История Кореи (Новое прочтение). 2003 А.В.Торкунов. РЕДАКЦИЯ

Без названия 40

Кризис системы янбанского деспотизмаВ апреле 1854 г. моряки российского военного корабля «Фрегат Паллада» впервые узрели корейский берег о. Комундо Новая, неизведанная земля и ее обитатели были загадочны и не понятны для мореплавателей, следовавших на соседние Японски* острова. Местные старейшины, с которыми пришлось общаты і путем начертания на сыром песке китайских иероглифов, бьгш подчеркнуто вежливы, но наотрез отказались принять подарок кусок добротного синего сукна. На борту фрегата находился ру> ский писатель И.А.Гончаров, на которого Корея произвела вгк чатление крайне бедной и малоплодородной страны. Правда, pv< ский писатель высоко оценил внешний облик и манеры корт цев, из которых, наверняка, вышли бы «славные солдаты», а пап і «они заражены китайской ученостью и пишут стихи», не (к і едкой иронии рассуждал россиянин. Разумеется, не менее стран ным, а главное таинственным было первое живое восприятие рої сийских мореплавателей со стороны коренных обитателей Комун до. Для них это был не только далекий, но и чуждый мир, в Ко тором нет места их традиционным ценностям и поступкам. Н* случайно в российских моряков полетели камни и свинчатки, н і что пришлось ответить ружейной дробью. Таким драматическим оказался один из многих эпизодов «открытия» Корейского по.л\ острова внешним миром в середине XIX века. Между тем таинственная Корея за века своей этнокультурной истории сохранила свою идентичность в междоусобных войнах m самоуничтожение, избежала поглощения и ассимиляции со стогны «китайского дракона» и продолжала нести в себе вечное гем< тическое ядро саморазвития. Но к середине XIX в. продвижение корейского этноса в будущее, его потенциал обновления и сопри тивления начинают медленно гаснуть и тускнеть. Военачальники дипломаты, министры да и сам корейский монарх, отпрыск ;т насти и Ли, взошедшей на трон пять столетий назад, оказались в состоянии противостоять внешней экспансии прежде веек силу глубокой внутренней деградации, «естественного» закати которому, вероятно, приходит всякая деспотия во все врем всемирной истории. Ко времени первых попыток силой «открыть» Корею (начиная • 10-х годов XIX в.) режим феодальной деспотии в Корее подо- І ЧІ к рубежу глубокого политического, экономического и соци- іі.ного кризиса. В аграрной сфере, представлявшей основную от- I ль хозяйствования, неуклонно росло частнопомещичье земле- ?идение за счет свертывания государственного и экспроприации ьственности мелких земледельцев. Тяжелый ущерб казне нано- I или система освобождения крупных феодалов, приближенных к пятящему клану, от налогообложения. (К середине XIX в. эта иринилегия распространилась почти на 50% помещичьих земель). Концентрация земель в руках крупных помещиков не сопровож- тншсь, однако, соответствующим ростом капиталистических отношений, основной фигурой в деревне становились безземельные иргпдаторы и батраки. Так, только в провинции Чолла на юго-за- " ню Кореи из каждых 100 крестьянских дворов лишь 25—30 вели ыйство на своих участках. В их число входила узкая прослойка н.ских богатеев — тхоко (около 5% дворов), сосредоточившая в •их руках основные доходы от земледелия и торговли. Однако ионная тяжесть государственного налогообложения приходилась осдноту или часть населения, которая непосредственно обраба- Iмнила землю. К этому времени в стране было введено более 40 ми ион налогообложения в казну. ( реди удушающих поборов в пользу казны особенно обремени и* ш.ными были военный налог холстом, натуральные поставки і пдуктов земледелия и рыболовства двору («чинсан»), налог мшок» (погашение зерновой ссуды), обязательная трудовая по- пность и др. Численность обязательных плательщиков налога if Юм в начале XIX в. превышала 2 млн человек при общем на- и'пии 7—7,5 млн человек. Невиданных масштабов достигли пи шол и коррупция среди чиновничества. На казенные склады і і упало нередко лишь менее половины реально собранного надільного налога. С 1813 г. был принят чрезвычайный прави- ндч ценный указ, предусматривающий смертную казнь чиновни- ««*1* казнокрадов. Над особо провинившимися чиновниками проломились показательные экзекуции. Но и эта крайняя мера не ос- ійіюнила невиданного казнокрадства в стране. Кризис феодального хозяйства, которое крайне медленно и с Мрнероитным трудом переходило от натуральных отношений к то- ІМфПП-денежным и рыночным связям, проявлялся во всех сферах Фи ши общества. Нехватка продовольствия, голод, эпидемии, мастное бегство крестьян от невыносимого гнета — наиболее харак- іррінлс черты внутреннего положения в Корее на протяжении мочи! всего XIX в. Согласно далеко не полным сведениям, общая пмоишдь заброшенных или пострадавших от стихийных бедствий " мет, и Корее только за период с 1804 по 1854 г. выросла с '.6 гыс. кёль до 472,6 тыс. кёль, что составляло примерно одну )!