История Кореи (Новое прочтение). 2003 А.В.Торкунов. РЕДАКЦИЯ

Без названия 44

Крестьянское восстание 1893—1894 гг. в Корее и японо-китайская войнаВынужденный отказ Кореи от политики самоизоляции и ние дипломатических отношений с рядом крупных дер. «.или начало заметному ослаблению традиционного киї сюзеренитета, несмотря на подавление в Корее реформа і движения в декабре 1884 г. Не вступая в открытую к< її ацию с Пекином, японские и английские дельцы с огр< 1ЫЮДОЙ сбывали на корейском рынке хлопчатобумажі фабричного производства, пряжу, хлопок-сырец, меді C изделия, железо, проволоку и другие виды промитий' онаров. Не располагая развитой промышленностью, Ко| ,цена была вывозить во все возрастающем объеме дефиц їй своих потребностей сельскохозяйственную продукции г всего зерно. Согласно далеко не полным данным, чолі >иод с 1886 по 1891 г. экспорт риса из Кореи морск |' юртом возрос с 8,4 тыс. до 928 тыс. пикулей, т.е. более ч раз при незначительном приросте посевных площадей урожайности. Даже в годы крупных стихийных бедствий (навод нения, засухи) торговые партнеры Кореи, в первую очередь Я по* ния, продолжали вывоз по заниженным ценам зерновых из Кореи, и лишь в 1886 и 1889 гг. власти вынуждены были ввести некоторые ограничения по этой статье внешней торговли. «Открытие» Кореи Японией и крупными западными державами привело не к вытеснению феодальных отношений в стране, и к своеобразному, противоестественному переплетению двух нетождественных форм эксплуатации — традиционной и современной капиталистической. Следствием этого необычного симбиош стали массовое деклассирование и люмпенизация подавляющей массы трудового крестьянства, ремесленников, городской бедноты, рядового чиновничества. Не только нарождающееся капиталистическое производство фабричного типа, но и мелкое ремсс* ленное производство и торговля неуклонно переходили под контроль иностранных, прежде всего японских, дельцов. (В начале 90-х годов только в Сеуле действовало около 600 японских куп цов, которые монопольно держали в своих руках торговлю мної и ми, и прежде всего новыми для местного рынка, товарами — 11 сами, лампами, керосинками, металлоизделиями и др.) Усиление социального и одновременно иностранного угнеи ния вызывало нарастающий, хотя во многом стихийный, проіл вителя связывались смутные надежды на появление во вл.к ш других, более «справедливых» и «честных» чиновников. Вмеси ' тем все более весомую роль в крестьянском народном движении играет учение «тонхак», о котором говорилось в предыдупи п главе. Публичная казнь королевскими властями основоположники религиозно-политического учения Чхве Дже У не ТОЛЬКО не Н)ж вела к свертыванию движения, а напротив, придала «тонхамт цам» новый духовный импульс как мученикам за благородим'* веру. Безусловно, СИЛЬНОЙ стороной Приверженцев «тонхак» (>1.1 '1.1 тесная привязка религиозных догм к острейшим социальным при блемам корейского общества. «Тонхаковцы» призывали к равп < ву и справедливости между всеми людьми, независимо от и: циального статуса, подвергали острой критике высокомерие І > нов по отношению к простолюдинам, их паразитический (* > пи. Принявший от Чхве Дже У эстафету лидера, Чхве Сих Ён нерг сомнению святую святых корейского монархизма, а нно ключевую конфуцианскую догму, согласно которой праць наделен высшей государственной властью над подданными іемле по воле Неба. Весьма примечательно, что сторонники їхак», выдвигая антифеодальные лозунги, призывали также к і.бе против японских колонизаторов и западных «варваров». С і ойчивыми требованиями положить конец произволу японских ииизаторов выступили рыбаки острова Чечжудо, горнорабочие иинции Кёнсан, трудовые слои населения в портах Пусан, іхон, Вонсан. В июле 1890 г. сеульские торговцы провели чмесячную забастовку (закрытие лавок) в знак протеста против «ілья на рынках иностранных купцов. Но все эти выступления ' їй лишь своего рода прелюдией к общенациональной кресне кой войне, разразившейся в 1893—1894 годах. Условно начало восстания датируется 19 декабря 1892 г. В ' [• і на попытки властей объявить «тонхак» вне закона несколько ні ков тысяч его сторонников собрались в Чонджу — админи- ,пивном центре провинции Чолла. «Тонхаковцы» повторили и основные социальные и политические требования. Специ- ' ный посланник вана Коджона, выслушав участников протеста, •heщал расследовать деятельность проворовавшихся чиновни- п и строго наказать их. Однако власти наотрез отказались поставить «тонхак» свободу религиозной проповеди. Между тем лидеры движения продолжали питать иллюзии отії і ельно «доброго» и «справедливого» правителя. В одной из иний на имя вана Коджона «тонхаковцы», отражая заблужде- ' і сіюего времени, писали: «Когда люди в нужде, они ищут рослей; когда они страдают, они ищут Бога. Ваше Величество, Гюг и Отец для нас». Петиция была составлена в уезде Поын шипции Чхунчхон, и делегация из 40 приверженцев «тонхак» і ранилась в столицу, чтобы вручить документ монарху. Нікічале власти не реагировали на необычный наплыв «тонха- ? и їси» в столицу. Но после авантюристической попытки части шк;шьных сторонников «тонхак» совершить верхушечный пере- >«)| иан Коджон перешел к решительным контрдействиям. 1 ап- н| 1893 г., он издал чрезвычайный декрет, предписывавший крупное вооруженное выступление крестьян в уезде Кобу (провинция Чолла) под руководством лидера южной группировки «тонхак» Чон Бон Джуна. В середине февраля 1894 г. повстанцы развернули наступательные действия. Овладевая одним за другим административными центрами, они штурмовали казенные арсеналы, захватывали и раздавали оружие, а также зерно и другое продовольствие бедноте. Основным центром повстанцев стала гора Пэксан в уезде Тхеин. Численность повстанческих отрядов, к которым целыми группами примыкали беглые ноби (крепостные), в короткий срок достигла нескольких тысяч человек. В сражениях с правительсі венными войсками восставшие, воодушевленные идеями освобож дения, как правило, брали верх. 31 мая повстанцы взяли Чои джу — центр провинции Чолла и стали готовиться к движению ил Сеул. Королевскую власть и иностранные миссии в столице охн.і тил а паника. На знаменах многих повстанческих отрядов было начертано «Против угнетения, за спасение народа!», «За изгнание из Кореи западных варваров и японцев!». В петициях, распространявших^ ч повсеместно участниками восстания, говорилось: «Сегодня в прд вительстве нет людей, способных спасти страну. Выражая волю и решимость всего народа, мы подняли знамя справедливости и клянемся жизнью спасти государство». Вместе с тем во всех по встанческих петициях выражалась верноподданническая предам ность вану и надежда, что он «услышит» их голос и обеспечт справедливое правление. Посланные на подавление восстания правительственные вои< ка во главе с генералом Ли Вон Хё подошли к Чонджу, но н< смогли с хода одолеть повстанцев, хотя последние испытывали острую нехватку боеприпасов и продовольствия. Начались тру л ные переговоры о перемирии. В числе основных требований ІЮ встанцев были: свобода проповеди «тонхак», равноправие в земле владении, уничтожение списков ноби (крепостных), запрет уни и і тельного обращения с низшим сословием, разрешение вдон.ім вновь вступать в брак, наказание прояпонских элементов и др. Стремясь выиграть время, власти с некоторыми поправками ириняли требования восставших, хотя осуществление важнейших из них (например, упразднение системы ноби) было невозможно без уничтожения самой старой системы. После кратковременного перемирия повстанческая армия Чон Бон Джуна отошла на юг, к району Намвона. Между тем крестьянская война продолжала стихийно бушевать в провинциях Чхунчхон, Кёнги, Хванхэ и других самых населенных частях Корейского полуострова, выходящих к побережью Желтого моря. На очередь встал вопрос о создании объединенного центра координации вооруженной и религиозно-политической борьбы народа. К этому времени все очевиднее, по крайней мере для лидеров крестьянской войны, становилась антинациональная роль консервативной монархической власти династии Ли. Одновременно с внутренними маневрами правящие круги Кореи тайно обращаются к цинскому Китаю с просьбой ввести свои войска для усмирения вышедших из повиновения крестьянских масс. Китайские власти, упорно добивавшиеся подобного обращения, дали немедленное согласие, сделав, правда, важную оговорку о гарантиях безопасности всем иностранным миссиям и представительствам в случае их вооруженного вмешательства. Таким образом, из двух вариантов — переход к назревшим внутренним реформам или же новая китайская военная интервенция — правящая династия Ли выбрала второй, т.