Sing me to sleep

12.3

Всё останется в этой вселенной, Всё вращается в этой вселенной. Возвращается к нам, Запуская круги на воде. Ничего не проходит бесследно;

  Наутро Антон чувствует себя невероятно разбитым — и это он даже ни капли алкоголя в рот не брал прошедшей ночью. Спасибо друзьям. Они, кстати, ушли даже не под утро, пожалев друга, которому почти скоро надо было рано вставать. Будит парня не будильник, и не звонок в дверь, а ворон, который, видимо, проснулся и радостно хотел оповестить об этом весь дом. Вот сука.

— Как ты меня заебал со своей сигналкой, — раздраженно подскакивает парень и несется на кухню. Время на электронных часах на плите подсказывает, что сейчас только пять тридцать семь. До подъема еще почти два часа. Было, — я тебя сейчас на гриль пущу, — честно обещает своему питомцу Шастун, Цербером вырастая перед клеткой. Тот, завидев хозяина, жалобно запищал и попятился в угол, — правильно, чудищща, ты меня боишься, правильно!  Птиц смолкает и прячет клюв под крылышком. И правда испугался. Антон тяжело вздыхает и делает шаг к шкафчикам. Где-то наверху был корм, кажется. И воду птице надо бы тоже поменять, а то изведет же, гад. Или гадина. Спустя столько лет парень так и не вдумался в пол этого существа. До него даже не сразу дошло, что «ворон» и «ворона» это совершенно разные животные, а не самец и самка. Но в его квартире, без сомнения, жил именно ворон — угольно-черный, грациозный, и, если честно, для птицы очень умный. Шасту иногда казалось, что эта тварь божья все слышит и всё понимает, но отмалчивается. А о своих попытках заговорить с ней словами «ну пожалуйста, я никому не скажу, что ты умеешь говорить, честно-честно!» вообще говорить не хотелось.  — Ну что, доволен, доволен, скотина? — пыхтел Антон у клетки, засыпая в кормушку корм из пакета, — пожрать в ночи захотел? — ворон тактично промолчал. Видимо, сделал вид, что спит, — я тебе это припомню. Окажешься скоро на птичьем рынке, клянусь тебе...  Какой птичий рынок! Шастун любил своего маленького и самого-самого любимого птенца-взрослую птицу больше жизни. Готов был на всё ради него: и ночью за кормом в метель бежать, и на лекарства дорогие тратиться, и выпускать полетать по квартире, зная, что тот обязательно разбросает всё, что плохо лежит. И именно за это всё любил, позволяя ругаться на него только себе. Время приблизилось к шести утра, когда Антон, у которого сна не было ни в одном глазу, вернулся на кровать. Через час с лишним — в самом-самом идеале — надо уже вставать и клепать себе что-то из еды на работу, хотя бы один контейнер. Бля, на работу... Шаст застонал и плюхнулся на подушку. То есть, всё это было не дурацким сном, не самым ужасным кошмаром наяву? Он действительно работает теперь со своим бывшим в своей старой школе на должности лаборанта? Жизнь — штука удивительная, Антон к этому привык давно, в том числе и к тому, что она имеет его так жестко, как только может себе позволить. На кухне закипела возня — корм застучал о клюв. Или клюв о корм. Парень перевернулся на спину и закинул ноги на одеяло. Холодненькое, уже успело остыть. Кровать была настолько мягкая, что хотелось остаться в ней навсегда — хотя бы на это утро. Или нет, всё-таки навсегда. Антон раскрыл глаза. Спать уже не хотелось. Хотелось валяться, простите, валятькаться и думать обо всём хорошем, наслаждаясь долгожданными каникулами. Нет, понесли черты искать приключения на жопу. Как же скучно живет Шастун, вот ей богу.  Антон привстал на кровати и дотянулся до телефона. Быстренько пролистав все уведомления и не найдя в них ничего интересного, парень откинул от себя гаджет и поднялся на ноги. Ладно-ладно, жизнь, один-ноль в твою пользу. Пора идти и показывать себя серому и холодному московскому утру. 
