В плену фантазии

Зарисовка «неотправленные письма» ( в прошлом Олег/ОЖП, в настоящем Дима/ОЖП)

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: смерть основных персонажей. Повествование от первого лица.

* — оригинальная цитата. «Бог ведал, что творил, когда призвал её в дом свой». "Жареные зелёные помидоры в кафе «Полустанок»"

#1

Мне кажется несусветной глупостью начинать это письмо с привет. Здравствуй звучит слишком официально. Мы с тобой почти никогда не произносили слов приветствия. Вместо этого ты, шмыгая носом, неловко улыбался и чудом выдавал «Я к тебе пришел». Вот и пришла к тебе, Олеж.

Я много лет, с самого дня твоей смерти, если быть точнее, ни с кем о тебе не говорила. Ни с кем. Даже с Сережей, который периодически, словно забывает и произносит что-то вроде «А вот Олег бы..», потом мы оба замолкаем, натыкаясь на тишину. Слишком больно произносить твое имя вслух, но замалчивая о тебе, возникает ощущение, что я предаю тебя. Такое ощущение возникает каждый раз, стоит мне открыть глаза и понять, что на другой половине не ты. Шура сказал, что перед тем, как пуля попала в твою голову, ты держал в руках мою фотографию. Он просил разрешения проложить её в гроб, я согласилась, глотая слезы и успокоительное, мечтала разделить эту могилу с тобой. В мире от меня осталась лишь физическая оболочка.

Где же была твоя хваленная волковская удача?

По большой части говорить о тебе мне не с кем. Ты знаешь, я так и не научилась заводить друзей, в моей телефонной книге всего шесть номеров: Дима, Сережа, Шура, Игорь, Юля и... твой. Я знаю, что дозвониться тебе уже не получится, но удалить его рука не поднимается. Я заботливо переношу его с телефона на телефон, хотя знаю каждую цифру наизусть. Первое время в пьяном бреду я пыталась тебе дозвониться. Механический голос каждый раз отбрасывал меня на дно моей скорби. Тебя нет. Ты где-то в Сирии. Ты где-то на другом континенте. Ты где-то в сырой земле.

Олег. Олег. Олег.

Я заново учусь произносить твое имя вслух, но писать его гораздо проще. Сергей замирает каждый раз, с надеждой поглядывая на меня своими голубыми глазами. Ему нужно разделить с кем-то воспоминания о тебе. Однажды я признаюсь ему в том, что боюсь забыть твой голос. Живой, теплый, с хрипотцой по утрам. Хуже всего звучит из моих уст слово «жених». Мужем и женой мы с тобой стать так и не успели. Твоя похоронка пришла в среду. А в пятницу мне доставили посылку. Мелкий пакет с твоим почерком. Я уже думала, что кто-то там ошибся. Разрывая мягкий пластик, я уже видела, как мы будем смеяться над этой глупой ситуацией. Первой выпала открытка, мультяшный волк, Боже, где ты такую только откопал, и надпись. Всего пара слов. Таким, знаешь, ты точно знаешь, типичным мужским почерком. Моя учительница русского языка и литературы сказала бы: «как курица лапой», но для меня самый любимый. «Давай дальше попробуем вместе». «Вместе» в твоём лексиконе означало «семья». В чёрном мешочке лежал кулон, реплика твоего, готовность разделить со мной единственное, что всегда принадлежало тебе — жизнь и фамилию. Я никогда не сомневалась в ответе на этот вопрос. Но больнее стало, когда я обнаружила на открытке дату. Ты отправил кулон за три дня до своей смерти и ни словом не обмолвился. Боялся спугнуть? Волче, я бы сказала да, не задумываясь. Почему ты не спросил прямо? Почему не сделал этого раньше? Я не стала ни твоей женой, ни вдовой, для меня не нашлось подходящего слова по отношению к твоей смерти.