История Кореи (Новое прочтение). 2003 А.В.Торкунов. РЕДАКЦИЯ

Без названия 38

Глава XVIII КУЛЬТУРА ЭПОХИ ЧОСОНЭпоха Чосон была, в первую очередь, эпохой конфуцианской нии, точнее, неоконфуцианской. Конфуцианство создавало тот идейный фон, на котором развертывалась вся культурная и интеллектуальная жизнь страны. Практически все идеи, высказываемые И к) время, по необходимости облекались в конфуцианскую оболочку. В этом отношении конфуцианство играло на Дальнем Вос- Иікс во многом такую же роль, что и христианство в средневековой Европе или ислам на средневековом Ближнем Востоке. Конфуцианский канон в его чжусианском истолковании был основой Hi1 i*iо образования, и любой культурный кореец мыслил категориями и образами этого канона. Даже самые новаторские мысли иырижались в формах, продиктованных конфуцианской традицией, и на ханмуне, то есть на главном языке этой традиции. Хорошим примером тому является философия сирхак. Сторонники » нрхак не только писали исключительно на ханмуне, но и обо- | > нм вали свои реформаторские планы ссылками на то, что предаем ые ими институты и законы якобы существовали в классикой китайской древности. Реформа воспринималась ими не t- создание чего-то нового, а как восстановление старого, как інращение к забытым истокам (отношение, вообще обычное иі стран Восточной Азии). Важно, что интеллектуальная и культурная жизнь Кореи не протекала в изоляции. То обстоятельство, что все ученые Дальне- 1о Востока писали и читали на одном и том же языке и принадлежали к одной и той же культурной традиции, чрезвычайно уп- роиыло обмен информацией и идеями. Описывая науку той точи, трудно говорить о науке «корейской», «китайской» или • ним иамской» — фактически на всем огромном пространстве И»кмочной Азии существовала единая интеллектуальная традиция. Кіс кол ее на национальные компоненты произошел много Моїжс — только в XIX в., когда начался переход на национальные тыки и освоение западных достижений. Относится это, впрочем, Иг тлько к науке, но и к литературе и к изобразительному искус- I I иу. Сосуществование «низкого» разговорного и «высокого» письменного языков было вообще характерно для доиндустриаль- н 1.1 к обществ — достаточно вспомнить о роли латыни в средневековой Европе. В культурном отношении страны конфуцианской Иоаочной Азии образовывали единую цивилизационную общность, внутри которой свободно циркулировали и идеи, и науч ные сочинения, и литературные тексты. Высокая культура, основанная на ханмунной традиции, была наднациональной (как, кстати, и в средневековой Европе). Неудивительно, что корейская философия эпохи Чосон являлась по преимуществу конфуцианской, хотя в это время продолжали работать и буддистские мыслители. Подавляющее большинство корейских ученых было сторонниками неоконфуцианства, то есть той интерпретации, которую придали конфуцианству Чжу Си и другие мыслители китайской династии Сун (Х-—XIII вв.). Фактически неоконфуцианство стало государственной идеологией династии Ли, и открыто выступать против него было порою рискованно. Главной альтернативой чжусианству служили, однако, не какие-то радикально иные учения, а другие варианты конфуцианства, в первую очередь — философия Ван Янмина Главным объектом споров философов был вопрос о соотношении двух на чал — «ки» (китайское «ци») и «и» (китайское «ли»). Начало «ки» было выражением всего материального, а начало «и» означало м коны и закономерности, которым подчинялись природа и чело век. Два наиболее крупных философа той эпохи — Ли Хван (Ли Тхве Ге, 1501 — 1570) и Ли И (Ли Юль Гок, 1536—1584) были ак тивными участниками этой многолетней дискуссии, которая по степенно превращалась в споры о терминологии. Схоластическим характер споров об «и» и «ки» со временем стал причиной отход.) от неоконфуцианства у многих представителей образованной вер хушки. Одним из проявлений этого отторжения и стала филосо фия сирхак с ее подчеркнутым интересом к естественным наукам и актуальным общественным проблемам. Конфуцианство, не будучи религией в европейском или ближ невосточном смысле