Нянька Stray kids

Глава 37. 21 час 41 минута.

                 ***
Мы уже прошли проверку и пересекли контрольную линию, так что помочь я не могла ничем, даже если бы знала, как.
Да и фраза Хана выбила меня всерьез.
Не сказать, что я не чувствовала некой тени за кулисами этой игры, какого-то напряжения, которое в любой момент может прорваться ...но почему-то не рассчитывала, что все покатится так быстро и так кувырком.
И Хан, артистичный Хан!
Брехло трусливое!
Шпион недоделанный!
Врешь, не уйдешь!
Ты мне все сегодня расскажешь...
Даже то, что и не знаешь.
Рефлекторно хватаю хитрожопую Белку за плечи, притягиваю к себе:
«Что за хрень ты только что сказал?!»
И тут мимо меня, рванув прямо с места в футбольном стиле и стремительно набирая скорость, метнулся назад к турникетам Хёнджин.
А если Хван бежит, то точно знает, куда и зачем.
Так что, оставив наши разборки, мы с Ханом устремляемся за ним.
Но ладонь Его Хитрожопости я на всякий случай не выпустила.
Тренированно-маневренный Хёнджин стремительными виражами огибает двигающихся ему навстречу пассажиров, мы отстаем безнадежно, хотя и стараемся.
В итоге уже мой пленник-заложник перехватывает инициативу, волоча меня за собой, но мы все равно не успеваем.
Видим, как уводят Чана, как следует за ним Господин Чхве, и тогда Хёнджин орет ему вслед, перегнувшись через ограду, во всю рэперскую мощь натренированных легких:
— Это могут быть приправы с рынка! Господин Чхве, травы с рынка!
И, прежде чем исчезнуть за дверью служебного помещения, наш Акул, не оборачиваясь, сигналит, вскинув руку над плечом, «Понял. Спасибо» на зашибись каком тайном бантанском языке жестов.
Хёнджин слегка зависает, не понимая откуда у безопасника такие познания, но потом все равно трижды кивает, отступая от ограды.
— Это что сейчас было? — спрашивает не то себя, не то окружающий мир.
И получает неожиданный ответ Седжина:
— Нашли тоже тайну... — сердито высказывается наш менеджер.
— Кто на сцене был, тот... — и резко обрывает себя.
Седжин тоже здесь.
И запыхавшаяся Стреевская команда — тоже.
Ну конечно...
Хёнджин бежит?
Бежит.
Ну, значит, все бегут.
А теперь еще и смотрят на нас, троих, как будто мы что-нибудь в чем-нибудь понимаем!
Бедный мой мозг пытается работать в режиме многозадачности... и процессор, увы, откровенно не тянет.
Акул?
Акул и сцена?
Кем, как, когда?
Чан.
Травы.
Рынок.
Хёнджин, осторожно отговаривающий меня от покупки травок в шарлатанской лавочке. Седжин.
Он у нас снова за старшего... мелкий засранец Се.
Надо маме позвонить.
Или не надо.
Да БЛИН!
Что делать-то?
Чувствую, как рука моего заложника начинает потихоньку выкручиваться у меня из ладони.
Э, нет.
Ты мне сейчас всё скажешь.
— Хан, о чем ты говорил?
Да, я ниже, слабее, но сейчас жертвой тут выглядит именно он, понявший, КАК прокололся.
Теперь я его крепко держу за рубашку, притягивая ближе, чтобы глаз не отвел.
И да...
Поднимаюсь на цыпочки.
— Нуна... — начинает парень.
— Э нет. Сейчас ты не придумаешь никакой отмазки, — чуть-ли не рычу, потому что надоели эти тайны, это недоверие и взаимные подозрения, едва прикрытые неубедительной страусиной игрой во «Все в порядке, нуна!».
— Говорить будем, когда зайдем в зал ожидания. Думайте, что делаете под камерами! — тихо рявкает над ухом Чанбин, и я наконец-то понимаю, чем мы тут занимаемся.
И что он прав.
Чанбин хватает Хана за свободную от меня руку и тянет к выходу.
Приходится выпустить свою добычу, не тянуться же мне следом паровозиком?
Мы следуем за репером.
Молча.
Злость кипит внутри меня, внутри каждого из нас.
Лично меня прежде всего выжигает, что вся информация пролетела мимо нас всех, за исключением  Хана.
И он ей с нами не делился.
