда, но это не мешает мне любить его. Резким движением мои щеки отпускают, чтобы приподнять лицо за нижнюю челюсть. В шее раздается слабый хруст, вынуждающий сбить дыхание и сглотнуть. Том наклоняется ко мне. За мгновение до столкновения наших губ он шепчет: — Ты забыла про стерву, Гермиона! Стерва? Он не называл меня так… словесно… Все мысли вылетают из головы, когда его губы жадно накрывают мои в требовательном поцелуе. Протягиваю ладонь и с особым трепетом захватываю его густую шевелюру, наслаждаясь ощущением безграничного счастья. Про жестокость его наказания я подумаю позже. Впереди у нас вся жизнь… целый год без него, как кошмар, и… Внезапно, я отстраняюсь, припоминая недавнюю встречу в Министерстве. Выразив заметную степень недовольства, Лорд наигранно громко вздыхает и с сарказмом спрашивает: — Что на этот раз? Его вопрос накрывает меня злостью. Не ожидая прыти, он ослабляет ладони, а я… Пользуюсь этим и отталкиваюсь назад, ударяя его локтем в грудь. Рациональная часть сознания подмечает, что Том специально позволяет мне перевернуть его на спину. Зажимаю Лорда за грудки и надрывно шиплю: — Какие отношения у главы конфедерации с Амелией Боунс? Меня очень сильно интересует этот вопрос, потому что я припоминаю, как свободно он облокачивался на кресло министра в момент моего внезапного появления на собрании. Его глаза заметно округляются, но затем он начинает смеяться. Не успеваю я встряхнуть его за мантию, чтобы добиться ответа, как он ловким движением подхватывает меня за ягодицы и разворачивает на спину. Теперь он нависает надо мной, а я зажимаю его колени своими. В рот попадают волосы, которые я небрежно сплевываю, мотая головой. Наверняка он скажет сейчас что-то язвительное, указав на мою ревность или ещё на что-нибудь… Но в отличие от моего воображения, его лицо показывает остатки смеха лишь в едва заметной улыбке и пронзительных, блестящих глазах. Протянув ладонь к моему лицу, он убирает с щеки волосы, проведя по коже костяшками пальцев, а затем ровным и спокойным тоном произносит: — В моих мыслях всегда была и будешь только ты, — облизнув уголок рта, он берет меня за запястье, побуждая отпустить его мантию, и, не разрывая атаки взглядов, прижимается губами к ладони, — восхитительная и единственная. Всё. Больше мне ничего не нужно. Я отпускаю его, обхватив за шею и притянув к себе. В жажде раздвигаю его губы, сплетая языки. Ощущаю полоску шрама посередине и настойчиво исследую его рот. Слышу треск ткани вдоль живота, а затем прохладу обнаженной груди. Дотронувшись до рубца от фиолетового пламени Долохова, Лорд отстраняется, а я прикрываю глаза, не желая вспоминать прошлое. Проведя по нему рукой, Том осматривает другие. С давлением касается выпирающих ребер и тазобедренного сустава. Открываю глаза, когда он берет прядь моих волос, потерев их между пальцами. Поводив челюстью, он цокает языком и переводит на меня взгляд с примесью тяжелого упрека. Прочищаю горло и надломленным голосом говорю: — Ты дважды убил меня, Том. Положив ладонь на мои ключицы, он держит паузу, а затем наклоняет голову и отвечает: — Я исцелю тебя. Приподнявшись, он притягивает мою ладонь к своему носу, вдохнув запах кожи. Снимает с себя мантию и рубашку, а затем тянется к моим джинсам. Я закрываю лицо руками, чувствуя стыд за своё тело, но потом вспоминаю, что он наблюдал за мной каждый день. Опускаю ладони на кровать только тогда, когда Лорд избавляет нас от одежды. Сейчас мы открыты друг для друга и телом, и душой. Я знаю, что случится дальше, но не уверена в наличии возбуждения, потому что счастлива лишь душа, а тело настрадалось от последствий голодания. — Том, — шепчу, когда он разводит мне ноги, садясь между ними на колени, — я… Он прикладывает палец к моим губам, а затем ложится рядом, переворачивая меня на бок лицом к себе. Дышит глубоко и медленно, часто отводя взгляд в сторону, что доказывает его чрезмерное желание. Тем не менее он не торопит меня. Сжимаюсь всем телом, зная, что в характере Тёмного Лорда не существует послабления. Жмурюсь, заметив движение внизу. — Гермиона, — вздрагиваю, когда его интонация приобретает требовательную тональность. Лорд берет меня за запястье, опуская мою руку вниз. Я ощущаю кончиками