е. вариант, положивший начало резкому обострению межимперской борьбы за господство на Корейском полуострове. 8 июня 1894 г. полуторатысячная армейская группировка Китая высадилась в районе Асана, чтобы принять прямое участие и подавлении крестьянского восстания в Корее. Однако военная акция Пекина на Корейском полуострове вызвала резко негативную реакцию со стороны Токио. Обвинив Китай в нарушении Ьшьцзиньского соглашения, по которому обе стороны должны Пыли взаимно «согласовывать» ввод своих вооруженных континентов на полуостров, Япония под предлогом защиты интересов своих подданных начала экстренную переброску в Корею войско- иой группы численностью в 7 тыс. солдат и офицеров. Опираясь ма явное военное превосходство, японцы стали действовать в Оуле как в оккупированной или враждебной стране. Захватив силой резиденцию короля, они выслали на отдаленный остров не- уюдиых им членов кабинета и их главную покровительницу — королеву Мин Мён Сон. Новый кабинет вновь возглавил ярый сюронник прояпонской ориентации — тэвонгун. 25 июля 1894 г. и ноне кие корабли близ Асанской бухты массированно атаковали мпайские военно-десантные суда, что ознаменовало открытую фа іу японо-китайской войны за стратегический контроль над полуостровом. Многие города Кореи (Вонсан, Ыйджу, Анджу, Кванджу, Чечхон, Пхеньян и др.), где проходили японские войска, подверглись разрушениям и опустошениям. Так, в г. Ыйджу урожайности. Даже в годы крупных стихийных бедствий (наводнения, засухи) торговые партнеры Кореи, в первую очередь Япония, продолжали вывоз по заниженным ценам зерновых из Кореи, и лишь в 1886 и 1889 гг. власти вынуждены были ввести некоторые ограничения по этой статье внешней торговли. «Открытие» Кореи Японией и крупными западными державами привело не к вытеснению феодальных отношений в стране, а к своеобразному, противоестественному переплетению двух нетождественных форм эксплуатации — традиционной и современной капиталистической. Следствием этого необычного симбиоза стали массовое деклассирование и люмпенизация подавляющей массы трудового крестьянства, ремесленников, городской бедноты, рядового чиновничества. Не только нарождающееся капиталистическое производство фабричного типа, но и мелкое ремесленное производство и торговля неуклонно переходили под контроль иностранных, прежде всего японских, дельцов. (В начале 90-х годов только в Сеуле действовало около 600 японских купцов, которые монопольно держали в своих руках торговлю многими, и прежде всего новыми для местного рынка, товарами — часами, лампами, керосинками, металлоизделиями и др.) Усиление социального и одновременно иностранного угнетения вызывало нарастающий, хотя во многом стихийный, протест крестьянской бедноты, нарождающихся средних слоев, учащейся молодежи, рядового чиновничества. Нередко народные выступления приобретали вооруженный характер. Стихийная волна протеста, направленного против невыноси мого феодального и купеческо-ростовщического угнетения, про катилась в это время по провинциям Чолла, Кёнсан, Кёнги. Среди участников вооруженного повстанческого отряда в провинции Кёнсан, намеревавшегося двинуться на штурм правительственной резиденции в Сеуле, распространилась весть о скорой «гибели» династии Ли, которой якобы волей небесных сил было отведено для царствования только 500 лет. С приходом нового правителя связывались смутные надежды на появление во власти других, более «справедливых» и «честных» чиновников. Вместе 1 тем все более весомую роль в крестьянском народном движении играет учение «тонхак», о котором говорилось в предыдущей главе. Публичная казнь королевскими властями основоположник.! религиозно-политического учения Чхве Дже У не только не при вела к свертыванию движения, а напротив, придала «тонхакос. цам» новый духовный импульс как мученикам за благородную веру. Безусловно, сильной стороной приверженцев «тонхак» был