Sing me to sleep

9.4

-Арсений Сергеевич! - неожиданно подал голос Антон одним январским вечером. За окном было уже темно, и вновь валил белый снег, искрящийся в фонарном тёплом свете. На кухне была умиротворенная атмосфера - горел только свет над столешницей, а над двумя кружками с тёплым чаем валил клубочками белый пар, - вы проверяли телефон? С воскресенья.

Учитель поворачивает голову к нему, прекращая любоваться красивым снегопадом. Зима медленно уходила прочь, а, значит, такое красивое природное явление, между прочим, одно из любимых у Антона, увидеть можно было все реже.

-Да. Проверял, - улыбка коснулась его губ, и у Шаста все замерло внутри.

-Извините. Мне было одиноко, вот я вам и писал... - Антон неуютно пожал плечами, спрятав от смущения взгляд в рисунке настольной скатерти, - я больше не буду.

-Пиши, - прервал его химик, придвинувшись ближе. Его рука ласково коснулась головы парня, нежно огладила волосы и добродушно щёлкнула по носу, - мне очень приятно то, что ты мне пишешь, - тут же Арсений нахмурился, коснувшись его лба рукой, - ты не заболел?

-Нет, что вы, - тут же ответил Шаст, удивлённо подняв брови. Слишком быстро и слишком наигранно. И очень сильно неправдоподобно. Антон действительно чувствовал себя неважно, но списывал это на сильную усталость. А кто сейчас не устаёт? Тяжёлая учеба, тяжёлая работа, тяжёлая погода. Все сейчас чувствуют себя убито, и это не было новостью, - просто устаю.

-Что болит? - Арсений Сергеевич не обращает на его слова никакого внимания и встаёт из-за стола.

-Ну Арсе...

-Не Арсенийсергеевичай мне тут, - говорит он, не оборачиваясь, открывает шкафчик и достаёт с верхней полки аптечку с красным крестом. Ещё одну? Или уже переставил? - температуру сейчас мерить будешь.

-Можно я лучше спать пойду? - пытается выкрутиться парень, поднимаясь из-за стола с кружкой тёплого чая в руках, - я очень устал сегодня, особенно с помадой по школе бегать, можно мне прилечь?

Однако Арсений тут же обламывает все его надежды на спокойный сон прямо сейчас.

-Как только измеришь температуру. Иди, ложись, можешь рубашку снять.

А рубашка на Шастуне, между прочим, была Арсения Сергеевича. Для юноши она была просто огромной, учитывая, что он до сих пор носил детскую одежду, и Антон утопал в ней, даже если она не была застегнута. Рубашка была тёмно-синего цвета, плотная, будто из джинсовой ткани, и на парне смотрелась комично. Велико, длинно, а если застегнуть, так вообще можно жить в ней. И пахло приятно - Арсением. Однажды он, вернувшись из магазина вечером, застал Шаста спящим на кровати в этой рубашке. Он укутался в неё, поджав ноги, и ощущал себя вполне комфортно для человека, перерывшего весь чужой шкаф. Ладно, химик сам разрешал рыться в его вещах, чего, жалко ему, что ли.
И Антон нашёл там то, что ему очень понравилось - одну из его любимых рубашек, в которых он часто ходил на работу. В последнее время, если такое случалось, Арсений Сергеевич  приходил домой, снимал её, и пока заваривал себе чай, ученик уже будто запрыгивал в неё и довольно щурился, вальяжно бродя по квартире, словно воронёнок, которого он притащил. Тоже щурился, сидя на жёрдочке, изредка просил пожрать, не рос не по дням и не по часам.
Антон устало закатил глаза и направился в комнату, свободной рукой расстёгивая рубашку, касаясь ладонью шершавой ткани. Её ворот был почти до середины шеи, и парню это очень нравилось - он постоянно мёрз, а в такой одежде он чувствовал себя мало того защищённым, так ещё и таким ужасно тёплым.
Арсений Сергеевич появился в комнате спустя минуты две, когда Шаст сидел на кровати, прикрыв глаза, и обнимал подушку, прижимая её к себе. Рубашка, аккуратно сложенная, лежала рядом, а очки лежали на прикроватной тумбочке, тоже сложенные.