Мистер Грей младший III | Мистер Марсель Грей

l e o n a

Марсель

Я сидел на подоконнике, смотря как за окном накрапывал дождь. Такая погода была вполне ожидаема после душной жары, которая буквально высасывала лучами солнца энергию из окружающих. Лили выписали сегодня утром. Тем утром, когда я понял, что проснулся обновлённым изнутри благодаря Кэтрин...

Конечно, я сообщил Дориану ещё вчера, что Леона не причастна, но по-настоящему мы могли обсудить это только сейчас, в доме Кристиана и Аны, которые мечтали наконец-то собраться с нами за ужином.

Я думал о Кэтрин. Больше всего я ждал её звонка, сообщения, весточки, хоть какого-нибудь намёка. Пустота. Конечно, прошло меньше дня с нашей «очной ставки» в бассейне, но я не любил ждать. Никогда. Я всегда был нетерпелив, особенно если это касается того, что мне важно. Я старался хоть на мгновение расслабиться, но не получалось. Кроме Кэт на шее весела петля в виде той «женщины в чёрном». Но, по крайней мере, с этой ношей мне справляться было легче — Лили и Дориан разделяли со мной эту участь.

Больше всего был напряжён мой брат. По нему видно, что он очень долго думал и если он спал ночью, то думал даже во сне. Его лицо имело способность выражать даже тень тревоги, но сейчас оно было залито ею. Зацементировано. Прочно и на совесть. Я пытался как-то бодриться, Лили тоже старательно принимала собранный и стойкий вид, только Дориан ничего не скрывал. Он бы и не был Дорианом, если бы притворялся, что всё хорошо, если это не так.

Я отвернулся от унылого пейзажа за окном и, потирая шею, пристально смотрел на эту бойцовскую парочку. Сколько ещё нашей семье надо пережить, чтобы карма Греев наконец-то нас отпустила? Я нахмурился, не веря сам себе в то, что назвал всё происходящие с нами «кармическим». Всё это херня. Просто кому-то когда-то мы очень сильно не угодили и теперь боремся с этим.

— Ладно, хорошо. — Громко выдохнула Лили, продолжая резкими движениями руки расчёсывать свои волосы. — Если это не Леа, то кто? Есть предположения?
— У меня было много поклонниц. Оу, столько передряг из-за меня. — Я сдерживаю смех, строя страдающее выражение.
— У Марселя хорошее настроение. — Едко улыбается Дориан. — Снова. Давай будем сводить всё на шутку и думать, что то, что случилось - самое обыкновенное дело. — Он издевательски разводит руками.
— Конечно да, обычное, ведь за меня реально готовы убить. — Играю бровями, ухмыляясь.
— Вообще-то, это меня чуть не убили, Марсель. Не будь таким самовлюблённым, про тебя просто спросили, а меня заставили сделать кувырок, сидя в машине. — Отвечает Лили, убирая расчёску в сумочку и прихлопнув губками, изображая улыбку.
— Но тебя не убили. Не убили, чтобы наверняка... спросить про меня! — Широко ухмыляюсь, подмигивая.

Это бесит Дориана: от его взгляда буквально стреляет током. А Лили только и делает, что закатывает глаза. После чего, достав зеркальце, начинает красить пухлые губы. Ну, что ж, так и быть... этот жест заставляет меня разделить с этой девчушкой лавры.

— Ладно, ладно, Лили... Наша востребованность — равнозначна. Это Дорианом мало, кто интересуется.
— Потому что я не веду себя, как павлин.
— Всё потому, что ты грустный, братец. Кажется, мы отлично гармонируем.
— Угу. — В нос выдыхает Дориан, закидывая устало голову назад, сидя на подлокотнике дивана, пока я с улыбкой наблюдаю за Лили.

Она подходит к моему брату и, как ребёнок, неловко улыбаясь, садится ему на колени, нежно обнимает руками шею. Лицо Грея смягчается, будто по щеке проводят пёрышком, или волшебной палочкой. Он даже улыбается. Чёрт, такой Дориан Грей мне нравится больше, чем тот, который смотрит на всех волком. Но это его особенная фишка.