тесная привязка религиозных догм к острейшим социальным rip блемам корейского общества. «Тонхаковцы» призывали к равенс ву и справедливости между всеми людьми, независимо от их с циального статуса, подвергали острой критике высокомерие янб нов по отношению к простолюдинам, их паразитический обр «ИІНИ. Принявший от Чхве Дже У эстафету лидера, Чхве Сих Ён подверг сомнению святую святых корейского монархизма, а именно ключевую конфуцианскую догму, согласно которой правитель наделен высшей государственной властью над подданными па земле по воле Неба. Весьма примечательно, что сторонники • юпхак», выдвигая антифеодальные лозунги, призывали также к Гюрьбе против японских колонизаторов и западных «варваров». С ннсгойчивыми требованиями положить конец произволу японских колонизаторов выступили рыбаки острова Чечжудо, горнорабочие провинции Кёнсан, трудовые слои населения в портах Пусан, Инчхон, Вонсан. В июле 1890 г. сеульские торговцы провели двухмесячную забастовку (закрытие лавок) в знак протеста против шеилья на рынках иностранных купцов. Но все эти выступления Пыли лишь своего рода прелюдией к общенациональной крес- и.инекой войне, разразившейся в 1893—1894 годах. Условно начало восстания датируется 19 декабря 1892 г. В "".•г на попытки властей объявить «тонхак» вне закона несколько і гков тысяч его сторонников собрались в Чонджу — админи- ігивном центре провинции Чолла. «Тонхаковцы» повторили и основные социальные и политические требования. Специ- .1 м.иый посланник вана Коджона, выслушав участников протеста, ИооОещал расследовать деятельность проворовавшихся чиновников и строго наказать их. Однако власти наотрез отказались предоставить «тонхак» свободу религиозной проповеди, Между тем лидеры движения продолжали питать иллюзии от- ноеительно «доброго» и «справедливого» правителя. В одной из Ипиций на имя вана Коджона «тонхаковцы», отражая заблуждении своего времени, писали: «Когда люди в нужде, они ищут роти слей; когда они страдают, они ищут Бога. Ваше Величество, Им Пог и Отец для нас». Петиция была составлена в уезде Поын провинции Чхунчхон, и делегация из 40 приверженцев «тонхак» ?тиранилась в столицу, чтобы вручить документ монарху.Вначале власти не реагировали на необычный наплыв «тонха- ичіцсв» в столицу. Но после авантюристической попытки части радикальных сторонников «тонхак» совершить верхушечный переворот ван Коджон перешел к решительным контрдействиям. 1 ап- ргни 1893 г., он издал чрезвычайный декрет, предписывавший і» гм «тонхаковцам» немедленно покинуть столицу и вернуться на /илпый путь «конфуцианской мудрости». Неповиновение дек- рг іV наказывалось смертной казнью. Однако угрозы властей произвели диаметрально противопо- >|| )Жмый эффект. В столицу стихийно потянулись новые группы -нпіхаковцев». В обращениях к народу содержался призыв отра- UI м. японскую экспансию, дать отпор «варварской» т.е. христиан- imh религии, создавать боевые отряды сопротивления. Одно из ыких повстанческих формирований в Поыне приняло наименование «Отряд борьбы против японцев и западных варваров». Целые |имионы охватывало движение протеста, хотя в целом выступле- из 3 тыс. домов оставалось неповрежденными не более 200. Общая численность японских интервенционистских войск достигла вскоре 20 тыс. человек. 26 августа 1894 г. Япония навязала Корее кабальный договор о военном союзе. 16 сентября того же года японская армия нанесла решающее поражение китайским войскам, вынудив их к полной эвакуации с полуострова. В соответствии с Симоносекским мирным договором, подписанным в японском городе Симоносеки, Китай отказался от своего «покровительства» над Кореей и признал ее полный государственный суверенитет. Кроме того, Китай уступил Японии Ляодунский полуостров и остров Тайвань. Тем самым Токио открывал для себя широкий стратегический простор для экспансии в континентальной части Евразии. Но еще до этого переломного события японские власти, действуя за кулисами, объявили о создании в Сеуле «Высшего военного совета» («Кунгук кимучхо»), призванного покончить с протекционистской зависимостью Кореи от Китая и провести ряд преобразований буржуазно-либерального толка (реформы года