слова, традиционно отличалось немалой тер пимостью к другим идейным системам. Однако для корейскою буддизма эпоха Чосон была непростым временем. Реформатори конца XIV в., составлявшие окружение Ли Сон Ге, были убежден ными противниками этой религии, которую они считали собран и ем вредных суеверий. Немалую неприязнь у них вызывали такжг накопленные буддистскими храмами богатства и земельные владения (в основном конфискованные в ходе земельной реформы) Н новом государстве, которое создавали реформаторы, не было места буддистской мистике. Впрочем, первые правители династии Ли не всегда разделяли неоконфуцианский пыл своего окружения Относится это и к самому основателю династии Ли Сон Ге, кото рый ревностно исполнял буддистские ритуалы и активно жертво вал на монастыри, и к его внуку Седжону — этот рационалист и покровитель наук, оказывавший щедрую поддержку конфуциап ским ученым, сам, тем не менее, оставался верующим буддистом Впрочем, именно при Седжоне была завершена конфискация мо настырских земель и введены (в 1424 г.) жесткие ограничения їм деятельность буддистских сект. Преемник Седжона — Седжп (1455—1468) также был активным сторонником буддизма. Однакп чением времени ситуация менялась, и буддистам приходилось ікиваться со все более жесткими ограничениями своей дея- .пости. На рубеже XV и XVI вв. династия Ли окончательно •шла к политике «поддержки конфуцианства, ограничения їй ша». И течение XV—XVI вв. было закрыто большинство монасты- . прекратилось проведение «монашеских экзаменов» на знание і и стского канона, были введены жесткие квоты на количество і махов. Сами монахи сталкивались со все более жесткими и, Порою, намеренно унизительными ограничениями. Настойчивая Конфуцианская пропаганда привела к тому, что в народном фольклоре постепенно сформировался негативный образ мона- ШІ обжоры, лентяя и развратника. Вдобавок, именно на мона- КОІІ падала основная тяжесть трудовой повинности: власти охотно Иі пользовали их как дармовую и подневольную рабочую силу на Мінних строительных объектах. В то же время строительство мо- мш їм рей практически прекратилось. С особой энергией политику шр.'шичения буддизма проводили ваны Тхэджо (1400—1418) и Чуиджон (1506—1544). 0 прямом запрете буддизма речь, однако, никогда не шла. Ьот'с того, среди представителей корейской элиты всегда было немало тех, кто сочетал буддистские верования с конфуцианскими убеждениями, поскольку восточно-азиатские традиции с* НЦ1ИОЗНОГО синкретизма позволяли человеку исповедовать нені і.ко религий одновременно. Однако в целом в эпоху Ли ?чм ш постепенно терял некогда свойственный ему интеллек- п.мый заряд, хотя, как и традиционная корейская религия мманизм»), сохранял немалую популярность среди низов обит — крестьян, ремесленников, торговцев, то есть среди тех М.ІХ «мелких людишек», к которым с презрением относилась ''мпская элита. Другую заметную группу активных последователей буддизма ІІНШЯЛИ женщины, в том числе и из янбанских семей. Простонародье особенно привлекала магическая составляющая буддизма И шаманизма, те самые «суеверия», которые с таким пылом разоблачались и отвергались конфуцианскими рационалистами. Люди шли к монахам и шаманкам в надежде на то, что те силами магии Ііомоіут решить житейские проблемы: вылечить больного ребенка, Иіігіаиить на путь истинный загулявшего мужа или изгнать посе- ііииііктося в доме злого духа. В XVIII в. в провинциях несколько put нспыхивали волнения, спровоцированные как проповедями * іриисгиующих монахов из разнообразных еретических буддист- t кич сект, так и деятельностью шаманок (обе религии на низовом уровне все сильнее влияли друг на друга). 