— Я уже выбрала себе платье для юбилея твоего дедушки. Оно в нашей квартире в «Hilton». — Лили подмигивает.

Мило-то как.

— Наверняка там и парочка наручников завалялась. — Хмыкаю я, наливая себе виски в бокал. Слава Богу, что в доме наших старших предков по бару практически в каждой комнате.
— Где завалялась? — Раздаётся громом голос Кристиана.

Мы переглядываемся с Дорианом — и начинаем смеяться. Сами не знаем, почему. Пока Лили прячет красные щёчки в шее своего мужа, он старается угомонить хохот, который надрывает грудь. Я делаю успокаивающий глоток виски и подхожу к деду, хлопая его по плечу.

— Конечно же в полицейском участке, мистер Грей! А ты что подумал? — Чуть не давясь от смеха, говорю я. Он достаёт из моей руки бокал и опустошает его до дна.
— Вот вы смеётесь надо мной, будто знаете больше меня. — Говорит с хитрой улыбкой Кристиан. — А на самом деле...
— На самом деле, нам пора. — Говорит Дориан, стараясь подавить улыбку. Лили часто кивает, закусив губу, сдерживая смех.
— Что? А как же ужин?
— Мы поедим дома, пиццу. — С улыбкой кивает Лили. — Хочу приготовить Дориану. В медовый месяц он не давал мне ходить на кухню, теперь не отвертится...
— И правильно, что не давал. Мне не забыть, как ты резала сыр. — Смеюсь я. Лили, не меняясь в лице, хватает подушку с дивана и кидает её в меня. — Ауч! — Хохочу, не успев увернуться, но поймав подушку.
— А сам-то ты готовить умеешь? — С вызовом интересуется Лили.
— Ещё как.
— В этом он круче, чем я. Надо отдать должное. — Кивает Дориан.
— А я предлагаю устроить состязание. Я — человек, который ел пиццу в самом лучшем ресторане Италии...
— Как и я. — Дополняю Кристиана. — Одна из причин, почему я обожаю Рим.
— Хорошо! Но судьёй буду я. Дориан со мной. — Кристиан Грей подмигивает моему брату.
— Вообще-то, он заинтересованное лицо...
— Всё равно, главный судья — я. — С широкой ухмылкой в комнату заходит Ана.

После чего приобнимает Кристиана за спину и с недовольным выражением лица забирает бокал из его рук. Вдохнув запах, она чуть морщится. Явно, бабуля недовольна:

— Виски, Кристиан, после шатающего давления? Мне с тобой начать ругаться?
— Вообще-то, это Марсель начал опустошать мой неприкосновенный запас. — Кивает на меня дед. Я прыскаю, но деда не сдаю.
— Да, да. Я дал Кристиану просто понюхать. — Улыбаюсь.
— Ладно, пошли на кухню. — Прищурившись на меня, скомандовала Ана.

Кристиан подмигнул мне и пожал быстро руку, пропуская свою жену вперёд.

Я с широкой улыбкой посмотрел на Лили, когда мы начали всей толпой покидать гостиную. Она, стрельнув в меня глазками, показала большим пальчиком, что перережет мне горло. Я закатил глаза, с трудом сдерживаясь от смеха. Дориан положил увесистую руку на моё плечо.

— Мою малышку не стоит недооценивать, Марсель.
— Следи за тем, чтобы твой брат не жульничал. — Лили пихает меня бедром, смотря в глаза Дориану.
— У нас серьёзные проблемы с психопаткой в чёрном, а вы будите состязаться в приготовлении пиццы. Это нормально, да? — Угрюмо произносит Дориан. Я закатываю глаза и цокаю языком, занимая свою часть кухни.
— А что нам, унывать и сидеть ждать конца? Знаешь, бро, мы всё равно пока понятия не имеем, кто это. Если у тебя есть хоть одна догадка, выкладывай, мы пойдём и изгоним из неё беса.
— Тебе всё шутки, Марсель.
— Думаю, одного принца Датского у нас достаточно. — Смеюсь.