кабо). Упомянутый выше «Кунгук кимучхо», состоявший из 17 высших государственных сановников, включал не только сторонников роялистского консерватизма, но и ряд либеральных деятелей, лидером которых был Ю Гиль Джун. Он формально представлял надправительственный орган, однако на практике он ограничивал не только авторитарную власть тэвонгуна, но и некоторые ключевые полномочия вана. Проекты новых законов, разработанные и обнародованные «Кунгук кимучхо», были направлены на разделение законодательной и исполнительной власти, значительное сокращение и повышение эффективности административного аппарата, в составе которого впервые появились два новых ведомства — по иностранным и торгово-промышленным делам. Таким образом, кабинет министров, выполнявший функции центрального правительства, включал отныне 8 министерств с четким разделением функций. Помимо двух упомянутых выше, в него входили министерства внутренних дел, финансов, обороны, юстиции, просвещения, сельского хозяйства. Соответственно реформировалась структура провинциальных, уездных и других местных органов власти. Кроме того, судебная власть (включая местные суды, портовые городские суды, выездные суды, Верховный суд) отделялась от исполнительной власти, обретая независимый статус. Из-под юрисдикции местных органов власти выводились все провинциальные полицейские управления и формирования, включенные в состав Главного полицейского управления МВД, находившегося в Сеуле. Важные нововведения, разработанные во многом по японским стандартам, появились в финансово-экономической сфере. Устанавливалась единая по всей стране денежная и налоговая система под контролем министерства финансов. Строго запрещалось уста навливать новые обложения помимо уже действующих общегосударственных, в целях упорядочения денежного обращения вводился серебряный стандарт, все прежние натуральные операции заменились денежными. Еще более значимый характер носили реформы в области социальных отношений. Отменялась окончательно система крепостной зависимости казенных и частновладельческих ноби. Представители не только средних, но и низших слоев приравнивались в с коих правах к янбанам. При этом, последние могли без ограничений заниматься предпринимательством, что открывало некоторые перспективы для обуржуазивания части феодального класса. 11 а конец, реформы года кабо, направленные на модернизацию- мшетитуционной монархии в Корее, отменили целый ряд наиболее консервативных обычаев (ранние браки, запрет вдовам вторично выходить замуж и др.). Назревшие и конструктивные в своей основе реформы года кабо не получили широкого и позитивного отзвука в корейском обществе конца XIX в. в силу его незрелости и неготовности к проведенню подобных буржуазных преобразований, а также в ^ илу того немаловажного политического фактора, что за ними не- н іменно маячила зловещая фигура японского колониалиста. Под прикрытием частичных уступок народу многотысячные оккупационные силы Японии, действуя в координации с войсками корейского вана, нанесли ряд разгромных ударов по крестьянскому народному восстанию. В конце ноября — начале декабря 1894 г. крестьянские повстанческие лидеры Чон Бон Джун, Ким К > Нам, Сон Хван Джун и другие были схвачены и казнены. «Умиротворение» Кореи на низовом, народном уровне было инжнейшей предпосылкой дальнейшей колонизации полуострова прсмительно набиравшей силу Японией. Однако на пути продвижения Токио на Корейский полуостров была еще одна преграда им утри правящего королевского клана — влиятельная группировка королевы Мин Мён Сон. Ее полное устранение становится клю- чеиым направлением в деятельности японской дипломатии и иоенщины в Корее. 