1 л л иной задачей корейского образования в эпоху Чосон было пПучомие древнекитайскому языку и всей связанной с ним вос- ц>чмо;ииатской письменной культуре. Начальное образование дайм'і и и сельских школах, которые именовались «содан». Учителем такой школы был обычно неслужащий янбан, который за скромную плату обучал детей основам древнекитайского языка и конфуцианской философии. Учились в сельских школах как выходцы из семей янбанов, так и дети зажиточных простолюдинов. Разумеется, к обучению допускались только мальчики. Если женщины и получали образование, то только дома. Впрочем, даже в янбан- ских семьях лишь немногие женщины имели полноценное классическое образование, в основе которого лежало владение ханму- ном. Правда, в XVII—XVIII вв. стало быстро расти количество кореянок, которые, не зная древнекитайского, умели читать и писать на родном языке. Именно они образовали благодарную аудиторию для авторов популярных корейских романов, получивших распространение именно в этот период. Следующей ступенью образования служили казенные уездные училища «хянгё», которые с большой долей условности можно сравнить с современной средней школой. Еще в начале правления династии Ли было постановлено, что каждый уезд должен имен, такое училище. Обычно в уездном училище насчитывалось не сколько десятков учеников, к услугам которых имелось даже к;і зенное общежитие. Учащиеся занимались изучением классически го конфуцианского канона и комментариев к нему, а также зна комились с классической китайской литературой и поэзиеи «Хянгё» не только являлось образовательным центром, но и отне чадо за проведение местных конфуцианских ритуалов. В Сеуле были учреждены «четыре школы» («сахак»), которые играли ту же роль, что и уездные училища на местах, являясь центром подго товки будущих чиновников. С начала XVII столетия «хянгё» стали постепенно приходить п упадок. Их образовательные функции во многом перешли к сово нам (храмам славы), при которых действовали школы, где пол ростки из янбанских семей могли готовиться к экзаменам. Впро чем, для подготовки к экзаменам — а именно это было главном целью всего корейского образования — школу можно было и і и посещать. Многие готовились к экзаменам дома, под руководи вом частных учителей или родителей. Наиболее престижным учебным заведением Кореи был Со нгюнгван — своего рода Академия государственной службы, черіч которую проходило большинство высших чиновников страны Даже наследник престола символически зачислялся в число слу шателей Сонгюнгвана, хотя реально он занятий там не посещал Слушатели Сонгюнгвана изучали конфуцианский канон, а также работы китайских историков, философов и поэтов. Чиновники старой Кореи, как и других стран Восточной Азии, были универ салами, и знание конфуцианского канона, как считалось, ломот ло решать любые проблемы, с которыми в реальной деятельности сталкивался управленец. Кроме «общеконфуцианского» образования, целью которого Гнило подготовить чиновника-универсала, существовало в Корее и специальное образование. В ряде училищ готовили переводчиков, счетоводов, врачей. Однако эти учебные заведения существенно уступали по престижу конфуцианским школам, а их выпускники на служебной лестнице находились существенно ниже «настоящих» чиновников. Хотя до самого конца XIX в. китайский язык безраздельно іосподствовал в области «высокой» культуры и книжной ученое- 1 и, эпоха династии Ли стала и временем возникновения корейской письменной традиции. Поворотным моментом в истории корейской культуры стал 1446 г., когда был опубликован трактат •Хунмин чонъым» («Наставления народу о правильном произношении»), В нем содержалось описание нового корейского алфавита, работа над которым завершилась в 1443 г. Строго говоря, і г кеты на корейском языке были известны с более ранних времен. Однако существовавшая до ХУ в. система записи корейских іскстов, так называемое «письмо чиновников» («лиду»), основы- инлась на применении китайских иероглифов, которые использо- иились по сходству значения или звучания, то есть по «принципу }м-(>уса». Система эта требовала хорошего владения иероглификой, и получившаяся в результате запись скорее разгадывалась, чем чи- ішіась. Седжон потребовал от ученых разработать новую систему письменности, которая адекватно отражала бы корейскую фонемі ку, была проста, легко запоминалась и могла бы использоваться кик для записи оригинальных текстов на корейском языке, так и дня транскрипции корейского произношения китайских