• общего земельного фонда страны. Соответственно, резко зашился естественный рост народонаселения. Общая числен ность населения страны за период с 1807 по 1835 г. сократилась с 7,5 млн человек до 6,4 млн человек и оставалась на этом уровне еще длительное время. Социально-экономическая политика феодальной деспотии вступала в острое противоречие с интересами нарождающегося торгово-ростовщического капитала, новых зажиточных слоев деревни, владельцев мануфактур (мульгу), представителей служилых средних слоев, разорившихся янбанов. Мульгу, выделявшиеся в основном из рядов обуржуазивающихся янбанов, тхоко, аграрной верхушки, создавали предприятия по добыче руды, производству металлоизделий, тканей, изделий из кожи, строительных материалов, повозок, сельхозинвентаря, керамики, различных изделий домашнего обихода, по переработке морепродуктов и женьшеня. Все это стимулировало развитие товарно-денежных отношений, постепенное формирование новой торгово-предпринимательской верхушки, выступившей за реформирование всей системы феодального монополизма. Уже к середине XIX в. в стране сформировалась узкая, но влиятельная прослойка крупных торговых домов — «сиджон», в число которых входили торгово-предпринимательские кланы Сон Джон, Ли До Гю, Мин Ён Чхун, Ким Гэ Хён, Ким Со Ун и др. Крупный торговый капитал был объективно заинтересован в преодолении политики изоляции страны от внешнего мира, которую настойчиво и упорно проводила феодально-монархическая власть. В этом плане смело можно говорить о том, что «открытие» Кореи европейцами в XIX в. объективно перекликалось с интересами нарождающихся крупных торгово-предпринимательских группировок страны. Таким образом, ко второй половине XIX в. ключевой проблемой всего корейского этноса, более или менее успешно отражавшего на протяжении многих столетий экспансию со стороны Японии и Китая, становится радикальная модернизация общества, собирание всех национальных сил вокруг идеи спасения отечества. (Судя по всему, именно подобного рода патриотический дух привел, к примеру, в соседней Японии к радикальным буржуазно-революционным по своему содержанию реформам Мейдзи, определившим грядущую судьбу японской нации на столетие впе ред). Однако внутренняя эволюция в Корее в условиях исключ тельной живучести янбанской деспотии и раздробленности нос - совершенно иной, по существу деструктивный характер. Поли ческий и социальный строй позднефеодальной Кореи к нач колониальной экспансии оставался стабильно законсервиров ным вследствие вековых, преимущественно конфуцианских, т диций, и клановых барьеров и янбанско-сепаратистского произ ла. Наследственная монархическая власть вана слабо цементи вала корейское общество, которое раздиралось междоусобным перничеством придворных группировок и местных правителей- паратистов. Нарастали социально-политические раздоры ме консервативной частью янбанов и новыми капитализующими слоями — тхоко, мулыу и др. Одна провинция за другой втягивалась в полосу стихийных народных восстаний. В такой кризисной ситуации в рядах господствующего класса янбанов выделяется течение, предпринявшее отчаянную попытку чнстичной модернизации «сверху» управления политическими и социальными процессами в стране. В 1864 г. престол в Корее де- юре перешел к малолетнему вану Коджону и де-факто к его отцу Ли Ха Ыну, выдвинутому высшим дворянским сословием на временный пост королевского регента-тэвонгуна. Новая правящая і рупії ировка пыталась осуществить ряд остро назревших социально-политических и экономических преобразований: устранить наиболее одиозные наследственные привилегии верхней прослойки янбанов, расширить частично права земледельцев, ремесленники» и низшего чиновничества; реформировать и частично перевооружить армию и военно-морской флот, приблизив их к реальным задачам обороны страны; ограничить казнокрадство государів пенного чиновничества, укрепить финансовую базу казначействі. закрыть школы совонов, представлявшие политико-идеологические центры янбанско-конфуцианского консерватизма. Реформа конфуцианско-храмовой системы была немалым до- v жжением тэвонгуна на пути укрепления централизованной госу- днрегвенной светской власти. В итоге основательных преобразований многие земли совонов отошли к казне, а с оставшихся они Пыли обязаны (с 1865 г.) наравне со всеми землевладельцами плати.