Ана достаёт из холодильника все необходимые продукты, условно разделив нам для готовки самую широкую столешницу на две части. На каждую из половин поместиться две, а то и три пиццы x-size, так что разгуляться можно, что очень радует. Главное на кухне — не мебель, даже не техника, а простор — возможность развернуться: так как готовка, в своём роде, тот же творческий процесс, к которому надо подходить с размахом.

«Судьям», — в том числе и себе, — бабушка разложила лазанью её собственного приготовления и разлила по бокалам белое вино. Я даже промычал о том, что так «нечестно», однако бабушка была непреклонна:

— Кое-кто из вас предпочёл вместо фирменной лазаньи Анастейши Грей пиццу, поэтому... — Ана многозначительно посмотрела на покрасневшую Лили, после чего чуть потрепала её за щёчку. — Я советую вам начинать творить. У вас двоих есть сорок минут. Этого вполне достаточно для классической «Маргариты». Даже больше, чем достаточно. Начинайте. — Сев за столик между Дорианом и Кристианом, она отпивает вина. Мой брат с широкой улыбкой за обе щёки начинает уплетать лазанью, смотря мне в глаза. Я показываю гимнастический танец из трёх пальцев и включив «Starboy» на своём мобильнике, приступаю к готовке.

Как бы я хотел сосредоточиться, не получалось. Лили дважды пихала меня так, что я отлетал к холодильнику. Когда я достал муку, то у нас чуть ли не начался бой, но Анастейша вовремя остановила войну. Как только я опускал руку в муку, то лезла Лили, будто специально. В этой нещадной схватке волосы Лили, хоть и собранные в пучок перед готовкой, пострадали — до самых кончиков засыпаны мукой. В месть же — удар приняли на себя мои брюки.

С сыром, помидором и нарезкой в целом — мне, конечно, равных не было. От того взгляда, каким наградила мою резку Лили, я только и мог, что широко улыбаться и продолжать тщательно шинковать томаты и несколько видов сыра так быстро, что нож буквально не успевал касаться доски. Лили тяжело вздохнула, пытаясь повторить мой рекорд.

— Уже признаёшь поражение? — Сдерживаю улыбку я, интересуясь.
— Продолжай мечтать. — Она играет бровями. — А куда уехали мама с отцом? — Я нахмурился, услышав слово «отец».
— Вроде как на Кипре. Пробудут там неделю, может, меньше. — «Надеюсь».
— И правильно... надо отдыхать. — Уже без большого энтузиазма в голосе произносит Лили.

Когда я заглядываю ей в глаза, в них читается какой-то немой вопрос. Боже, неужели так заметно, что сейчас всё не совсем так, как раньше? Я растягиваю губы в улыбке, чтобы унять эту тревогу в глазах.

