В плену фантазии

«Расскажи мне о Флоренции» (Сергей/ОЖП) флафф

Саша, поджав ноги по себя, сидела на диване, уставившись в книгу, что давно хотела прочитать. С Разумовским чтение было пыткой. Он ластился, как бездомный кот, невзначай просил нежности, и как ему было отказать? Воронова перелистнула страницу, когда дружелюбный голос Марго оповестил её о возвращении Олега и Серёжи. Саша научилась доверять Волкову и, отложив книгу, уставилась на мужчин. На суровом лице Олега было выражение SOS, а Разумовский, повиснув у него на руках, что-то увлечённо рассказывал.

— Прости, я пытался его остановить, — оправдывается Волков, опуская пьяную тушку на диван.

Серёжа не умеет пить от слова совсем. Дома контролировать этот процесс всегда было гораздо проще и уложить эту милую мордашку, что смотрела глазами кота из Шрека легче, по крайней мере без особо тяжелых последствий для его кристальной репутации. Но благотворительный вечер (— Ага, как же, — ворчал Сережа, натягивая белую рубашку. — Весь вечер будет говорить о бедных детях, а потом снесет детский дом к чертям!) совсем другое дело.

Саша отмахивается, благодарит Олега и говорит, что дальше справится сама. Идёт к столу за стаканом воды, попутно вспоминая, куда убрала таблетки, ибо Разумовский, как ребёнок, не разбирался в лекарственных препаратах и готов был съесть все, что плохо лежит. А Серёжа вдруг продолжает свой монолог.

— Олег, ты позвонил Саше? — бурчит Разумовский. — Она волнуется, давай заедем за цветами?

Воронова пытается не умиляться от такого порыва нежных чувств. Отношения с Сережей, мягко говоря, необычные. Иногда мужчина, как ребенок, что дорвался до желанной игрушки, просиживает весь день в своем кабинете и на любые вопросы и просьбы поесть лишь отмахивается. Когда его очередной «энергетический заряд» заканчивается, он не покидает постель и, обложившись одеялом и подушками, берет Воронову в свой теплый плен. Порой Саше кажется, что она встречается с подростком в остром пубертате. Но каждый раз девушка вспоминает какой Разумовский чуткий и тактильный и вместо истерик и бурчания ставит перед ним тарелку с едой, меняет чашки с кофе на ромашковый чай, пытаясь сохранить то малое количество нервных клеток, что осталось у ее любимого мужчины.

— А помнишь, тот благотворительный вечер? – Сережа все еще обращался к Олегу, уставившись в потолок. — Я тогда даже к ней подойти боялся, такая серьёзная стояла. Мне Саша потом сказала, что туфли жутко неудобные были.