Мой личный адвокат/P.M1

Part 27

Эмили
Мгновенно один из их людей, на удивление не итальянец, а кто-то, похожий на японца, двинулся к двери. У меня промелькнуло холодное воспоминание: мафиози так сильно тряс маму, допрашивая ее о местонахождении Симуса, что она сломала зуб.
— Пожалуйста, не делайте ей больно, — сказала я, шагнув вперед и беспомощно остановившись.
— Никто не причинит вреда Каприс, — мрачно пообещал Торе, бросив взгляд на мужчину азиата, который заколебался, затем кивнул и вернулся к своему бдению вокруг Пэйтона на диване.
— Это слишком просто, да?
Конечно, праздник Святого Дженнаро в Маленькой Италии посещают тысячи людей. Даже будучи бдительным, есть вероятность, что ее прилавок был скомпрометирован, а у нас много врагов.
Когда он задумался, его рот превратился в мрачную плоскую линию, глаза были прикованы к чему-то вдалеке. Я с шоком заметила, что у Амадео Мурмаера был такой же необычный и поразительный оттенок золота в глазах, что и у моих близнецов.
— Ты видела кого-нибудь, когда была там? — внезапно спросил он меня, шагая вперед, чтобы сжать мои плечи. — Подумай, cervellona (пер. с итал. «умница»).
Я поджала губы, мысленно возвращаясь к послеобеденному времени и вспоминая тонкие конечности человека, который столкнулся со мной возле прилавка.
— Мужчина на улице столкнулся со мной. — я беспомощно пожала плечами. — Но он не делал ничего странного.
— Как он выглядел?
— У него были каштановые волосы, коротко подстриженные, и он был не очень высокого роста, может быть, на полметра ниже моих ста семидесяти восьми сантиметров, — описала я, чувствуя себя неловко, когда все глаза смотрели на меня.
— У него был шрам в углу челюсти, здесь.
Воздух в комнате стал ровным, затем замерцал энергией и взорвался, когда люди пришли в движение.
— Мы сейчас же наносим по ним удар, — прорычал Брайс, его темные волосы растрепались от волнения.
— Келли и его команда большую часть вечеров проводят в спорт-баре в Марин-парке «У Отца Патрика». С ними будет покончено к концу ночи.
— Брайс ,chiudi la bocca (пер. с итал. «заткнись»), — рявкнул Торе, приказывая ему замолчать.
— Мы не обсуждаем эти вещи вне семьи.
Я посмотрела на Авани, гадая, как она справляется с кризисом и потенциальным знанием того, что соратники Пэйтона полны решимости убить группу людей в Бронксе.
Она повернула ко мне свои большие темные глаза с совершенно невозмутимым выражением лица и медленно моргнула.
Мне впервые пришло в голову, что Авани Грегг не та женщина, за которую я ее принимала. Я ошибочно полагала, что, поскольку она не итальянка, мафия не включит ее в механизмы своих схем.
Но я должна была догадаться в тот день, когда в нас стреляли по дороге в суд.
Я должна была знать, когда Авани так легко отнеслась к фамильярному обращению Пэйтона мной.
Она не просто представляла Пэйтона в этом деле по РИКО.
Она была их consigliere (прим. Консильери (итал. Consigliere) — советник семьи, человек, которому дон может доверять и к советам которого прислушивается).
Не «чужой».
Она была Семьей.
В этой комнате с затененными глазами я была единственной вне Семьи.
Что-то свернулось в моем животе, реакция, которая удивила меня не меньше, чем пристыдила. И снова я была исключена из групповой динамики.
На работе мои коллеги видели во мне угрозу. Они называли меня ледяной
королевой или сукой, потому что я была ведомой и не умела, вести ничего, кроме вежливых светских бесед, когда я чувствовала их презрение, каждый раз, когда мы разговаривали. В детстве я была рыжей девочкой, играющей с чистокровными итальянцами, которые могли быть невероятно дискриминационными. Даже в моей собственной семье я была другой, отделённой. Я не была бойкой и смелой, как мои братья и сестры. Мне было нелегко и некомфортно разговаривать о любви и сексе, а также о колкостях, которые, как я логически понимала, были обычным делом между сестрами и братьями. Потом случились Эрика , и вся семья, казалось, узнала об этом раньше меня.