пальцев невесомое прикосновение к влажной головке, а затем… издаю звонкий выдох, когда Лорд прикладывает мою ладонь к члену, с силой сжимая его у основания. Горячий и напряженный, он толкается мне в ладонь, а я свожу пальцы. Всхлипываю и отодвигаюсь от него, однако слышу раздраженный вздох. Свободной рукой Том хватает меня за шею, возвращая к себе. Я вплотную прижимаюсь к нему. Головка члена скользит по моему бедру, а возле своего уха я слышу хриплый шепот: — Грязнокровка, каждый день твоего самобичевания я боролся с желанием, чтобы не трахнуть тебя во сне, — толкнувшись бедрами, он сильнее сжимает мою ладонь вокруг члена, — если не прекратишь скулить, я перестану быть… вежливым. Вежливым? Неужели? Хотя, сравнивая с прежним отношением, его можно назвать… терпеливым. Хорошо, в чём-то он прав. Я могу справиться с напором его страсти, а потом просто начну лечить себя от депрессии. Открываю глаза и наклоняю голову, чтобы увидеть его лицо. В момент контакта стараюсь сосредоточиться на тактильности и самостоятельно провожу ладонью по члену, обведя большим пальцем крайнюю плоть. Том прикусывает губу, держит мой взгляд своим и, обхватив мою ладонь, тянет её ниже. Покатав в ладони, слегка сжимаю мошонку и сдвигаю ногу, чтобы потереть головку члена. Лорд придерживает мои волосы на затылке, а второй рукой проводит по бедру. Наши губы тянутся друг к другу, когда он подхватывает меня под коленной чашечкой, кладя ногу себе на бедро. Головка члена скользит по выемке между половыми губами. Для свободного проникновения там слишком сухо, поэтому я надеюсь, что Лорд не будет торопить меня, но он разрывает поцелуй и, сплюнув на пальцы, отрывисто шепчет: — Мне жаль, Гермиона, — удивленно смотрю на него и не успеваю отпрянуть, как он резко толкает меня, переворачивая на спину, а в следующий момент я вскрикиваю от слюнной жидкости в проходе влагалища. Он захватывает мой рот в плен своего, подавляя крик, а его палец проникает внутрь, торопливо покручиваясь в стороны и растягивая меня. Забываю об удивлении, что он впервые произнес сожаление, похожее на извинение, и отталкиваю его за плечи. По телу пробегает судорога, когда он вставляет второй палец, толкаясь в углублении. — Б-больно… — кричу ему в губы, пытаясь расслабиться, но ничего не получается. Я уже готовлюсь к очередной боли, но неожиданно Том замедляет движение, погладив большим пальцем клитор. Поворачиваюсь к его угрюмому лицу, выражающему много различных эмоций, начиная с негодования и заканчивая почти болезненным выражением явного сексуального неудовлетворения. Попытка его вежливого поведения оценивается мной на троечку, но… прежде он редко останавливал себя от принуждения, поэтому частично я благодарна за терпимость. Противореча раннему отказу, я обхватываю его лицо, мысленно забавляясь злому выражению и хмурым бровям. Тихо шепчу: — Прости. Приложив ладонь к его затылку, я тянусь к губам, медленно целуя, а второй рукой провожу по его торсу и, разведя свои ноги, поглаживаю пальцами головку члена. Лорд отвечает на поцелуй, увеличивая скорость танца двух сплетенных языков. Опирается на локти и гладит меня по горлу и волосам. Я расслабляю мышцы, подставляя влажную плоть к своему проходу, и… застываю, набираясь смелости, чтобы приподнять бедра. Чуть двинув головой, Том исступленно шепчет в уголок моего рта: — Дыши, — и сам делает резкое поступательное движение, входя в меня до шлепка мошонки. В болезненной конвульсии я кусаю его в плечо, прижимая к себе так сильно, словно боюсь, что он исчезнет. Ощущаю жаркую пульсацию внизу и пытаюсь справиться с дыханием. Лорд медленно отстраняется и снова делает глубокий толчок. Облизывает моё ухо, целует в шею, засасывает складки кожи и часто дышит, щекоча меня дополнительным жаром. — Медленнее, — практически умоляю, скользя руками по его спине. Том качает головой, делая плавное движение внутри меня. Застывает, потом медленно выходит до середины. Тянет руку к моей ноге и, сжав коленную чашечку, придавливает её к моей груди. — Пожалуйста, медленнее… — царапаю его поясницу, когда он выпрямляется на вытянутой руке и запрокидывает голову, делая неторопливые покачивания. — Том, — страстно тяну его имя, выпрямляя ногу, которую он кладет на свое