иерогли- фон. Вдобавок, визуально система должна была напоминать кипі Йе кую иероглифику — немаловажное условие для тех, кто с дет- сіші привык ценить традиции каллиграфического искусства. Рабо- III над алфавитом заняла много лет. Решающую роль в его создании сыграла коллегия Чипхенджон (Собрание мудрых) — своего рода научно-исследовательский институт, к работе в котором Сед- Жон привлек лучшие интеллектуальные силы страны. При разработке новой письменности учитывались все достижения дальневосточной филологии, а также опыт тех соседних народов, которое к тому времени уже имели фонетическое письмо — японцев, монголов и, особенно, тибетцев. Результат усилий Седжона, дей- Сі ііительно, оказался очень удачным. Созданный под его руководимом алфавит используется до сих пор с небольшими изменениями, отражающими те перемены, которые произошли в корейской фонетике за пять с лишним веков. На протяжении долгого времени корейский алфавит называли «хунмин чонъым» — в честь сочинения, в котором он был впервые обнародован. В последние десятилетия в Южной Корее за ним закрепилось название «хангыль» (буквально — «письмена страны Хан», в честь официального названия Южной Кореи — Хангук, «страна Хан»). В Северной Корее по-прежнему используется название «хунмин чонъым». Вообще Седжон отличался редким для монарха сочетанием качеств: с одной стороны, он был энергичным, волевым и, порою, жестким государственным деятелем, а с другой, — интеллектуалом, ученым и организатором науки. Его правление было ознаменовано целым рядом мероприятий в области науки и культуры, инициатива которых принадлежала самому вану. В частности, тогда был разработан прибор для измерения объема осадков, созданы новые, особо точные солнечные часы. По распоряжению Седжона были начаты регулярные метеорологические наблюдения. Под его руководством готовились сборники материалов по сельскому хозяйству и обширные астрономические трактаты, в которых учитывались достижения китайских и мусульманских ученых. В правление Седжона развивалось книгопечатание, которому, опять-таки, покровительствовал лично монарх.Тогда же были напечатаны первые книги, написанные на корейском языке новым алфавитом. В частности, по его личному распоряжению была составлена (параллельно на корейском и древнекитайском языках) «Ода о двух драконах, взлетающих в небо» — поэтическое сочинение, воспевающие достижения новой династии и обосновывающее ее права на престол. Активно стали пользоваться новым шрифтом и буддисты, которым сочинения на корейском языке были нужны для миссионерской деятельности среди простонародья. Наконец, многие оценили и возможности, которые новый алфавит предоставлял для изучения иероглифики — фонетические символы позволяли передавать корейское произношение иероглифов с невиданной доселе точностью. Однако со смертью Седжона и постепенным усилением идеологических позиций неоконфуцианства интерес к новому алфавиту заметно снизился. Вплоть до начала XVII в. количество текстов, написанных корейским алфавитом, было невелико, и владели этим письмом лишь немногие. Массовое распространение корейского алфавитного письма началось уже после ИмджинскоЙ войны, и во многом отражало те изменения, которые произошли в Корее в XVII—XVIII вв., когда в стране появился массовый читатель. Главными потребителями художественных произведений, написанных на корейском языке, стали женщины из янбанских семей и зажиточные простолюдины, которые плохо владели древнекитайским и в силу этого не могли читать «высокую» литературу. Среди янбанской элиты до самого конца XIX в. сохранялось пренебрежительное отношение к этим текстам: неслучайно корейский алфавит верхушка иронически именовала «бабьим письмом». Тем не менее, это презрение не мешало бурному развитию книгоиздания на корейском языке. Еще в начале XVI в. появился мерный перевод китайского романа на корейский, а к концу ЧVII столетия литература на корейском языке получила всеобщее распространение. Немалую роль в этом сыграли Хо Гюн (1569— IMS) и Ким Ман Джун (1637—1692) — блестяще образованные конфуцианские