— Не надо, Марсель. Это не по-настоящему. — Качая головой, произносит Лили. Я убираю пиццу в духовой шкаф, хмурясь.
— Что именно?
— Твоя улыбка. Что-то между тобой и Теодором не так. — Она кладёт пиццу в нижнюю духовку. — И от меня ты этого не скроешь. — Она упирает руку в бок, второй облокотившись о стену. Я смотрю туда, где сидят наши «судьи». Они о чём-то оживлённо говорят, но Дориан, хоть и поддерживает разговор, не сводит с Лили глаз. Подхожу к раковине и споласкиваю зелень. Лили моет рядом свой пучок.
— Я бы на твоём месте мыл зелень в раковине подальше. Дориан прожжёт в тебе дыру.
— Я привыкла. Это не ревность, он просто...
— Одержим тобою. — Я смотрю миссис Грей в глаза, когда она замирает ненадолго с пучком зелени. — Это неудивительно, Лили. Ты для меня идеал девушки нашего века, без шуток. — Я пожимаю плечами, убрав лишнюю воду с зелени махровым полотенцем и тщательно нарезаю, положив на доску. Она подходит к столешнице след за мной и несколько медленнее, чем я, начинает нарезать укроп. Она смотрит в глаза Дориану и нежно ему улыбается, убирая прядь волос за ухо.
— Я чувствую эту одержимость. Он смотрит, и я понимаю, что это любовь. — Судорожно выдыхает она. — Дориан обмолвился, что мстил за тебя Леоне... Мне кажется, что... ты можешь мне рассказать о том, что случилось между вами.
— Разве Дориан тебе не рассказал? — Я заглянул ей с реальным любопытством в глаза. Ничего себе...
— Нет. Он не делится чужими тайнами. — Лили смущённо улыбается, заглянув мне в глаза.
— То, что Леа — сука, не тайна. — С улыбкой хмурюсь я.
— Она ведь... разбила тебе сердце? — Тихо выдавила Лили, кажется, боясь поднимать на меня глаза.
— Разбила... — Тихо, задумчиво повторяю я. — Знаешь, — в секунду, резко выдыхаю, прищурившись. — Поначалу мне правда казалось, что разбила, безвозвратно и вдребезги, но сейчас это всего лишь... царапина. Вроде той, что на твоей шее. — Киваю на ссадину.
— У тебя хуже. — Я хмурюсь. — Скорее, это шрам, ведь на протяжении стольких лет, ты... это не проходит. Я, наверное, не должна была затеять этот разговор сейчас, но... Я правда хочу знать, что она сделала. — Я поворачиваюсь к Лили, с полминуты смотрю ей в глаза.
— Поверь мне, ты не хочешь это знать.
— Нет, я знаю, чего хочу. — Кивает часто Лили, сглатывая. — Я заметила, что твоё сердце оттаивает, когда ты говоришь о дочке Гленна Рида, поэтому подумала, что не будет ничего страшного, если я рискну спросить тебя о Леоне. — Она тихо-тихо шепчет. — Марсель, ведь... когда мы брали в «психопатки» её, ты... ты ведь всё равно чувствовал, что хочешь её увидеть? Это ведь чувство есть?
— Я думаю, что увидев её, я бы только больше её возненавидел. — Честно отвечаю я. — Она моё самое большое разочарование, Лили. Когда-нибудь я тебе расскажу эту печальную историю с самого начала, но только... не под пиццу... — Я мягко улыбаюсь.

Но улыбка тает, когда я вдруг понимаю, что забыл о времени! Чёрт! Нас с Лили одновременно каким-то потоком выносит к духовым шкафам. И если краешки моей чуть пригорели, то пицца Лили — так как была поставлена чуть позже, выглядит намного аппетитнее.

Перед тем, как Ана объявляет нам завершение состязания, я успеваю срезать пригоревшие кончики, разбросать зелени и подсолить. Но надо признать, у Лили всё-равно получилось вкуснее, пусть и не так мастерски-умело. Я сам попросил учесть это. И как победительнице, Ана подарила ей всю оставшуюся лазанью, чтобы им было, чем завтракать с Дори утром. Но пока нас ждало продолжение ужина...

— Марсель, ну что, ты решил вопрос со спутницей на вечере в честь моего юбилея? Эдма ведь, верно? — Я вдруг замер с вилкой в руке, смотря на кусок пиццы. Дориан поймал мой взгляд, как и Лили. Кристиан буквально понял наши переглядки. — Бросьте из головы. Эдма бы никогда так не поступила.
— Если бы Марсель в своё время не спал с ней. — С остроумным видом замечает Дориан. От ступора, который глухим ударом даёт мне под дых, я ничего не отвечаю, слыша, как его отчитывает Ана, а затем и Лили кипятит пристальным и жёстким взглядом.
— Эдма... нет, она... Не брюнетка. У девушки были тёмные волосы и это далеко не оттого, что ночь. Свет фар падал на них, да ещё и фонарь у трассы. Она точно брюнетка, а Эдма... у неё русые, с рыжим оттенком... Да, я девушка, и я обращаю внимание на цвет волос, братья Грей. — Она одарила красноречивым взглядом наши с Дорианом скептически сведённые брови, хоть мы и не сговаривались.
— Что ж, Марсель, вспоминай всех брюнеток, с которыми ты спал. — Не унимается он.
— Дориан! Я тебя не узнаю! — Повышает на него голос Анастейша. Я откладываю вилку и, кивком благодаря, выхожу изо стола.