плечо, поцеловав щиколотку. Движения толкают меня к краю. Я запрокидываю голову, свисая затылком с кровати. Выпрямившись на коленях, Лорд зажимает руками мою талию, приподнимая нижнюю часть тела, а затем издает приглушенный, хриплый стон. Выходит, оставив головку у входа во влагалище, и шепчет: — Кричи. В пылу туманного состояния я не совсем понимаю его просьбу. Раскидываю руки по краям кровати и с запрокинутой головой переспрашиваю: — Что? В этот момент он сжимает мою талию, впиваясь ногтями в мягкую кожу. Придерживая на месте, делает глубокий толчок, проникая в меня до упора. Я обвиваю ногами его туловище, а он медленно покачивает бедрами, но затем останавливается. Делаю вдох. Проходит секунда. Другая. И я звонко вскрикиваю, когда он начинает остервенело насаживать меня на себя. Без интервалов и передышки его движения ускоряются до разъяренных толчков, а стоны оглушают меня немыслимым исступлением. Ощущаю внизу нарастающее тепло, не зная, когда именно исчезла граница между болью и пылким сладострастием. Напрягаю плечи, карябая древесину кровати, и протяжно кричу, заменяя финальные звуки прерывистыми стонами, похожими на плач. Лорд вбивается в меня, добавляя в толчки дразнящую грубость. Вырывая из горла непрерывные стоны, он подхватывает меня под коленями, подтягивая к себе. Затылок снова ощущает мокрую ткань простыни, а взгляд встречается с безумием черного взора, который напоминает дикого зверя, желающего проглотить меня целиком. Он небрежно откидывает мои ноги и наваливается сверху, врываясь в меня более ожесточенным ритмом. В его глазах столько страстного требования и жажды, что я готова выполнить для него любую просьбу. Одержимо зажимаю его волосы на затылке и надавливаю на поясницу, ощущая напряжение мышц. Том сводит пальцы на моей груди, делая окружность вокруг твердого соска, а второй рукой придерживает меня за горло, чувствуя напряжение голосовых связок при каждом звуке. — Покричи для меня, грязнокровка, — он ускоряет темп фрикций, доводя меня до предоргазменного состояния, хрипло и протяжно стонет, надрывно прошипев, — ты скучала по мне? — Да, — выкрикиваю, поднимаясь к нему навстречу. Чувствую кровь под ногтями от его расцарапанной кожи, но не могу остановить себя от припадка наивысшего экстаза. — Как сильно? — Безмерно! — жмурюсь, запрокидывая голову, и кусаю край его подбородка. Ловким и быстрым движением он хватает мои запястья, придавливая их к кровати. Выпрямляется на руках, выгибая спину, и срывается на дрожащую, конвульсивную скорость без выраженных длинных толчков, оставляя лишь вибрацию в глубине влагалища. Его ногти впиваются в кожу моих запястий, когда я сжимаюсь в наплыве яркого оргазма, пылко и страстно крича: — Повелитель… Он максимально выгибается, толкаясь в меня до упора. По его влажному телу проходит судорога, а лицо морщится в выражении мучительно сладкой эйфории. Я дергаю головой в разные стороны, не чувствуя ног. Тело сотрясается в пламени наслаждения, а душа плачет счастливыми слезами бесконечной радости. Не скрывая бессилия, Лорд опускается на локти, а затем обнимает меня, прижимая к себе. Не смею жаловаться на тяжесть. В слабости выпрямляю ноги и ответно обнимаю его спину, почувствовав на ладонях кровь. — Я тоже скучал по тебе, — очень тихо он говорит прерывистым шепотом, — безмерно. В тяжелом дыхании мы находим совместный ритм, а в запахах правильное единение. Больше нет меня и его. Есть мы. Навсегда. Он приподнимает голову, а я дотрагиваюсь пальцем до его губ, искусанных моей страстью. Облизываю свои и с искренней теплотой тихо произношу: — Я люблю тебя. Он повторяет мой жест, погладив нижнюю губу, а затем прищуривается в наигранной иронии и отвечает: — Припоминаю нечто подобное… Как давно это было. Улыбаюсь, теряя последние силы. Он обнимает меня, и впервые за этот год я засыпаю без слёз. *** Утром я долго не могу открыть глаза, боясь исчезновения сказки, но… Плач. О Господи! Подскакиваю с постели, прикрывая грудь, и широко распахнутыми глазами смотрю, как Лорд поднимает ребенка на руки. Эльфов не видать. Значит, он приказал им не появляться. Картина в высшей степени милая, однако с небес меня спускает недовольный взгляд Тома. Завязав простынь на груди, подхожу к