интеллектуалы, которые пошли наперекор тог- шпииим настроениям «образованной публики» и стали писать и|мму на простонародном языке. История литературы на корей- < ком языке началась именно с романа Хо Гюна «Сказание о Хон І плі. Доне», в котором была затронута одна из самых острых тем ішо времени — дискриминация, которой подвергались дети янба- iinii от наложниц. Немало намеков на текущую политику и при- лиорные интриги современники находили и в произведениях Ким Мни Джуна — в его романе «Облачный сон девяти» и, особенно, жести «Странствия госпожи Са по югу». Читая о страданиях ой жены, которую изгнала из дома коварная наложница, со- гнники не могли не вспомнить о том, что находящийся на юле ван Сукджон тоже недавно изгнал свою жену и сделал пм|и>и супругой недавнюю наложницу. В этом нет ничего странною — и Хо Гюн, и Ким Ман Джун были крупными государство иными деятелями, которые сами активно участвовали в полити- ?ич кой борьбе. Однако их произведения являлись, отчасти, ис- '?'Мочениями: большинство романов на корейском языке не были и >л писаны, и имена их авторов остались неизвестными потомкам • ПК были неизвестны они и большинству современников). Стро- о юиоря, во многих случаях даже не приходится говорить об ин- п1 и и дуальном авторстве: переписчики и издатели переделывали и М>лшали романы на свой вкус, так что наиболее популярные крон шедения известны во множестве отличающихся друг от друга • и'р( ий. І*а іумеется, вкусы простонародной аудитории оказывали влия- ине на характер литературы. Среди книг на корейском языке прении.їдали произведения развлекательных жанров, главным образом ром;шы, сочетавшие напряженный приключенческий сюжет с ин*ментами нравоучительной дидактики. Лучший образец подобии о произведения — анонимная «Повесть о верной Чхун Хян», • идамная в начале XVIII в., вероятно, на основе баллады — ічішсори. Повесть эта неоднократно переделывалась и перераба- u и,їлась, а в более поздние времена послужила основой для мно- мч г на киносценариев, оперных и балетных либретто. И поныне мпсржание «Повести о верной Чхун Хян» знает каждый кореец ISDUI, как правило, он знаком с ней в современном пересказе- работке). Речь в повести идет о любви Чхун Хян, дочери отої иной куртизанки-кисэн, и молодого янбана Ли То Рёна. Ли То I'm отправляется в столицу сдавать экзамены, а Чхун Хян тем "ргмснем упорно отвергает притязания нового начальника уезда, "ш которого она — всего лишь строптивая куртизанка. Чхун Хян ? мі їм лается в тюрьме, выносит пытки, но не сдается. В конце концов Ли То Рён, успешно сдавший экзамены, появляется н! уезде в качестве специального правительственного уполномоченного, и спасает возлюбленную. Повесть оканчивается счастливым) соединением любящих сердец. При всех своих успехах проза на корейском языке восприни-! малась большинством образованных корейцев как развлекательное) чтиво для простонародья. Отношение к поэзии на родном языке было иным. Традиция составления стихов на корейском языке существовала в Корее еще со времен Трех Государств, когда появились и были записаны (методом «лиду») стихотворения в жанре хянга. Традиция эта продолжалась и во времена династии Ли, когда стихотворения на корейском языке создавались многими представителями янбанской элиты. Поэты той эпохи часто писали на двух языках — на корейском и древнекитайском. Наиболее типичными для корейской поэзии эпохи Чосон жанрами были касп и сиджо. Каса возникли как развитие народной песни и представляли из себя довольно большие произведения. Однако наибольшее распространение получили сиджо — жанр, который стал развиваться в конце эпохи Корё, но по-настоящему популярны! стал в эпоху Ли. Классические сиджо — это краткие трехстрочш стихотворения, в которых обычно 44—46 слогов. Первая стро» вводит тему, вторая ее развивает, в третьей содержится какое- неожиданное ее заключение. Среди наиболее известных авторе сиджо следует упомянуть Юн Сон До (1589—1617) и Син Хым| (1566-1628). Конец XVII в. стал временем появления нового поэтическс музыкального жанра — пхансори. Пхансори