В прятки с Бесстрашием

В одном подвале

                                                               Алексис

Уже какой раз за последний час убавляю громкость в плеере, осторожно прислушиваясь к происходящему в помещении. Ничего, кроме тихого, размеренного сопения. Аллилуйя... Ну хоть не храпит. Нет, ну вот зачем он сюда приперся? Алекс что, правда, решил добровольно записаться ко мне в секьюрити... правда? Ой, а что же теперь будет... Да Громли вообще своим ядом захлебнется, если узнает... Бли-и-ин.

А я не могу взять и вернуться в общагу... не хочу. Ну как он не понимает этого, не могу я жить с предателями! Если бы он сам хоть один раз посидел в отстойнике по уши в тухлятине и с жуткими тараканами, смог бы Алекс после этого нормально общаться с теми людьми, кто поспособствовал такому наказанию? Да и сбегать по вечерам из подвала сподручнее...

Тихонечко сползаю с кровати, скрипучие пружины противно лязгают свой мотив. В моей спаленке почти всегда царит полумрак, только свет из душевой освещает часть помещения. Думала, что испугаюсь, но мне с ним как-то спокойно... Все-таки рядом живой человек. Правда... не очень одетый. Подкрадываюсь на мысочках к нему поближе и застываю, разглядывая его.

Вот же ж черт, здоровенный какой... с трудом помещается на узкой койке, словно по стойке смирно. М-да, мебелишка тут оставляет желать лучшего. Так хочется по привычке развалиться по диагонали или даже поперек, затолкав подушку в ноги, сложив на нее свои конечности как попало, и натянуть одеялко чуть ли не на голову, оставив только один нос наружу... Я ростом далеко не обижена, и сама с натяжкой помещаюсь на этой лежанке, а уж Алекс выше на целую голову будет, и шире в два с половиной раза, и ничего, спит себе... По безмятежному, расслабленному выражению лица заметно, что ему на эти неудобства глубоко начхать.

Ох, Лекс, вот это да... Подглядываю за полуголым инструктором... А во сне стираются все напряженные черты, и суровый командир превращается в обычного парня. Симпатичного... Ладно-ладно, очень даже... славного. Игла щемяще пронизывает сердце. Боже мой... боже... Лежит, грудина умиротворенно вздымается на вздохе, и под кожей, не слабо расписанной нательными рисунками, перекатываются мускулы. И бледноватый шрам, прямо под левой ключицей, в виде выпуклой звездочки — тот самый, о котором говорил идиот Билли.

Мальчишка, которому пришлось так рано взрослеть и с головой окунуться в омут войны, боли и крови... воин. Растатуированная ручища под головой... И губы у него немного пухлые, когда он их не кривит и презрительно не ухмыляется. Ресницы в растопырку, словно кукольные, милый такой... Улыбка против воли ползет до ушей, а щеки заливает краской, и сердце так просто не укротить. Тусклые отблески света забавно подсвечивают его крепко сбитую фигуру. Чертовы нежность и умиление, уже коварно наложившие лапы на мое сердце, стискивают его снова. Что я делаю... Все просто катастрофа!