В прятки с Бесстрашием

Тучи сгущаются

                                                     Алексис

Подстилка... Хоть я и могла, наверное, подозревать от него что-то подобное, когда опрометчиво не сдержала свой вопрос, но в эту секунду словно что-то обрывается внутри... Подстилка, добивающаяся расположения инструктора для продвижения по таблице? Ох, Алекс... Как же легко ты все для себя разрешил. Сам меня и осудил, и вынес свой вердикт, и подписал приговор...

Сухой спазм перехватывает горло, мелкая дрожь покидающего тело адреналина накатывает с дикой силой. Я сжимаю губы изо всех сил, чтобы жалко не прыгали. Стискиваю перепачканные кровью пальцы так, что ногти впиваются в ладони, чтоб не плясали, но нахожу в себе силы подавить первый порыв встряхнуть его, крикнуть, что он не прав, что нельзя так, что это же просто унизительно... Обидно, очень. Что, вообще-то, я жизнь ему спасла, а он так... Ну вот что у него в голове творится? Откуда у него столько заморочек и пунктиков? Это его так война подкосила или он, и правда, так посчитал? Неужели, настолько недоверчивый, подозрительный, что всех гребет под одну гребенку?

Просто иду вперед, не смотря на него, не поднимая глаз, расправив плечи. Никому и никогда не позволю догадаться, как больно могут ранить слова о том, какая я «подстилка». В жизни всегда есть место новым ощущениям, ведь все было слишком похоже на глупую фантазию, чтобы оказаться правдой. Не так давно я хотела оставаться сама по себе, вот мое желание и исполнилось. Господь, как известно, наказывает именно исполнением желаний.

О-о-очень впечатляющее обвинение, если не сказать больше. С ходу разгоняет весь шок. Черт, а я его еще и обругала... Опять в отстойник посадит или на полосу загонит, или прутом... Конечно, я понимаю уже, что иногда полезно прикусывать язык не просто для здоровья, в случае с Алексом это становится необходимо и для жизни... Ну и пусть, вот пусть он меня хоть до смерти забьет своим прутом или поселит на полосе, зато сказала, что думаю, как есть. Уф, даже немножечко легче стало... Притиснув к груди скрещенные руки, пытаюсь хоть как-то унять колотящую их дрожь; текущих по лицу слез я не вытираю, они плавными дорожками скользят вниз, оставив темную каплю на мыске ботинка.

Я чуть замедляю шаг, чтобы он не увидел моих мокрых глаз, и пинаю, топчу сухую палку, вдавливая ее во влажную землю толстой подошвой тяжелых берцев, пытаясь стравить пар. Да ты тот еще сердцеед, Эванс... Не сомневалась в твоих способностях говорить гадости.