Эрнесто Гевара. Дневник мотоциклиста

Прощай, Чили

Долгие километры пути от Икике до Арики проходят череду постоянных подъемов и спусков, и голые плоскогорья сменяются до­линами, по дну которых бегут узенькие ре­чушки, — воды в них едва хватает, чтобы по берегам могли расти чахлые деревца. В этих исключительно засушливых степях днем стоит испепеляющая жара, но к вечеру ста­новится намного прохладнее, что, с другой стороны, характерно для любого пустынно­го климата; в этих краях по-настоящему впе­чатляет мысль о Вальдивии, который с гор­сткой своих людей проезжал по 50-60 ки­лометров без единой капли воды или хотя бы кустика, в тени которого можно было бы ук­рыться в самые жаркие часы. Знание мест, где проезжали эти конкистадоры, автомати­чески превращает подвиг Вальдивии и его людей в один из наиболее впечатляющих эпизодов испанской колонизации, безуслов­но превосходящий деяния тех, кто остался в истории Америки лишь потому, что более удачливые деятели в конце своих военных авантюр завоевывали богатейшие царства, превращавшие в золото пот конкисты. Действия Вальдивии представляют собой нико­гда и никем не описанное страстное жела­ние человека найти место, где он мог бы ис­пользовать свой неопровержимый автори­тет. Фразу, приписываемую Цезарю, о том, что он предпочел бы быть первым в скром­ной альпийской деревушке, чем вторым в Риме, с меньшей выспренностью, но с го­раздо большим правом можно применить к эпопее завоевания Чили. Если неукрощен­ный арауканец рукой Кауполикана отнял жизнь конкистадора, то вряд ли его послед­ние мгновения походили на смерть затрав­ленного зверя. Не сомневаюсь, что, припо­миная прожитую жизнь, Вальдивия нашел в ней полное оправдание своей гибели как самодержавного повелителя воинственного народа, поскольку принадлежал к тому осо­бому типу людей, которые появляются через определенные промежутки времени и в ко­торых неограниченные авторитет и власть суть неосознанное стремление, иногда за­ставляющее казаться естественными пере­несенные ради него муки.

Арика — небольшой симпатичный порт, еще не утративший памяти о своих преж­них хозяевах, перуанцах, — образует нечто вроде переходного пункта между двумя стра­нами, такими различными, несмотря на гео­графическое соседство и общие корни.

Холм со срезанной верхушкой, гордость города, поднимается над ним всей своей впе­чатляющей массой на стометровую высоту. Пальмы, жара и субтропические фрукты, ко­торыми торгуют на рынках, делают Арику похожей на нечто вроде карибского города, полностью отличного от своих сородичей, расположенных несколько южнее.

Врач, выказавший нам все презрение, какое зажиточный и экономически стабиль­ный буржуа может испытывать к парочке бродяг (пусть и с научным званием), разре­шил нам заночевать в городской больнице. Рано утром мы поспешили покинуть это ма­логостеприимное место, чтобы направить­ся прямо к границе и ступить на терри­торию Перу. Прежде чем исчезнуть, мы на прощанье искупались в Тихом океане (с мы­лом, мочалкой и прочими делами), отчего в Альберто проснулось давно дремавшее же­лание съесть какого-нибудь морского мол­люска. И мы начали мирно искать на берегу съедобные ракушки и разные водоросли.

Наконец мы съели нечто желеобразное и со­леное, но это не утолило нашего голода, не удовлетворило причуды Альберто и не при­несло нам никакого, даже мальчишеского удовольствия, поскольку желе, больше по­хожее на слюни, было достаточно неприят­но на вкус, а в чистом виде, без приправы, и того хуже.

Отобедав, мы вышли в свое обычное вре­мя, чтобы по берегу дошагать до грани­цы; однако нас подсадила какая-то курносая девчонка, и до погранзаставы мы добрались с полным комфортом. 1км мы встретили та­моженника, который работал еще на грани­це с Аргентиной, поэтому, зная и понимая нашу страстную любовь к мате, дал нам ки­пятку, больито и, что самое главное, машину, которая должна была довезти нас до Такны. Крепко пожав нам руки и повторив выспрен­ний набор общих мест об аргентинцах в Пе­ру, на другой стороне границы нас любезно встретил командир перуанского погранотряда, и мы попрощались с гостеприимной зем­лей Чили.