И все могло бы быть очень иначе, не начни Хан замыкаться, не воспользуйся мы его откровенностью, не будь этих чертовых хейтеров, ни на минуту не позволявших остановиться и подумать, и чертова придурка Яотинга...
Не превратись тур просто в перманентный кризис, где что ни день, то подарок, только и успевай уворачиваться.
По примеру Чанбина оставляем свою ручную кладь горкой у нужного выхода, игнорируя шушуканья стаффа, и уходим в самый дальний угол в этом зале, чтобы никто не слышал, но и нас было видно (все для охраны).
Там Чанбин в бешенстве, тихом, опасном и рассудительном, какое доступно только Львам, складывает руки на груди и разворачивается лицом к Хану, что-то высчитывая в уме.
Сам факт того, что калькулятор в этой голове включился, несколько успокаивал.
Хан стоит напротив, видимо, в панике пытаясь снова что-то придумать.
— И что вы скрываете? — наконец спрашивает Со, внимательно глядя почему-то еще и на меня. Как и остальные, кстати.
— Ничего! Я тут вообще не причём.
— Ага, но только все время рядом, — отмечает Чанбин, а я чуть задыхаться не начинаю.
— Да мы все здесь рядом! — напоминает почтенному собранию мрачный Хёнджин.
Он тоже о чем-то все время думает, только ему никак сосредоточиться не дают.
— Хен! У нас доклад есть! — вклинивается Феликс, начиная что-то листать в телефоне, а глаза Хана расширяются.
— Только попробуйте! Я сам... же
— Что сам, хен? Да видели мы твое «сам»! — хмуро смотрит на Хана Минхо, продолжая что-то листать в телефоне.
— Нуна нас с Чонином попросила проверить сообщения под нашими постами, и мы кое-что нашли.
— Так значит, не причём? — хмыкает Чанбин, забирая телефон младшего Ли.
— Так что вы нашли?
— Вот эти два аккаунта с одного адреса зарегистрированы в Сеуле, однако, писали не из Кореи.
— Один и тот же человек? Такое бывает. Откуда писали?
— Почти из всех городов, начиная с Чикаго. Будто преследовал.
— Прекрасно, у нас сталкер, — хлопает в ладоши Минхо, тоже вглядывающийся в текст сообщений.
— Эй... тут есть кое-что.
Минхо стучит пальцем по экрану, передавая телефон Чанбину.
Ну да, самый умный... но нам же тоже интересно!
Чанбин тем временем тупит в текст на экране.
— Так, — начинает он, и мы тут же замолкаем в предчувствии
— когда мы вместо аэропорта в Шиллере отправились в Лос-Анжелес на автобусах... Поправьте меня, если я ошибаюсь... но фанаты не должны были знать об изменении маршрута до нашего отъезда.
— То есть... Стоп.
Когда мы выехали? Ну, это я могу сказать.
Привычка скринить сообщения у меня недавняя, но очень полезная.
Учитывая привычку Зиана свои сообщения удалять.
У всех! Листаю странички: выехали в четверть седьмого.
— Планировали ровно в полшестого, но что-то там не срослось с багажом. Зиана можно спросить.
— Не будем мы Зиана спрашивать! — обрывает меня Чанбин.
— Почему это?
— Потому! Смотри!
— «Мелкие засранцы».
— Ну, блин!
— Да нет! На время отправления смотри.
— То есть, наш сталкер знает не только плановое, но и реальное время?
— И посмотри, во время остановки...
Чанбин и Минхо стукаются головами:
— Ой!
— Блин!
И смотрят на меня. Снова листаю телефон:
— Седжин звонил мне, когда мы останавливались на отдых, помните, на заправке? А никого больше на заправке в тот момент не было.
— Короче, можно считать доказанным, что наш мистер Z все это время был среди нас.
— А почему Z?
— А нас, это кого?
— А потому что зараза...
— Ну, не нас, в смысле НАС, — Чанбин обводит ладонью наш узкий круг
— а нас, в смысле... стафф, охрана...
— Операторы.
— Менеджеры.
— Айдолы, — подхватываю я в тон, обидевшись за менеджеров.
Ага.
Какие мы умные.
Хан невесело смеется:
— Спросили бы меня, я бы вам и без ваших высокоумных рассуждений это сказал.
— Спрашивали. Ты врал. И выкручивался.
— Я не врал насчет записок, которые я находил в номерах, — тяжело выдыхает Хан, а я чувствую некий укол.
— Где они? — тихо спрашивает Минхо, уже становясь похожим на нечто острое, готовое порезать одним словом, а то и взглядом.
