Нянька Stray kids

Глава 38. Высоко сижу - далеко гляжу.

                                              ***
Холодно.
Знобит.
Лежу под одеялом, глядя на соседнюю кровать. Там второе одеяло.
Как бы доползти...?
Как иронично получилось.
Переживала, что могут заболеть парни, а сама сейчас лежу.
Пытаюсь хоть что-то сказать, но выходит подобие скрипучего звука.
Даже если я сейчас попробую позвать кого-то, меня не услышат.
Телефон. Ищу взглядом нужное устройство.
На тумбочке.
Тянусь.
Беру в руки.
— Черт, — бесшумно произношу я, понимая, что аппарат разряжен.
Нет, я сейчас не усну.
Все ломит, хочется спрятаться под одеяло, но там становится слишком жарко.
А когда высовываю голову, чувствую холодный воздух.
От этого начинает болеть горло.
Что ж это такое?
Какая у меня температура?
Не хочу вставать, но надо.
Как только сажусь, скидывая одеяло, понимаю, что по такой холодрыге я не дойду.
Хорошо, что мой не распакованный рюкзачок с имуществом первой необходимости так и стоит, притулившись у входа.
Хорошо, и то, что огромный купальный халат, любезно предоставленный арендодателями, висит в шкафу, и хорошо, что я об этом знаю.
Накидываю на себя теплое нагретое одеяло и чуть ли не ползу к рюкзаку.
Нужно надеть что-то теплое.
Без разницы что.
Первое что попадается — толстовка Хёнджина.
Натягиваю ее на себя, далее лосины, теплые носочки...
Нет, все еще прохладно.
Завершаю многослойную конструкцию белым всеразмерным купальным халатом.
Даже поверх одежды я все еще могу завернуться в него в три слоя и длинный подол его путается у меня в ногах и даже волочится по полу.
Ну... нормально.
Сколько вообще времени?
В комнате часов нет. Ладно, в любом случае надо померить температуру и выпить что-то от горла.
Укутавшись, как капустка, в три слоя, даже капюшон набросив, отправляюсь на поиски горячего чая и жаропонижающего.
Тихо иду по лестнице вниз.
Аптечку со всеми запасами антипохмельного и головную-боль-исцеляющего я вчера имела глупость оставить на кухне для парней, я точно помню.
Как белый призрак в своем халате, проникаю на кухню.
Свет намеренно не включаю.
Знаю, что глаза болеть будут.
К тому же из широких окон сада вместе с прохладой льется свет полной луны плюс свет садовых фонариков вдоль дорожек и вокруг бассейна.
Шуршу в аптечке, доставая градусник и лекарства для больного горла.
Заранее ставлю чайник, чтобы выпить растворимую таблетку.
Тем временем пищит градусник.
Тридцать семь и девять.
Лучше и быть не может!
Слышу, как открывается дверь на первом этаже. Кого-то разбудила...
Главное, чтоб не Минхо. В этом призрачном свете да белом банном халате я и в самом деле похожа на призрак...
Напугается еще!
— Кто там? — тихо спрашивает мама, осторожно приоткрывая кухонную дверь.
И я бы рада ей что-то ответить.
Только из горла выходит басистый хрип.
В любом случае, свет включается.
Жмурюсь.
На пороге стоит мама, тоже в халате, только собственном, шелковом, алом, с цветами и птицами, и жмурится от света, пытаясь понять, кто тут шуршит.
Понимает, конечно, быстро.
— Ты чего встала?
Автоматически, в несколько жестов отвечаю ей, как ответила бы любому из парней, появись они на кухне:
«Больна»
«Терпимо»
«Пропал голос», и только тут понимаю, что придется изъясняться не по-стреевски, а по-человечески.
Хриплю, показывая на горло.
Но мама уже поняла.
Она переводит взгляд с открытой аптечки на меня... и развивает бурную деятельность, проверяя цифры на еще не остывшем после меня градуснике, и тут же, решительно наливая противную микстуру в ложечку и растворяя специальные таблетки от горла в воде.
Все это в меня без вопросов пихают, как в далеком детстве.
От обалдения даже не пытаюсь сопротивляться.
Через десять минут я сижу вся мокрая от пота, прихлебывая ядреный имбирный чай с лимоном и медом, а еще через десять минут мама сопровождает меня обратно в люльку.
С попутным посещением удобств на этаже.
То, что мама терпеливо ждет меня снаружи, всерьез беспокоит.
В компании белого друга из последних сил обдумываю ситуацию и по пути к кровати кое-как шепчу, чтобы мама парней и менеджеров предупредила, и никого ко мне не пускала ближайшие три дня точно.
Мама качает головой, но соглашается, понимая, что в этой ситуации карантин — вещь необходимая и неизбежная.
Хотя, судя по мамулиному настрою, в карантине я явно не буду страдать от одиночества.
При свете настольной лампы мама перестилает мою постель, помогает снять халат и часть одежды, толстовочку тоже, обидно, даааа...
Потом укладывает, укрывает двумя одеялами, и куда-то исчезает.
Тут же подгребаю обратно теплую уютную вещь себе под одеялко, собирая в комок...
Ой.
Что-то я с нее фетишусь.
фетешу...
фетешуюсь...
Блин!
Как правильно-то?
Фетишествую? — обдумываю я тупым мозгом серьезную лингвистическую проблему... и тут возвращается мама.
С подушкой в руках и одеялом, переброшенным через плечо.
И так она похожа в этот момент на переселявшегося ко мне Хёнджина, что я даже пытаюсь захихикать.
Мама почему-то смотрит на меня озабоченно, я же, выпростав из-под одеяла руки, пытаюсь объяснить ей, в чем дело.
Жестами, ага.
Она же их не понимает, — доходит до меня потом, — Или понимает? — доходит до меня еще чуть позже.
Ой!
— Что значит, «вместе спим»? — строго и даже грозно спрашивает мама, да еще и руками дублирует мой жест...
Никогда не замечала, насколько он неприлично выглядит со стороны!
Но тут на меня начинает действовать микстурка.
Или она уже давно действует...
Или это на Зианову таблеточку так ужасно наложилось.
Хочу спать.
Но не могу же я оставить маму в беспокойстве и волнении!
— Он — тыкаю я в темный комок толстовки у себя в руках — «хороший» — показываю я жестом высшую степень одобрения, чтобы успокоить маму.
Почему-то это ее не успокаивает.
Скорее наоборот.
Наверное, она беспокоится, потому что я болею, — решаю я, и сворачиваюсь в комок под одеялами.
Мама укладывается на соседнюю кровать, не раздеваясь, накидывает на себя принесенное одеяло.
Так я и засыпаю в бреду, видя перед глазами нашу старую квартиру, где мы жили еще с папой.
Я тогда так же лежала под одеялами, напившись чаю и лекарств, а мама сидела рядом и ждала пока я не засну.