Хосок стоит в коридоре, ровно на том же месте, где вчера раскрошил осколки своей жизни собственными руками. В доме гробовая тишина, слишком громкая, слишком давящая. Хосока слегка пошатывает, в затуманенных глазах непроглядная пустота, сжирающая изнутри. Альфа смотрит вокруг себя, как будто впервые попал в этот дом, из которого словно жизнь высосали, оттерли краски и вынесли всю мебель.
Но все на месте. Даже легкий аромат Юнги, витающий в воздухе, еще не выветрился. И не скоро, наверное, рассеется, будет заставлять задыхаться с утра и до вечера, напоминать о том, что было сотворено, о том, что была жестоко разрушена любовь.
Все на месте, а самого главного больше нет.
Юнги как будто бы нарочно не оставил после себя ничего, ни единого напоминания о том, что когда-то здесь жил и был счастлив. Дом пуст.
Хосок скидывает с себя куртку прямо на пол и идет на кухню, попутно выуживая из кармана пачку сигарет.
Он всю ночь не спал, рассекая по пустынным улицам, бродил неизвестно где и пил в пабе совершенно другого района. А как еще боль глушить, как заставлять себя свободно дышать? Анестезии для такой боли не существует. Только мнимое облегчение, приносящее легкость. Мысли-то никуда не рассеиваются, они просто затмеваются туманом, который с рассветом все равно исчезнет, и тогда они снова начнут бить, добивать и ковырять рану, совсем еще свежую, кровоточащую.
Чон с глухим стуком ставит на стол бутылку, бросает рядом пачку сигарет и зажигалку, мешком валится на стул и подливает себе в стакан коньяка, который сразу же глушит залпом, даже не поморщившись.
Светлую кухню заливает солнечный свет, но Хосока он не ослепляет. У него перед глазами все серое, почти черное, а солнце не греет, не играет лучами, пробирающимися через окно. И в душе холод, и снаружи мороз.
Альфа зажимает в зубах фильтр сигареты и прикуривает, сразу же наливая себе по новой. Если бить, то сразу одним ударом, чтобы не успеть опомниться, прийти в себя и совсем умереть.
Хосок себя ненавидит. До тошноты, до нервной дрожи в пальцах. Сам себе омерзителен настолько, что если сейчас увидит себя в отражении, свой взгляд обесточенный, то точно взбесится, тут даже алкоголь не поможет, а сигареты не затмят своим дымом.
Жаль, воспоминания не стереть, не вывести из памяти.
Хосок пьет уже неизвестно который стакан. В голове образуется вакуум, блокирующий внешний мир. Альфа медленно погружается в свою пустоту, что разрослась внутри, подобно черной дыре.