— Выбрасывал, конечно! Мне их в рамочку и на стеночку надо было? — взрывается Хан.
— Да у меня по сумкам шарят все, кому не лень!
— Я уже постирал и обратно положил! — тут же палится Чонин.
—А моя футболка? Которую она носила? — палец Хана утыкается в меня.
— Ты ее у меня в комнате бросил, еще перед отъездом! — возмущенно отзывается Хёнджин.
— Блин, — тормозит Хан.
— А я такую стройную теорию создал!
— Какую еще теорию?! — спрашивает Хёнджин, теперь еще и с угрозой в голосе.
— Я могу даже сказать, что нашел зацепки, говорящие что это нуна!
— Хан, — теперь я смотрю совершенно по-иному на этого мальчика.
Снова.
— Я знаю, что это не ты! Сейчас. Но тогда я был уверен почти на все сто процентов! Сама посмотри. Ты так резко отмела то, что реально со мной происходило, будто хотела скрыть.
— Ну, не она одна.
—Хёнджин не считается. У него любовь.
— Э?
— Чо?
— А еще я заметил, что эти письма писал мне явно столичный житель и, скорее всего, элита, точно не из бедных, с классическим образованием! А таких здесь немного.
— Ну и что, у нас и Акул так говорит, и Седжин, и...
— И нуна! — завершает Хан.
— Я и элитарный стиль, с классическим образованием? — от удивления даже пальцем на себя показываю, переспрашивая.
— Ну да, элитный такой. И да, я много раз замечал, как ты иногда разговариваешь. Именно таким образом.
Я смущенно и совсем не элитарно чешу затылок.
Ну, до того, как переехать к бабушке, я жила немного в другом обществе, так что не удивительно.
Да и в университете тоже бывало, прибегала к этой лексике.
В целях самообороны.
И мимикрии.
Все взгляды сходятся на мне. Подозрительные. Но всех убедительней кивает Чонин.
— Слышали бы вы, как она тогда в школе разговаривала!
— Ну, слышали, — бурчит Хёнджин. Который «не считается».
— Нет, не тогда, а в первый раз.
— Наверное, я очень нервничала, — вынуждена признать я
— вот и полезло всякое.
— Ну, у меня тоже чеджу прорывается, бывает... — поддерживает неожиданно Феликс.
— Да никто и не против! Но откуда?
— Из детства, блин! — рявкает Хёнджин.
— Мы тут чаги обсуждаем, или твои проёбы наркоманские?
— А когда понял-то, что не я?
Хан мнется, отводит взгляд.
— В Лос-Анжелесе. Когда таблетки у тебя нашли.
— Логично, чё. Нашли таблетки, и сразу я не под подозрением.
— Это были те, старые таблетки. Которые у меня отобрали еще тогда. В самом начале. Я и не думал, что они сохранились... Столько лет...
— Ты уверен, что те самые? — осторожно спрашивает Минхо.
— Уверен. Я их навсегда запомнил. И дату, и где краешек надорван. Они на столе лежали, и пока меня... Короче, я на них все время смотрел. Я их до смерти не забуду!
— И ВСЕ РАВНО НАЧАЛ ПИТЬ?
— Да другие это были, другие!
— Стоп. А какие нашел тогда в номере Минхо?
— Те. Да я сам офигел!
— Так. А можно еще раз и по-корейски? — пытаюсь въехать в ситуацию я.
— Просроченные, старые, отобранные нашли у тебя в номере, а потом у меня тоже, но рвало тебя другими?
Хан несчастно кивает.
— А как они там оказались? И те, и другие?
— Не знаю. Я думал, сначала, это ты принесла? ...Ну или Минхо! — добавляет Чимин несколько испуганно.
— Ага. Меня-то обвинить морально легче! Не свое – не жалко!
— Да не в этом же дело! — вот когда правда из человека полезла и не удержишь!
— Просто я думал, ведь это все так хитро и умно придумано, ну не всякому такое по силам! А нуна и в самом деле ...умная, — завершает свою речь Хан убитым голосом.
— А моральный аспект ситуации рассмотреть ты даже и не попытался, — подвожу я печальный итог.
— Вот! Снова она так разговаривает!
— Некоторые люди не делают гадости не потому, что не могут, а потому что просто не делают гадости! — переводит Хёнджин с корейского на ...другой корейский.
Специально для Хана.
— А давайте мы вернемся к главной теме? Насчет Чана и «все это время был он?» — говорю я мамулиным голосом. Ибо достали.