налоги казне. Первые реформы тэвонгуна, начавшиеся «сверху», породили немалые надежды в патриотических слоях корейского народа. Оми таили в себе реальные возможности усиления централизации ни нети, повышения экономического потенциала государства, укрепления его обороноспособности в условиях нарастающей внешней угрозы. Однако господствующий класс янбанов, как это уже ив раз было в прошлом, не сумел осмыслить необходимость модернизации общества и государства. Тэвонгуну и его сторонникам противостояла довольно влиятельная феодально-сепаратистская оппозиция, выступившая под демагогическими лозунгами сохранении традиций, национальных обычаев и других самобытных ценностей. Проявляя непоследовательность в проведении назревших пре- опрії юваний и вынужденный лавировать под давлением консерва- ІИЛМОЙ оппозиции, тэвонгун стал совершать противоречивые ции, которые резко обострили политический и социальный крн шс в стране. В 1865 г. и без того обременительный военный инти был дополнен обязательной уплатой т.н. «кельтуджона»'в шнисимости от размера земельного надела. Два года спустя власти имели обязательные сборы за провоз в столицу королевства различных товаров (этому примеру немедленно последовали многие месшые правители). Затем была предпринята попытка замены • щрого натурального военного налога холстом новым денежным подворным сбором — «хомходжон», который обязаны были платить представители всех сословий, включая янбанов. Тяжелым ударом по бедноте и средним слоям стала денежная реформа 1866 г., предусматривавшая замену старых монет (чон) на новые (танбек- чон). Власти установили принудительный курс обмена 1:100, хотя реальное соотношение составляло лишь 1:5. В поисках путей экономии материальных и денежных средств были изданы декреты о запрете пользоваться в быту серебряной посудой, носить шел ко вую одежду и т.п. Нарушители подобных указов подвергалисі, самым строгим наказаниям. Острое социальное и политическое недовольство в народе вызвало ужесточение тэвонгуном несения принудительной трудовой повинности в масштабах всего государства. Эта крайне непопулярная акция была связана прежде всего с грандиозной стройкой по восстановлению знаменитого дворцового комплекса Кёнбон- кун — основной резиденции королевской династии, разрушенной в период Имджинской войны. (Уникальный дворец был восстановлен к 1870 г. Из руин и пепла выросли главная королевская палата, церемониальная башня, ворота Канхва, другие великолепные шедевры корейской национальной архитектуры). Несмотря на разруху и кризис, возрожденный из руин Кёнбонкун призван был стать новым символом величия, силы и процветания правящей династии. Однако десятки тысяч крестьян и ремесленников, согнанные принудительно на «стройку столетия» из всех провинций страны, на себе испытывали пропасть и несправедливость в отношениях между дворцами и хижинами. В стремлении погасить рост народного недовольства тэвонгун пошел на крайний, возможно, самый недальновидный шаг: в 1864 г. власти г. Тэгу (Кен- сан) бросили в тюремные застенки популярного вождя движения «тонхак» — Чхве Дже У. Предъявив народному герою обвинение в «государственной измене» за соучастие в распространении христианства, власти подвергли его высшей мере наказания — смертной казни. Но смерть народного лидера не остановила нарастания волны социального протеста в стране. Мученическая гибель Чхнс Дже У в последующие десятилетия призывала к народной борьбе против деспотизма и бесправия масс. Среди значительных народных волнений в начале второй половины XIX в. можно отметить стихийные крестьянские выступления в уездах Чинджу и Кэрён (провинция Кенсан), уездах Иксан, Хамхён и др. (провинция Чолла), а также в ряде уездои провинций Кенги, Чхунчхон и др. Непосредственным поводом для взрыва массового народного негодования были невыносимый налоговый гнет и дикий произвол при сборе налогов. В уезде Чинджу местный правитель направлял в населенные пункты специальные налоговые отряды, которые силой забирали в счет недоимок имущество земледельцев и ремесленников, выбивая с трудовых семей задолженность даже за их умерших родственников. Нередко возглавляемые разорившимися и оппозиционными к влас- 1 хм янбанами отряды восставших подвергали казни наиболее жес- пких местных помещиков и сборщиков налогов, громили здания ік у менты. В повстанческих отрядах насчитывалось от несколь- | их десятков до нескольких тысяч человек. Вооруженные в ОСНОВНІМ примитивными бамбуковыми копьями и дубинками восставши- с белой повязкой на голове вступали в неравные сражения с ч> целями. С помощью поспешно направленных из столицы час- ' п регулярной армии стихийные народные выступления были '«амилены, а их вожаки подвергнуты мучительным средневековым ' і ч і им. Но власти и после этих трагических событий не сумели 'I И!, точнее, не хотели понять истинных причин народных волнении Правительственная комиссия докладывала в Сеул, что при- народного взрыва было неразумное поведение отдельных • ">1>!