***
  Сегодняшний день встретил Антона невероятным холодом. Просто, блять, невероятнейшим. Парень, когда вышел из подъезда, тут же вернулся обратно в тепло. Сколько градусов? Явно ниже минус двадцати пяти, а то и за тридцать. Теплое пальто и огромный-огромный шарф с вязаной шапкой не спасали. Тут нужна была артиллерия помощнее. Тщательно всё взвесив и посмотрев, сколько будет стоить такси прямо до школы, Шастун кивнул самому себе и побежал в квартиру. У него есть свободных минут двадцать, если не тридцать, чтобы нормально позавтракать и сделать себе в термосе чай с бергамотом, который он в последнее время так полюбил. Завтракать пончиками в сахарной пудре — кажется, похоже на рай. Парень за обе щеки уплетает выпечку, подогретую в микроволновке, и радуется жизни. Кажется, второй рабочий день начинается не так плохо, как могло показаться сначала. Быстро смастерив бутерброд, а после также быстро запихнув в рот, Антон схватился за теплый термос и принялся вызывать такси. Двадцать минут пути из-за снега, двести пятьдесят рублей, и он в очередном за утро раю. Равноценный обмен, пожалуй. В такси мозг отключается. В утренних сумерках и огнях за стеклом машины у Шастуна закрываются глаза. Бодрость, которая удивляла получасом ранее, пропала совсем. Парень привык, конечно, спать по три-четыре часа, но два — рекорд за последнее время, если исключить совсем бессонную ночь. Антон делает глоток почти горячего чая, про себя молясь, что он подействует как энергетик. Ну, как энергетик, к которому еще не развилось привыкание за последние несколько лет. В школу Шаст влетает пулей, почти сшибая всю немногочисленную во дворе малышню, одетую в связи с сильнейшими холодами в сто одежек.  «И все они без застежек», — хмыкает он про себя и прикладывает проходную карту к турникету. Охранник сегодня был злой — видимо, тоже не выспался. Сидит, насупившийся, и медленно водит взгляд из стороны в сторону. Антон внутри абсолютно разделяет его состояние. В шкафчике с ключами обнаруживается ключик с биркой «триста». Отсоси, блять, у кого угодно. Удивительно. Арсений Сергеевич перестал быть пунктуальным? Обычно он приходил достаточно рано для начала рабочего школьного дня, — «у него тоже, видимо, нет никакого желания трястись сюда в такой холод», — Шастун промолчал про себя, — «или это из-за меня».  Антон устало вздохнул, взяв ключ из шкафа, и поплелся к кабинету. Предстояла мучительная дорога прямиком на третий этаж — парень был слишком слаб сейчас для таких экстремальных подъемов. Уже на втором Шаст подумал о том, что зря проснулся сегодня утром. Ночью. С боем добравшись до кабинета, парень глубоко вздохнул, выравнивая дыхание, и повернул ключ в замке. Внутри оказалось очень холодно, если сравнить с коридором. Какая-то сука оставила открытой фрамугу на верхнее проветривание.  — Тварь, — вслух выругался Антон и поплелся к самому-самому дальнему окну кабинета. Видимо, открытым его оставили уборщицы, не рассчитывая, что завтра будет так холодно. Просто пиздец, как холодно.  Настроение портилось с каждой минутой. Еще портило всё то, что парню нереально хотелось спать. Давно такого не было. Магнитные бури сегодня какие-то, что ли... И башка трещать начала в довесок ко всему. Шастун простонал сквозь сжатые зубы и направился в лаборантскую, чтобы хоть немного привести себя в порядок. И переодеться тоже надо бы, чтобы не предстать перед Арсом в самом пикантном своем воплощении.  Стрелка часов не плелась — по ощущениям она вообще застыла на месте. Было уже почти восемь, когда Шастун не знал, чем себя занять. Свитер с тела исчез, оголив футболку, на плечи был накинут белый халат. Пальто с шарфом и шапкой лежали аккуратно сложенные на стульчике около стола. Вся химическая посуда была перемыта еще вчера, в шкафчиках царил полный порядок. Антону было настолько скучно, что он готов был устроить маленький ураган, а потом генеральную уборку. От скуки глаза закрывались еще сильнее, и парень ничего не мог с собой поделать.