— Секундочку! — доходит до Минхо.
— То есть ты меня не подозревал, потому что у меня бы ума не хватило, а не потому, что я твой друг уже хрен знает сколько лет?
— А ты попробуй поживи вот так! Когда уже вообще ничего не знаешь! Кто друг, кто враг! Откуда-то чертовы записки появлялись! Прямо в номере? Или в гримерке? Все время. Понимаете, он РЯДОМ! Или она.
— Да... Так и свихнуться недолго.
Феликс с Чонином переглядываются. Интересно, о чем они сейчас думают?
О том, чем именно заслужили доверие Хана?
— Ладно. Допустим. Какая-то добрая душа подкинула тебе целебных таблеточек. А с каких херов ты их пить-то начал? Сам, блин! Никто ж не заставлял! — Хёнджин всегда найдет верный тон.
Хан упорно смотрит в пол.
Ну, реально, с точки зрения упертого и самодостаточного Хвана душевные терзания — отдельно, поступки — отдельно.
И я с ним, кстати, абсолютно солидарна.
— Э... Хен... — начинает Сынмин, зачем-то уже минуту листающий телефон
— взгляни.
И, соответственно, передает телефон Хвану.
— Еп! — тихо выдает Хван по прочтении пары страниц.
— Не надо! — вскрикивает жалобно и тоненько Хан.
Но поздно.
Чанбин читает через плечо Юнги, нависая сверху,
Минхо пристраивается сбоку, Чонин с Феликсом уже читали, поэтому смотрят по сторонам с нейтрально-безразличным выражением лиц.
Хан просто сдувается на глазах, что-то в нем ломается сейчас внутри, да так, что мне хочется просто вырвать телефон из рук Хвана а и прекратить это... Что бы то ни было.
— Так. Хватит, — Хёнджин отключает телефон и молча вручает Сынмину.
— И так все ясно.
Да что ж там такое-то?
— Хейтеры. Целая команда, — поясняет Минхо, передернувшись.
Реально, он выглядит будто его сейчас вырвет, такой... зеленоватенький.
— Это за какое число? — запоздало спрашивает Чанбин.
— Ну, там всегда было понемножку. Но вот когда отпуск начался – как с цепи сорвались. И чем дальше, тем хуже.
— И ты не придумал ничего умнее, чем не жрать еду? И жрать таблетки.
— Там не все так просто, хен, — поясняет Феликс.
Сегодня он у нас в режиме гения, лишь бы это подольше не кончалось:
— Обрати внимание на акк 11111. Такой... Добрый следователь. Стая загоняет, а он подсказывает выход.
Теперь и Хёнджина передергивается.
И упирается взглядом в пол.
Хан мог бы прийти с этим к любому из нас. И не пришел.
И здесь не только вина Хана.
Здесь все ...отметились.
В очень печальной тишине Хан добивает:
— Знаете, как я понял, что он из наших? Не кочующий фанат или сталкер? Во время концерта в Мехико. Он прислал что-то вроде: «Ну что, Ха-ни, помогли тебе твои Stray Kids? А надо было молчать и слушаться». Я имею в виду, из зала же все выглядело прекрасно, типа дружба-братство, ля-ля-ля и все такое. А этот — видел то, что за кулисами. Он из нас. И он РЯДОМ.
Ну, это мы все уже поняли.
РЯДОМ.
В смысле в гримерке?
Хотя, женская команда ведь, могли и протрепаться.
Любимому.
Хотя... не успели бы.
С Акулом охране не до трепа. И операторам тоже, кстати. А сами увидеть тоже не могли, на съемках бомбочек из детей дружелюбие дисциплинированно плещет во все стороны...
— Ну? — вдруг спрашивает меня Минхо.
— Что – ну?
— Ты до чего-то додумалась? — Хан, когда было сообщение? Во время концерта или после? И насколько после? — Только в машину сели.
— Ага.
— Что – ага?
— Только стилисты-визажисты. И менеджеры. Больше ни до кого информация дойти не могла.
Просто не успела бы.
Мы мысленно перебираем немалый такой женский коллектив мастериц красоты, и тут наш калькулятор Чанбин подтверждает все свои Ай-Кью:
— Хан, почему ты всегда говоришь о нем — «он»?
—А и в самом деле, даже когда речь шла обо мне, все равно «он».
— Не знаю... — растерянно отвечает наша общая ходячая проблема
— такое ощущение, что там мозг мужской.
Ну, спасибо тебе, Хан!
