Юнги разлепляет отяжелевшие ото сна веки и прищуривается. За окном глубокая ночь. Свет фонаря с улицы льется в палату, погруженную во мрак, а снаружи слышатся чьи-то редкие разговоры и шаги. Голова у омеги трещит, словно кто-то постукивает по вискам маленькими молоточками в одном неизменном темпе, но Юнги не это главное. Он инстинктивно накрывает ладонями живот под одеялом и облегченно вздыхает, ощутив под пальцами округлость. Малыш с ним.
Он помнит, что произошло, помнит, как Хосок выбивал окно доджа, и помнит его потрясенный взгляд, после того как тот увидел живот омеги. Дальше непроглядный туман и родной аромат, окутывающий со всех сторон подобно теплому одеялу. А теперь только пустота и горький привкус во рту от таблеток, которыми омегу напичкали перед тем, как он погрузился в сон, казавшийся бесконечным. Юнги был бы рад в нем остаться еще, не слыша никаких звуков, не чувствуя призрачный аромат амбры и мха. Он поворачивает голову к плечу и принюхивается. Может, от него на Юнги еще что-то осталось. Но нет, им веет откуда-то со стороны. Омега пахнет лишь собой и едва уловимыми нотками корицы. Это начинает проявляться природный запах ребенка, который способен почувствовать только Юнги.
От мысли о том, что он мог разбиться насмерть и потерять ребенка, его снова начинает бросать в нервную дрожь. Юнги никогда в жизни не испытывал такого дикого страха, и лишь от пугающих представлений в глазах снова начинают появляться слезы. О себе Юнги не думал ни на секунду. При другом раскладе он, наверное, даже желал бы покинуть этот мир и обрести покой, попасть туда, где нет боли и завывающей ветрами пустоты в душе. На первом месяце беременности Юнги хотел бы, чтобы ребенок погиб, ведь так всем было бы легче, но не теперь. Комочек, формирующийся внутри него, вдруг стал самым важным в жизни омеги, хоть к родительству привыкнуть еще не совсем удается. Любовь к малышу уже родилась и сначала была инстинктивной, а после плавно перетекла в искреннюю и чистую. Стала бесконечно большой, необъятной.
Дверь в палату с тихим скрипом открывается, впуская внутрь полоску света. Юнги резко переводит взгляд и сразу жалеет, что не стал притворяться сонным, увидев Хосока, входящего в палату. Сердце начинает биться, как птица в клетке. Юнги поджимает губы и отворачивает голову в сторону, комкая в пальцах края одеяла и делая вид, что абсолютно не рад его видеть. Но внутри все мгновенно оживает и расцветает, как растения в начале весны. Хосок здесь.