нему, держась за стойку балдахина. — Ты всегда будешь надеяться на защиту моей крови? — кивнув на Серпиуса, Лорд наблюдает за моим медленным передвижением. Он в прежней мантии и ухоженном виде. Моему счастью этим утром ничего не мешает. Подхожу к ним, бережно забирая малыша, однако Серпиус не особо желает покидать отцовские руки. Проглатываю негодование и, вздернув подбородок, отвечаю: — В нём не только твоя кровь, Том! Серпиус с любопытством рассматривает блестящую застежку на мантии своего отца, а я поглаживаю малыша по голове, получив улыбку и детский задорный взгляд. Какое-то время Лорд смотрит на ребенка, а потом переводит взгляд на меня и, передав Серпиуса, направляется к окну. — Мне пора, грязнокровка, в моё отсутствие постарайся не стать кормом для лесных зверей и не падай с горы! Подхожу к нему, поглаживая Серпиуса по спине, и мирно спрашиваю: — Что ты будешь делать? Мы оба знаем, что я имею в виду ситуацию в обществе. Спрашиваю с желанием узнать про его планы насчет совета магов. Лорд поворачивается ко мне корпусом. Его губы трогает улыбка, а глаза прищуриваются. Он неторопливо взмахивает рукой, будто в небрежном жесте обобщая свои слова: — Использую Империус на министре. Призову под власть совета все магические страны. Изберу новые методы наказания за неповиновение. Уничтожу несогласных. Истреблю прежних врагов. Прогоню магглов с земель. Заново найду бессмертие и… Он останавливается, словно удивившись дикому ужасу в моих глазах, и наигранно виновато опускает голову, понизив голос до шепота: — Всё как всегда. Не получается проглотить слюну, и я давлюсь в глухом кашле, а Лорд сокращает расстояние и, поправив воротничок Серпиуса, направляет на меня ожидающий взгляд. — Ты не можешь! — единственной свободной рукой я хватаю его за горло и активно мотаю головой в отрицании. Какого дракла? Он совсем не изменился! Мерзавец! Какой Империус? Какое истребление? Снова! Возмущаюсь ровно до тех пор, пока Том не протягивает ладонь к моему лицу. — Попробуй меня остановить, любовь моя! Внезапное осознание — это вызов! Самый великий за всю историю наших отношений. Удовлетворившись пониманием в моих глазах, он целует меня в висок и, бросив взгляд на сына, исчезает в черной дымке, вылетая в окно, а я… Я делаю глубокий вдох и смотрю в окно с широкой улыбкой. Серпиус тянется к стеклу, а я целую его и произношу: — Папа вернется вечером. Вечером… у меня есть время подумать. Смотрю на восход солнца, вспоминая свою прежнюю жизнь и… новую. Теперь есть только мы. Больше нет Пожирателей и Ордена. На этот раз я не отвернусь от вызова. Найти бессмертие? Безусловно, я не позволю тебе пользоваться темной магией, Том! Мы обязательно найдем магические пещеры с великими знаниями, если тебе так сильно нужно бессмертие! Влиять на Министерство? Разумеется, я отправлюсь в Хогвартс на седьмой курс, чтобы блистательно начать карьеру в твоих кругах! Шаг за шагом я буду следить за тобой, защищая каждого, кто вызовет твой гнев! Уничтожать, убивать? С новыми силами я исследую каждую крупицу информации про Обряд Жертвы. У меня до сих пор есть список всех магов, которые практикуют древнюю магию. Совет? Отнюдь, Том. Я отвечу на твою силу собственной группой искренних волшебников. Древняя магия справится с любыми невзгодами! Я всегда буду помнить невинные жертвы войны. Лорду прощения нет, но теперь… в моих силах не позволить ему продолжить! Ксантиппа просила меня ценить второй шанс, поэтому я посвящу свою жизнь дальнейшей защите людей от гнёта Тёмного Лорда. Только на этот раз мы будем бороться знаниями и интеллектом. Теперь я знаю свой путь. Арена нашего нового противостояния — целый мир, Том! Я обязательно достигну небывалых высот, чтобы сражаться с тобой на равных! Ты хочешь этого так же одержимо и безумно, как и я. Любимый! Мы многое пережили и изменили судьбы друг друга. Я твоя фортуна, а ты мой фатум! Ты всегда был прав, Том. Это не конец! — Это только начало! Дышу. Вдохновение вернет мне прежнее здоровье. Если потребуется, за свою любовь я брошу вызов целому миру… Переглядываюсь с Серпиусом, словно ища союзника, и перевожу взгляд на первые лучи солнца, захватившие с собой тень моего Повелителя. Это не конец, Том! Это только начало! — Наше начало…