Одиночка.
Боже, я чертовски устала от одиночества.
— Я могу уйти, — предложила я, будто не хотела оставаться здесь, в то время как в груди всё горело.
Торе окинул меня оценивающим взглядом. — Мы пойдем в кабинет. Вы и Авани остаетесь с Пэйтоном и Агустосем.
Доктор Краун хмыкнул.
— Хорошо, вы меня отвлекаете. Если останетесь, не суетитесь.
Я кивнула, с облегчением понимая, что могу остаться, чтобы проверить, все ли в порядке с Пэйтоном.
Райли захочет получить отчет, сказала я себе, и это был мой сестринский долг — остаться, чтобы я могла рассказать ей всю историю.
Мужчины вышли из комнаты, а тот, которого звали Кио, посмотрел на меня, прежде чем завернуть за угол и скрыться из виду.
— Не обращайте внимания на мистера Мурмаера, — мягко предложила Авани, но ее глаза пристально смотрели на мое лицо, отслаивая мою кожу с точностью, подобной скальпелю, читая то, чем я не хотела делиться.
— Они зовут его Ворчун.
Слабая улыбка коснулась моих губ.
— Приятно знать, что это не только я. Он... кузен Пэйтона?
Яра кивнула, вздохнув, и села, переставляя длинные ноги под потрясающим черным платьем.
— Он сын двоюродного брата Торе, того самого двоюродного брата, который помог им основать их... бизнес, когда они впервые приехали сюда из Италии.
— Что с ним случилось?
Я знала, что лучше не задавать вопросы о делах мафии, но я также была адвокатом. Мой разум формировал вопросы и искал ответы, как родезийский риджбек (прим. южноафриканская порода собак) выслеживает львов.
Авани махнула рукой, наблюдая, как доктор Краун продолжает заботиться о Пэйтоне.
— Его убили.
Я боролась с желанием закатить глаза, потому что, очевидно, я уже пришла к такому выводу. Я хотела знать «как», что часто было гораздо интереснее, чем «почему».
— А этот человек Келли? — спросила я, перенося вес на пятки, когда они впились в подошвы моих ног. Мне хотелось сесть, но я решила, что лучше не двигаться, держа в руке пакет с физиологическим раствором для Пэйтона.
— Вы не слышали его имени? — спросила она, слегка удивившись.
— Килиан «Стрелок» Келли лидер ирландской мафии.
— У меня создалось впечатление, что такой вещи больше не существует.
Я вспоминала прочитанные мною статьи об исчезновении ирландских банд в Америке, об ослабленном чувстве ирландской идентичности после стольких лет интеграции и притоке более мощных иностранных преступных группировок, таких как «Триада» и мексиканские картели.
— По моему опыту, преступные группировки похожи на тараканов. — сказала она с кривой улыбкой.
— Ты топчешь одного только для того, чтобы оглянуться через плечо и обнаружить другого.
— А если ты не можешь их победить... — я осмелилась намекнуть, что именно поэтому Авани объединила усилия с известной преступной организацией.
Авани так долго смотрела на меня, что моя кожа чесалась, и я боролась с желанием съёжиться, как девочка под укоризненным взглядом ее мамы.
— Если бы все люди были чисты, Эмили, не было бы законов. Когда мы становимся юристами, мы отказываемся от своего представления о добре и зле, чтобы выполнять свою работу в максимальной степени. Любой, кто приходит в юриспруденцию, ради защиты слабых и невинных, неизбежно будет убит горем и разочарован. — она сделала паузу для драматического эффекта.
— Не говорите мне, что вы женщина, которую в зале суда называют гладиатором, стала адвокатом по такой бессмысленной причине.
