Ликорис

Любить и беречь

Они побрели по узкой ленте берега — тёмное золото, прохладное, плавно опускается вниз, как батут, при каждом отливе. Старались не мочить ноги, но это им всё равно не удавалось. Накатывая на берег, вода с шумом бросалась к ним, словно моля о прощении.

На глади воды безмятежный покой. И только здесь, у берега, вскидываются волны. Странно видеть, как стихия спокойна там, вдали, застыв во всём своём величии. Ветрено. Узорчатая скатерть, сотканная из лунного света, лежала на воде. Может, в таком месте кощунственно нарушать трепет: даже голоса прохожих затухали, едва достигнув воды.

Белая пена, журча, возвращалась в дом родной, вместе с песком и брошенными на пляж окурками. Сколько ни было урн вокруг, а всё равно к ночи весь берег был засыпан мусором. Худые, загорелые до черноты уборщики прочищали песок широкими граблями, смахивая с высоких лбов пот.

Дима крутил в пальцах зажигалку, иногда щёлкал, и в темноте мерцал слабый огонёк, сдуваемый порывами ветра. Чувство тревоги, прежде так часто щекотавшее его изнутри, пропало, и вместе с ним ушло и беспрерывное желание курить. Но Дима уже был знаком с этой сказкой: пройдёт немного времени — и станет совсем худо. Тревога вкупе с отчаянием сгрызут его до конца.

Дима давно принял правила этой игры и сейчас не возражал. Мир — он такой: опускает, бросает на жёсткое, подчиняет. Бороться с ним смысла не имеет — надо выдохнуть, кивнуть: спасибо, что жив ещё. Дима с детства впитал эту простую истину и никогда с ней не спорил. Счастье в простой еде и крыше над головой. Его такой расклад устраивал, просить большего казалось абсолютной наглостью. Но вот его снова тащили куда-то, вели за собой, и с волнением Дима осознавал, что ничего против не имеет. Уловил вопреки здравому смыслу, что ничего не будет прежним, и почему-то ему совсем не стало грустно.

Жёлтая, как подсолнух, зажигалка вернулась в карман. Элла, купившая её сегодня утром, так и сказала в магазине: «Как подсолнух», — и засмеялась. Он редко слышал её смех: звонкий, совсем уж детский, искренний — до слёз в уголках глаз.

Сейчас Элла, озираясь по сторонам, точно маленькая девочка в магазине сладостей, шла рядом с ним. Её длинное платье было мокрым, а ветер легонько приподнимал короткие волосы, и они напоминали чёрные перья.

— К всеобщему удивлению, королева отказывается разговаривать с Ланселотом*. Не хочу мешать твоему молчанию, но вся эта тишина угнетает. Ощущение такое, будто я несколько минут назад сказал что-то ну очень плохое.