Гримерка...
Визажисты-стилисты...
Мужской мозг.
— А ведь он всегда требовал от нас... Стройность-гибкость-изящество! Совершенство! — цитирует с пальцами в воздухе что-то просекший Минхо.
— Только Нари-нуна его обломала! — Сынмин улыбается с тааакой гордостью, словно лично в свое время изгнал Мистера Совершенство из комнаты отдыха пожеланиями недельной стреевской диеты.
— Так что у нас теперь не мистер Z, а мистер С?
— Он сеульский, кстати. С родней расплевался, ушел мечту воплощать. Как Хёнджин.
— Нари, он когда к тебе подваливать первый раз начал? — спрашивает Чанбин.
— В Сиднее, — хмуро информирует Хёнджин.
— И как сейчас? — калькулятору Чанбина нужна информация, так что нафиг деликатность.
— Извинился. Успокоился.
Хёнджин кивает, подтверждая.
Я перебираю в памяти события, но маска таинственного мистера Z как-то криво сидит на заявленном персонаже.
Нет, могла бы и поверить, если бы за эти дни не узнала человека получше.
И с этой полной детской обиды Чикагской попойкой, и детской подставой Со-Может-Все, скорей уж жестом восхищения, чем подставой, и самое главное — аэропорт Сиднея, и мы идем сквозь злобную толпу...
Нет.
Он тогда действительно достойно держался. И извинялся — достойно.
Как мужчина.
Блин.
Мужской мозг. Конечно, я могу быть субъективной.
— А других вариантов у нас нет? — спрашиваю я Чанбина с надеждой.
— Ну, вот Зиан, например...
Мы снова зависаем. А что, идеальная кандидатура.
Все время рядом.
Не просто рядом, а РЯДОМ!
— Блин. Скоро самих себя начнем подозревать! — бурчит Хёнджин.
— Воот! — возрождается к беседе Хан.
— А я так уже месяц живу. Смотрю на каждого и думаю...
— Думает он! Если б думал, уже бы к нам пришел. И херню свою хейтерскую принес.
— А сам бы ты такое принес? Кому-нибудь? Ты вон даже нуне не показываешь.
— А смысл скрывать? Вся Корея читает, — никак не понимает Чанбин.
— Да нафиг Корею! Мне важно, что вы прочитаете!
— Ой, блин, хен, определись уже, что важно, что не важно, мы тебе кто, друзья или подозреваемые!
— Да я рад бы. Только — как?
— Каком кверху! Хитровыдуманный!
Не поняла.
А что это Хёнджин так разозлился?
— Ну, рассказывай, дружочек, как с Нари и таблетками получилось?! Я, блин, думал, что инфаркт словлю, а она его так по ходу и словила! После твоих дебильных экспериментов на людях!
Вот тут уже я ничего не понимаю.
Это история с таблетками в моем чемодане.
И Хёнджин уже что-то понял.
А я торможу.
Хан отступает, мечется взглядом то испуганным, то умоляющим...
— Это не я! — начинает он.
И вдруг на половину посадочной зоны разносится трубный рев раненого слона...
Ой!
Возмущенного Седжина.
От которого я воплей и криков вообще ни разу не слышала.
Ну, с Нью-Йорка.
Когда мы с Зианом чуть в магазин не ушли.
— Скооолько,***?!
Это Седжин разговаривает по телефону.
—*** ! — продолжает он чуть тише, очевидно, принимая неизбежное строго в соответствии с классическим «отрицание-гнев-торг-принятие».
— И из зарплаты я у него вычту все, до последнего вона! — завершает разговор Седжин.
И смотрит на мир злобно и многообещающе.
Так.
Хана Чанову заработку.
Все на уплату взяток и штрафов пойдет.
И правильно.
Нефиг всякое неизведанное тягать через границу.
— Ну, слава Богу, наконец-то хорошие новости, — делает неожиданный вывод Минхо. Ну, для кого неожиданный, а для кого и очевидный.
— Значит, скоро выпустят... — поясняю я недоумевающим макнэ.
— Что смотрите, — ворчит Хёнджин
— если так орет, значит договорились, — и делает характерный жест «считаю наличные».
Мы облегченным хором выдыхаем.
Седжин обводит территорию красным взором легкораненого слона в поисках жертвы.
Мы аж замираем, старательно не привлекая внимания.
Но Седжину не до нас!
— Визажист Цхай! — орет он.
И мы молча переглядываемся.
Теперь у нас трое подозреваемых.