циков подати. «Если бы среди чиновников были доброде- и ш.мые люди, то восстание не вспыхнуло бы. Чиновникам следу- | признать свою вину и завоевать сочувствие народа», — говори- I"' і. в указанном докладе. Как и всякий другой стихийный социальный протест, анти- Ч" постническое в своей основе народное движение с середины 41 n в. получает дальнейшее развитие в своеобразной полурелиги- мой оболочке «тонхак», основоположником которого был каз- IH 1111 м й Чхве Дже У, выходец из оппозиционной к властям ян- < кой семьи из провинции Кёнсан, автор сочинения «Тонгён .он» («Большой свод восточного учения») и других оригиналь- грудов. Обладая разносторонними познаниями не только в к;ги восточноазиатской, но и западнохристианской цивилиза- , Чхве Дже У как бы заново обращался к гуманистическим юстям не только раннего конфуцианства, буддизма и даосиз- но и христианской социальной и мировоззренческой доктри- Н итоге соединения и взаимодополнения истинных принципах учений на свет появляется своеобразная межрелигиозная '.іально-политическая доктрина, оставившая заметное место в инории Кореи второй половины XIX века. Некоторые российские и зарубежные востоковеды полагают, чп> якобы учение «тонхак» с начала своего появления противостояло ие только бурно вторгавшемуся в страну католицизму, но и господствовавшей доктрине конфуцианства. С подобными суждениями грудно согласиться без существенных оговорок. Более справед- нно говорить о «тонхак», как об уникальном межрелигиозном син- г 1C, соединившем в себе гуманистические компоненты дошедших ' тому времени в Корею ценностей мирового религиозно-полити- и-ского наследия. Обращение к идейным истокам «тонхак» позволяет оценить і»» м> многогранность и сложность задачи, которую решал основоположник нового учения, поскольку узловые положения отдельных религиозных школ заметно отличались друг от друга. Из конфуцианской традиции «тонхак» почти целиком берет учение о т.н. «пяти житейских отношениях»: «жэнь» (человеколюбие); «и» (выспи іИ долг); «ли» (нормы поведения); «чжи» (знание) и «синь» (верное м.), которыми неизменно наделен в повседневной, реальной жиши «благородный человек» в отличие от неблагородного, низшего і у щества. Пытаясь разрешить данное противоречие в социальниН доктрине конфуцианства, «тонхак» добавляет к нему буддистское учение «об очищении сердца» и принципы даосизма «об очищении тела от нравственной и физической нечистоты». В этом контем п* сторонники «тонхак», как бы переводя человеческую жизнь и. сферы сугубо мирской в сферу истинного духовного просветлеть и прозрения, вслед за буддистскими канонами утверждали, что и- тинная жизнь — это не земные телесные вожделения, а то, ч рождается из нашей духовности, не уходит вместе с физичес* смертью, а связано с мудростью познания — единственной троп к бессмертию. Социально-мировоззренческую основу «тонха синтезированную из традиционных восточноазиатских релимт причудливо венчает христианская концепция монотеизма — о ели ном космическом божестве — «Владыке Неба», являвшемся носи телем идеи эгалитарного равенства всех людей перед богом. Имен но на этой основе «тонхак» подвергло скрытой «ревизии» конфунп анскую социальную доктрину об извечном делении общества и > «благородных» и «низших» и выдвинуло в качестве платформы длч политического действия программы справедливого уравнительно! < перераспределения земли, государственных должностей, различии» материальных благ. Здесь нельзя не заметить, что движение «той хак» на Корейском полуострове во многом перекликалось по снос му идейному содержанию с идейными установками и политически!і программой тайпинов в соседнем Китае во второй половине XIX ь Таким образом, кризис позднефеодального социально-эконо мического и политического строя в Корее во второй половит XIX в. носил всеохватывающий, системный характер, распростри нялся на все сферы общества. Неспособность деградирующего и расколотого на соперничающие кланы янбанства и традиционной бюрократии эффективно управлять страной содействовали «ог крытию» Кореи на условиях, продиктованных внешними экспансионистами. 2.