представлял собо! длинную песню-балладу, которая исполнялась певцом или пени цей под аккомпанемент барабанщика. Именно из пхансори попа ли в корейскую литературу многие сюжеты, в том числе и и сю рия о верной Чхун Хян. Параллельно с литературой на корейском языке продолжала развиваться и литература на древнекитайском, рассчитанная па более взыскательную аудиторию, Среди элиты популярностью пользовалась не столько художественная литература в нашем Hbij нешнем понимании, сколько разнообразные эссе (пристрастие этому жанру корейцы сохранили до сих пор). Впрочем, меэ «высокой» и «низкой» литературой не существовало непреодо; мых преград: китайские романы часто переводились на разгої ный корейский и издавались алфавитной письменностью, а авт ры многих произведений на ханмуне черпали образы и сюжеты народного творчества. Характерной чертой прозы на древнекитг ском стало появление многочисленных сатирических повеете авторами которых часто выступали сирхакисты, Разумеется, п| должали писать стихи на ханмуне (хан си) — ведь каждый обї зованный кореец должен был владеть сложными правилами клг сического китайского стихосложения. Встреча в Пхеньяне руководителя КНДР Ким Чен Ира и президента РК Ким Дэ Чжуна (в июне 2000 г.) к н Чешу Проз. КОРЕЙСКОЕ Іг «..«і/ ЮЖНФЕ МОРЕ Восточно-Китайское море Карта Корейского полуострова Фреска «Охота» (период Когуре) насмешек у художников традиционного направления, занятых изображением поэтичных гор, изящных хризантем и причудливых сосен. Они не понимали, почему многие молодые живописцы не интересуются этими высокими образами, а вместо этого предпочитают изображать сцены вульгарные и низкие — придорожные кабачки, подвыпивших крестьян или отправившихся на прогулку куртизанок. Основателями корейской жанровой живописи был Син Юн Бок (1758—?) и Ким Хон До (1745—1806). Другим важным новшеством рубежа XVIII и XIX вв. стало освоение корейскими художниками некоторых технических приемов западной живописи (светотень, перспектива и др.), сведения о которых проникали в страну через Китай. Продолжалось развитие архитектуры, которая находилась по • влиянием как традиций эпохи Корё, так и достижений архитект. ры других стран Восточной Азии. В эпоху Чосон в Корее строш мало монастырей, но зато в XV в. в Сеуле было возведено н сколько крупных дворцовых комплексов. Все они в ТОЙ ИЛИ ИН( степени пострадали во время Имджинской войны и маньчжурски вторжений, но в XVII в. были частично восстановлены. Правление тэвонгуна ознаменовалось активным строительством, в первую очередь, реставрацией дворца Кёнбоккун, который был фактически построен заново. Сеульские дворцы представляли собой садово-парковые комплексы, их сравнительно небольшие павильоны располагались среди огромного ландшафтного парка, который отделялся от города высокой каменной стеной. Дома в Корее возводились на каменном основании, но главным материалом для них все-таки служило дерево, поэтому сохранились лишь немногие строения первых веков династии Ли. И особенности это относится к жилищам рядовых корейцев — небольшим мазанкам под соломенной крышей. В наши дни можно увидеть несколько помещичьих усадеб и официальных построек, н основном относящихся к XVIII—XIX вв. В начале XV в. был принят закон, который устанавливал максимальные размеры жилит для представителей разных социальных групп, однако после Имджинской войны этот закон перестали соблюдать. Дома зажиточных корейцев в плане представляли прямоугольник, отгороженный от внешнего мира каменной стеной. В центре прямоугольника находился большой двор, по периметру которого располагались собственно жилые помещения (часто в виде отдельных построек- павильонов). Богатая усадьба делилась на две части — мужскую и женскую, как правило, отделявшиеся друг от друга внутренней стеной. Все здания были одноэтажными, с массивными черепичными крышами, которые опирались на несущие колонны и сложную систему балок. Характерной чертой жилых помещений и н богатых, и в бедных домах был ондоль — своеобразная и очень эффективная система отопления: теплый воздух и дым от