3. За кулисами заговора против королевы Мин Мён Сон Заговор против королевы Мин Мён Сон и ее окружения разрабатывался в Токио по всем канонам коварных самурайских традиций. Главный организатор преступления, поверенный в делах Японии в Корее генерал Миуро Горо, находился в глубокой тени. К чих вате покоев королевы участвовали не только японские офицеры, но также солдаты и офицеры корейского подразделения, оОученного японскими инструкторами. Тело королевы, умер- іціиіенной в роковую ночь с 7 на 8 октября 1895 г., было сожжено ккра гелями. Поэтому в Корее существует лишь символическая могила мученицы. Со времени гибели королевы Мин прошло целое столетие. Но среди международников не утихают споры о том, кто же был непо средственным организатором и исполнителем злодеяния, в какой утренний час была убита королева, где место ее сожжения? И лини, в одном, пожалуй, сходятся ученые разных стран: мировая история вряд ли знает какой-либо иной пример столь циничного произвола иностранной дипломатии на территории другого, формально «дружественного», государства. Один из наиболее типичных мифов, которыми заполнены некоторые исторические публикации, особенно в Японии, это миф о «полной непричастности» японской стороны к данному преступле нию. Японский исследователь Цунода Фусако в опубликованной книге «Тайное убийство королевы Мин» (Токио, 1988) выдвигает и этой связи поразительную версию, согласно которой генерал Миуро Горо действовал по своей «личной инициативе», т.е. без ведома тогдашнего главы МИД Японии Муцу Мунэмицу и премьера кабинета Ито Хиробуми. Несостоятельность подобных мифов убедительно раскрыта в российском востоковедении и, в частности, в документальной публикации академика Ким Ре Хо. Как известно, покушение на королеву Мин вызвало крупный международный скандал, гнев и негодование общественности России, Китая, США, Великобритании и других государств. Это вынудило японские власти даже сместить некоторых своих чиновников в Корее и организовать нечто вроде судебного процесса, а по существу фарса, в Хиросиме с единственной целью — доказать непричастность официального Токио к гибели королевы. Не случайно тогда, в самый разгар хиросимского процесса, пришла весть из Сеула — схвачены три непосредственных корейских участника убийства королевы, которые тут же были приговорены к смертной казни. На этом фоне, как и следовало ожидать, хиросимский суд выносит сенсационное постановление о том, что якобы нет доказательств того, что генерал Миуро Горо и его сообщники виновны в организации заговора и убийстве королевы Мин. В Корее в годы японского колониального владычества предпринимались специальные меры по уничтожению ключевых документов, относящихся к гибели королевы. Но остались в сохранности и все еще малоизученными различные материалы Архива внешней политики Российской империи, в числе которых наибольшую ценность представляют донесения российского дипломата К.И. Вебера и А.И.Середина-Сабатини. Карл Иванович Вебер, прибывший в резиденцию вана Коджона примерно 30 минут спустя после расправы над королевой, сумел провести тщательный сбор материалов и живых свидетельств. Затем он посетил вана Коджона, а также тэвонгуна, злейшего противника королевы, яростного сторонника прояпонской ориентации. Тэвонгун, как это ни странно, довольно спокойно, с «очень естествен- ным видом» встретил иностранных дипломатов, и у него не было каких-либо сомнений в происходящем как междоусобице внутри монархического клана. Какая-то доля правды в этом, видимо, есть. В одном из донесений Вебера подтверждается скрытое участие в за говоре «пятой колонны» из числа «новых» офицеров и солдат, входивших в состав дворцовой охраны. К донесению Вебера об этом трагическом событии было приложено свидетельство самого Коджона, который назвал непосредственных исполнителей злодеяния. В ту памятную ночь, свидетельствовал ван Коджон, на моих глазах японцы Окамото, советник при военном министерстве Кореи, а также Судзуки и Ватанабе ворвались во внутренние покои дворца с обнаженными шашками. Именно они схватили убегавшую королеву. В этот момент Коджон, потрясенный увиденным, потерял сознание, но находившийся рядом наследный принц наблюдал, как японские офицеры ринулись вслед убегающей королеве. Еще более полное свидетельство по данному сюжету было представлено А.И.