Меня пробирает обида и злость. Дориан считает виноватым меня, только потому, что эта сука спросила, не моя ли она девушка! Охренеть! Я вышагиваю по направлению сада, наплевав на хлещущий стеной дождь.

— Марсель! — Слышу голос Лили и оборачиваюсь. Она стоит на пороге под навесом. Я резко разворачиваюсь и иду в глубь сада, но вздрагиваю, остановившись, когда снова слышу. — Марсель! Марсель, пожалуйста!

К чёрту. Я быстро иду дальше, но Лили... она нагоняет меня и уже промокшая насквозь разворачивает меня за руку лицом к себе.

— Ты вообще меня не слышишь? — Кричит она, глотая капли дождя.
— Иди в дом! Ты заболеешь. — Я тут же разворачиваюсь, но Лили тянет меня обратно за руку, она сжимает моё лицо в ладонях. Вся в каплях воды, на её глаза набегают слёзы, когда я чуть ли не огнедышащим дыханием комкая слова, рычу. — Мне надоело это слышать! Я и так чувствую себя виноватым, я чувствую себя хуже некуда и если Дориану от этого лучше, то флаг ему в руки! Я действительно, действительно хочу понять, кто это сделал, мне чертовски не всё равно, я клянусь тебе! Я правда волнуюсь за тебя. Мне жаль! Мне очень жаль, Лили! И если я этого не показываю, то это не значит, что мне всё равно, но он... он не даёт мне шанса! — Я убираю руки Лили со своего лица. — Такого никогда раньше не было. Никогда он так не презирал меня, как сейчас. Но если он ещё имеет способность слушать, объясни ему, что мне жаль. — Хриплю. — Жаль, что я не ясновидящий и не могу понять, кто это сделал!
— Марсель! Пожалуйста... пожалуйста, пойми! — Слёзно кричит Лили, сжимая мои руки в своих. — Ему сейчас очень тяжело и дело не только в случившемся... Это всё тюрьма, тот нездоровый контроль, который так повлиял на него, то насилие. Он не спал ночами, наш медовый месяц порой... превращался в настоящий ад. Я даже боялась, что у него развился лунатизм. Посреди ночи он ходил с закрытыми глазами и если бы я не вышла след за ним на кухню, то он... он мог пырнуть себя, Марсель... — Всхлипнула Лили и прижалась щекой к моей груди. Я чувствовал себя изваянием. — Ему очень плохо. Он нервный, раздражительный, недоверчивый. Его поломали, Марсель и то, что он делает... говорит... это просто страх, что я могу однажды отвернуться от него. Но я не могу. И ты, пожалуйста, Марсель, не отворачивайся. Ты одно из всего, что есть у него, что осталось, кому он верит... И может, сейчас может показаться, что это не так, но он борется с собой, изо дня в день, из секунды в секунду. — Она до синевы сжимает мои бицепсы руками. — Марсель, только не злись на него... это злость на всё, не только на тебя. Я... авария случилась, когда он сорвался на меня, я его не виню, но... в слезах мне было труднее заметить, что там стоит женщина. Он хороший, он тот же Дориан, которого ты знаешь и любишь просто ему надо помочь и об этом я могу попросить тебя, только тебя, Марсель! — Надрывно кричит Лили, смотря в мои глаза. Я тяжело сглатываю, пытаясь уравновесить дыхание, которое расшатывает грудную клетку. Когда я отрываю взгляд от Лили, я вижу Дориана, который стоит и смотрит то на меня, то на Лили. Выглядит он продрогшим, убитым каким-то диким, удручающим его горем. Видно, что сюда он добежал не так давно, а значит, вряд ли слышал, что говорила Лили. Она отпускает меня, подбегает к нему и бросается к нему на шею, сильно обнимая. Дориан какое-то время стоит как столб, но уместив подбородок на плечо Лили шепчет:

— Прости, Марсель. — Я чувствую подкатывающий ком к горлу и, резко кивнув, делаю пару шагов назад.
— У меня есть догадка, кто это сделал, но я... Я не уверен. — Морщусь, чувствуя, что колит глаза.