очага проходили по системе проложенных под каменным полом дымоходов, нагревая таким образом пол. В декоративно-прикладном искусстве эпохи Чосон важнейшее место по-прежнему принадлежало керамике. Правда, производство чнаменитого корёского селадона прекратилось, и ему на смену пришел его упрощенный вариант — керамика пунчхон. Однако, ирм всем сходстве, пунчхон уступала селадону и в техническом, и и к гетическом отношении. Производство пунчхон также прекра- IП'ЮСЬ к концу XVI в., ко времени Имджинской войны. С этого измени основным видом качественной керамики в Корее стал (•гний фарфор, изделия из которого часто расписывали (обычно піним кобальтом). Из других видов прикладного искусства, которые успешно развивались в эпоху Чосон, следует отметить инкрустацию перламутром и резьбу по дереву. Эпоха Чосон стала периодом крупнейших перемен в культуре корейского народа. Многие достижения мастеров художественного пита, художников, скульпторов, архитекторов пользовались сла- ио(1 не только в самой Корее, но и в соседних странах, особенно н Китае и Японии. Желтое море Унчжжн (Йнчщ)Т СЫла Саби (ТІУ%) А - »|ымс; ^ jjttt ' *\эчжу Канвошр , • Ханьян (Сеуч) К'СНЇ іми ?Вончжу Жеттое море Члунчхондо •K(1H4*V К'гнсанло • Чончжу *Гну Чолладо Королевство Чосон (XV в.) Упадок буддизма привел к кризису корейской скульптуры, так і ПК основными ее заказчиками были буддийские храмы. Нес кол ь- »о пострадала и архитектура, храмовое строительство почти пре- | ршилось. Однако на развитие других изобразительных искусств .падок буддизма не повлиял. По китайскому образцу в 1392 г. в Корее была создана Академия художеств (Тохвасо), просущество - п.іншая вплоть до конца XIX в. Для того, чтобы стать ее членом, • недопал о сдать специальный экзамен. Принятые в Академию ху- южники получали жалованье и официально считались чиновни- | нм и-специалистами. Юридически они находились в том же положении, что и чунъины — ниже «настоящих» янбанов, но выше простолюдинов. Художники Академии писали портреты должностных лиц, расписывали правительственные здания, изображали официальные церемонии — эти изображения тогда играли роль своего рода фотохроники. Доводилось членам Тохвасо выполнять и иные поручения, для которых требовалось мастерст- ІН) рисовальщика — например, иногда их включали в состав по- ' одьств, дабы они, находясь за границей, делали зарисовки кре- ііпсіей и перевалов. Занимались они и «искусством для искус- > и*а». Художники Тохвасо считали себя продолжателями традиции живописи китайской династии Северная Сун (X—XII вв.), ни которой было характерно внимание к графике и яркому колориту. Другим направлением в корейской изобразительном искусстве iii.uia «живопись дилетантов». Многие представители интеллекту- I п.ной элиты занимались живописью для собственного удовольст- | и і и. В конце концов, живопись была очень близка к такому до- тйному занятию, как каллиграфия. Занимающиеся живописью на досуге конфуцианские бюрократы-интеллигенты сездали нема- ы интересного. Менее связанные канонами, чем профессионалы, мобители активно изучали новые стили, появлявшиеся в китай- ? мш искусстве, и способствовали их проникновению в Корею. И профессионалы, и любители занимались, в первую очередь, пысоким искусством». Большинство картин представляли собой ш-йзажи (обычно — вымышленные, условные), натюрморты с и юбражением цветов и птиц, интерьеры ученых кабинетов, і і илизованные изображения даосских святых и монахов. Заметное развитие получил в эпоху Ли портрет — и официальный, и интимный. Серьезные перемены в корейской живописи произошли в XVIII в., когда многое менялось во всем корейском обще- I тне. Начало столетия ознаменовалось появлением реалистического пейзажа. Основателем этого жанра в Корее был Чон Сон (1676— 1/59), творчество которого было посвящено горам Кымгансан. У Чон Сона нашлось немало продолжателей как среди членов Тох- иасо, так и среди художников-любителей. Конец XVIII в. был отмечен появлением и невиданным расцветом еще одного нового жанра — бытовых зарисовок. Этот жанр поначалу вызывал немало