Серединым-Сабатини, российским подданным, находившимся в то время на службе в придворной охране у вана. Середи н-Сабатини, обедневший дворянин, в дни трагических событий в мочь с 7 на 8 октября 1895 г. в качестве личного телохранителя монарха, единственный из европейцев, находился при исполнении своих охранных обязанностей во внутренней части королевского дворца, примыкавшей к покоям королевы. Согласно его показаниям, на рассвете около 5 час. 30 мин. утра на дворцовой площади началась беспорядочная стрельба, сразу же вызвавшая панику. Но еще до этого около 4 часов инспектору дворцового войска генералу Даю и Середину-Сабатини стало известно, что ко дворцу тайком подтягиваются японские войска. Не теряя времени, они решили тут же провести обход крепостных стен. У северо-западных ворот они увидели в сумерках вооруженный отряд японцев (около 40—50 солдат). Судя по всему, японцы были подтянуты и к другим воротам дворца. Около 5 часов начался штурм. С помощью лестниц нападавшие легко преодолевали невысокие крепостные стены. Но весьма загадочными при этом были действия корейской охраны: из примерно 1500 солдат и 40 офицеров на своих постах к 5 часам оставались лишь 250—300 рядовых и 8 офицеров, остальные, или выполняя чье-то распоряжение, или чувствуя приближение японского штурма, покинули дворцовую территорию. Зато в четверть шестого к штурмующим через западные ворота примкнула их «пятая колонна» — новое корейское подразделение, обученное японцами. В разгар штурма, когда Середин-Сабатини прорвался ко двору, примыкающему к покоям королевы Мин, он увидел уже совершенно новую охрану — японских солдат и японского офицера в униформе. Здесь же находился взвод «новых» корейцев и около 20—25 встревоженных японцев, одетых в гражданское. Всеми действиями нападавших руководил японец, имя которого свидетель не назвал, хотя достаточно прозрачно намекнул, что речь идет о высокопоставленном японском дипломате. Последние минуты жизни королевы Мин покрыты тайной. На нот счет существует не одна загадочная версия. И все же наиболее вероятным вновь представляется документальное свидетельство Середи на-Сабатини, оказавшегося в те роковые минуты буквально в S—6 метрах от места экзекуции. Ворвавшись с обнаженными саблями в покои королевы, разъяренные японцы с истошными криками: «Где королева?», — набросились на придворных дам и, хватая их м\ длинные косы, стали выкидывать из окон во двор с высоты (> футов. При этом ни одна из жертв расправы даже в предсмертных судорогах не издала никакого истерического звука, вроде стона или панического крика. И это не было результатом мгновенного психо логического шока, свидетельствовал Середин-Сабатини. И далее «Мне хорошо было известно, что молчание корейских женщин было объяснимо весьма высокой степенью их мужественности», порожденной, в свою очередь, национальными традициями и ха рактером. Среди разноречивых версий о последних минутах жизни и гибе ли королевы Мин заслуживает внимания следующее свидетельство второго сына вана Коджона: когда разъяренные японцы ворвалисі. в помещение, где находилась королева, навстречу им бросился ми нистр двора. Подняв руки, он умолял о пощаде, но палачи ударили его саблями и ринулись дальше на поиски королевы, которая в это время бежала в сопровождении фрейлины по длинному коридору Японцы кинулись за ней, настигнув, повалили ее на пол, нанеся тут же несколько сабельных ударов. Смерть была мгновенной. ОДНІЇ из фрейлин покрыла лицо покойницы платком. После некоторого замешательства палачи, заметая следы, спешно отнесли тело убито»і в соседнюю рощу и сожгли его на костре. Так завершился жизнен ный путь королевы Мин Мен Сон, главным девизом которой н последние годы было: «Ина коиль», что означало «Ближе к России, подальше от Японии!» Жизни и гибели королевы Мин посвящено большое количество книг, повестей, музыкальных произведений, кино- и телесериалов, сложены легенды и народные песни. Но главное, последняя точка над «и» в поистине мужественной биографии еще не поставлена. Итак, первая половина 1890-х гг. стала периодом поражения янбанского, пробуржуазного реформаторства на Корейском полуострове. Крестьянское восстание 1893—1894 гг, критически ослабило правящий режим, который своими недальновидными маневрами содействовал иностранной интервенции и японо-китайской войне за влияние на Корею. Чтобы окончательно расчистить путь для реализации своих имперских целей в Корее, японская дипломатия осуществляет крайнюю террористическую акцию — убийство королевы Кореи Мин Мён Сон.