Я не ответила ей, хотя она была недалеко от истины. По правде говоря, я не знала, как выразить сложный клубок противоречий, который забивал мне горло и мешал дышать.
Я могла бы сказать ей, что хочу бороться с несправедливостью, потому что всё моё детство было наполнено ею. С людьми, которые были настолько бедны, что у них не было другого выбора, кроме как обращаться к мафии за кредитами, работой и безвозмездными услугами. Я поняла, почему итальянцы почитали мафию так же сильно, как боялись. Это необходимая составляющая их жизни.
Но для некоторых это ужас.
Когда я росла, я хотела стать адвокатом, чтобы остановить эксплуатацию бедняков мафией.
Но потом мы переехали в Америку, и я потеряла нити своей мечты и увидела общую картину.
Стать адвокатом.
Мой идеализм сменился реализмом и капитализмом.
Авани позволила мне мариноваться в моем конфликте в течение долгого времени, прежде чем нанесла свой смертельный удар.
— Некоторые люди утверждают, что адвокаты более преступны, чем их клиенты, Эмили. Возможно, вам будет легче узнать, что в этой профессии больше злодеев, чем героев. Это может облегчить вам период адаптации.
Люди всегда внушали мне, что я холодна, но, глядя на безнравственный взгляд Яры, я переоценила себя.
— Я бы предпочла работать с хорошими людьми, — сказала я несколько неубедительно, чувствуя себя перевёрнутой с ног на голову.
Тревога забурлила в крови, когда я поняла, что время, проведенное с Авани и Пэйтона уже повлияло на мое восприятие добра и зла.
Авани легко пожала плечами.
— Я тоже. Полагаю, это зависит от вашего определения. Мистер Мурмаер, например, человек, которого я считаю одним из лучших. Он справедливый начальник, верный друг и член семьи, и он вносит свою лепту в жизнь общества.
— За налоговые льготы, я уверена, — яростно пробормотала я.
— То, что кто-то любит и ценит вещи отличные, чем вы, не означает, что они бессердечны, мисс Роджер. Пэйтон готов и уже рисковал своей жизнью и средствами к существованию ради своих близких и тех, кто, по его мнению, нуждается в защите. Если вы этого не понимаете, возможно, вы не та женщина, за которую я вас принимала. Почему бы вам не отправиться домой? Если будут какие-либо новости о Пэйтоне, уверена, что завтра утром вы узнаете о их достаточно быстро.
Я моргнула, глядя на нее должным образом, но все еще находясь в противоречии. Отвернувшись от меня, Авани вытащила телефон из клатча и принялась за работу. Я повернулась к доктору Крауну, который смотрел на меня со сжатыми губами, судя меня так же охотно, как я судила Пэйтонаи его команду.
— Он будет в порядке? — тихо спросила я, мой голос был таким резким, что пульсировал уязвимой искренностью.
Какими бы ни были мои чувства к его преступной деятельности, я не считала, что Пэйтон заслуживает смерти.
Фактически, эта мысль заставила меня пошатнуться.
Доктор Краун устремил на меня этот бледно-голубой взгляд, и, несмотря на его классическую американскую внешность, явная апатия в его взгляде говорила о холодном сердце. Я узнала этот взгляд, потому что часто видела, как он смотрит на меня в зеркало.
— Это не первый раз, когда кто-то пытается его убить, и не последний, — был его стоический ответ.
Дрожь прокатилась по мне, как утренний туман над гаванью, и это было ужасно похоже на предчувствие грядущих событий.
Только позже, когда я лежала между шелковистыми простынями кровати, которая была слишком большой без Кристиана я задумалась над словами Авани. Я неожиданно вспомнила цитату, которую читала в юридической школе, из когда-либо превозносимого Торо.
— Желательно воспитывать не столько уважение к закону, сколько уважение к праву.
Я лежала в темных тенях своего пустого дома, наполненного эхом, гадая, настолько ли укоренилось во мне представление общества о добре и зле, и не забыла ли я сформировать собственное мнение.