Резко развернувшись, я бегу через сад к парковке и сев в кабриолет, даю по газам, со свистом выезжая по размытой слезами неба дороге. Даже не удосуживаясь поднять крышу. Мне сейчас слишком похуй. Я конечно сомневаюсь, что она могла это сделать. Уверен, Рэйчел не такая дрянь, как её мать и с одной стороны, если они с Лили подруги, то вряд ли это нужно ей, но я сам должен в этом убедиться.

Может, это месть за то, что мой отец не ушёл к её матери? Но почему Лили? Почему нужна была авария? Почему вопрос о том, моя ли она девушка?!

Да и чёрт, с чего я взял, что эта грёбаная Кейт будет делиться о своих похождениях с отцом её лучших друзей?! Я останавливаюсь на половине трассы, понимая, что не смогу справиться с управлением и бью руками по рулю.

И чёрт! Рэйчел же говорила мне, что в начале июня до самого бала моего деда пробудет с отцом в Японии! Просто... что я делаю?! Какого хрена?! Это уже долбанная паранойя, от которой невозможно избавиться. Я сижу под дождём и мокну около часа, и мне мало. Я хочу продрогнуть насквозь, хочу умереть оттого, что вообще сейчас узнал о Дориане. А поиски этой «бабы в чёрном»...

Это действительно превратилось в сумасшествие, хотя и так, заранее было понятно, что быстро мы ничего не узнаем. Да, от этого зависит безопасность — не только Лили, — но и всей нашей семьи, крупная часть которой сейчас в том конченном Нью-Йорке... Но нельзя превращать это в паранойю.

Когда дождь утих, я свернул к любимому бару Дориана, с дешёвым алкоголем, полным завсегдатаев-клиентов. Там я заказал сразу бутылку виски. Не дозвонившись до Криса, я набрал номер его братца Стефана, и он мне сообщил, что тот сейчас в поисках своей любви в России. Блять, а он, оказывается, серьёзно настроен... Стефан обещал мне приехать, но когда бутылка была полна только наполовину, он так уже и не явился. Зато ко мне подсела симпатичная зеленоглазая блондинка. И я не сразу понял, что вижу перед собой... её.

— Привет, Марсель.
— Леа. — Тяжко сглатываю, меряя её пристальным взглядом.
— Ага. Только сегодня из Берлина. — Она подмигивает мне. По телу проходит дрожь и моментально я вижу всё, что со мной было.

Ломку. Страдания. Боль. Муки. Как я надевал маску во все клубы, брал девушку, которая мне нравится и трахал её в машине, как самый последний, больной, извращённый психопат. Да, я так лечился. Но при мысли об этом мне становится плохо. Мне плохо оттого, что эта стерва, которая сидит рядом со мной, сделала меня... зависимым от злости ко всем женщинам.

— Отсядь подальше. — Хриплю. — Меня... меня сейчас стошнит от твоих попыток кокетства. — Я намереваюсь опустошить бокал виски, но она вытаскивает его у меня из пальцев и подносит к губам, играя бровями. Лисиные глаза с её золотыми локонами сейчас сочетаются ещё больше. — Знаешь, я всегда знал, что в душе ты блондинка. — Произношу, едко улыбнувшись. — Только ты ещё хуже. Ты невыносимая мерзкая стерва, которая пользуется людьми, столько, сколько заблагорассудится. — Она щурится, с полуулыбкой смотря на меня.
— А ты изменился. — Её голос звучит слаще дикого мёда. — Ты стал мужественнее. Старше, увереннее... Сексуальнее и горячее.
— Злее. — Добавляю. — Для тебя только моя злость и ненависть. И да, ещё мне противно. Больше никаких других эмоций ты во мне не вызываешь.
— А мне кажется, милый, что ты лжёшь. — Она выгибает бровь. — Нагло, без всякого прикрытия... Ты лжёшь, Марсель. И делаешь это против себя самого, сам того толком не сознавая, что очень печально.
— Я сделал против себя только одну вещь и только один раз в жизни. Я любил тебя, Леа. И это было самой большой моей ошибкой. Ты никогда не поймёшь горечь предательства, потому что твоя любовь... не настоящая. В тебе нет ничего настоящего. Ту девушку, какой я увидел тебя впервые, испортила красота, чуть позже секс, а потом... Тебя испортили деньги. Твой любовник-братец наигрался с тобой. И зачем, какого чёрта ты здесь? — Я пристально смотрю ей в зрачки.
— У меня такая ностальгия, Марсель... — Начинает томно шептать она.
— Для чего ты вернулась? — Я смотрю в её зрачки. Она сглатывает, облизывая накрашенные красной помадой губы.
— Может быть, к тебе? — Она выгибает бровь. — Ты ведь рад? Это же не проблема, что я здесь? — Я зло усмехаюсь.
— Проблема не в том, что ты здесь, Леона Хейз-Эдвардс. Проблема в том, что я видеть тебя не могу. — Я спрыгиваю с барного стула, но она хватает меня за куртку.

Хорошая блядская реакция. Благо, что я не сильно пьян — я бы втащил ей. Улыбаюсь пьяной улыбкой и довольно нежно, мягко отрываю от себя её запястье и провожу, как много лет назад, по костяшкам пальцев. А потом так сжимаю её руку в своей, что она начала скулить от боли.

— Как давно ты перекрасила свою пустую башку? — Рычу я ей на ухо.
— Что? — Шипит она, часто, прерывисто дыша.
— Как давно, стерва?! — Повторяю вопрос.
— Вообще журналы не смотришь?! — Тупая сука.
— С тобой — нет. — Она вырывает руку с хрипом и пихает меня обеими руками к стене рядом со стойкой. После чего слезает с высокого стула и оказывается со мной рядом — лицом к лицу.
— Я не знала, что тебя так заинтересуют мои волосы... Но, раз ты так настаиваешь, милый, это произошло после того, как я стала германской моделью. Три года назад. — Она кладёт руку на мою щёку. — Мне нравится твоя щетина... Я знаю, что ты до сих пор не забыл меня, Марсель. Мы ведь оба это знаем. — Она многозначительно смотрит мне в глаза и выгибает бровь. Как же мерзко.
— Я знаю только то, что ты шлюха, которую я терпеть не могу. — Маниакально спокойно произношу. — Если не хочешь проблем, держись от меня и моей семьи подальше. — Я грубо отодвигаю её от себя за плечи. Когда я оборачиваюсь, бросив ещё один взгляд на неё, она обеими руками обнимает себя, смотря на меня такими чертовски-огромными глазами. Такая же красивая, дорогая блядь, что и раньше. Ничего особенного.

А с другой стороны — девушка, которую я когда-то по-настоящему сильно любил. Но это в далёком прошлом, которое страшно вспоминать. О котором не хочется думать. Пока я ехал в машине к своему особняку, чувствуя прохладный ветер в вымокших от дождя волосах, то толком и не заметил, как свернул в направлении Б-12. Огромными буквами горело слово «Hilton», бесплатная парковка для гостей-известных лиц, — друзей, родных, — стоит только показать фотографию на водительском удостоверении красному глазу робота, который моментально считывал личность. Я нажал на кнопку лифта, меня немного долго узнавали из-за дождя, но всё-таки впустили. Лили встретила меня в холле, с ног до головы закутанная в одеяло поверх свободной огромной футболки и лосин. Она мягко, спокойно улыбнулась мне.

— Я рада, что ты пришёл. Дориан только заснул, он... очень, ужасно переживает за то, как вёл себя с тобой. — Шепчет она, когда мы проходим мимо спальни в сторону гостиной.

Стена уютно увешана портретами Лили, приветливо и тепло горит камин. Лили  смущается, видя, как я рассматриваю портреты, снимая с себя кожанку.

— Вина хочешь? — Тихо спрашивает она, указывая головой на бутылку, стоящую на камине. — Дориан почти всё выпил, когда мы вернулись... еле забрала. Его терзает чувство вины, он запивает его и может поспать несколько часов. Что у тебя была за догадка? Насчёт женщины? — Лили упирает подбородок рукой.
— Нет, это не она, я... ошибся. Это уже паранойя. — Хмурюсь.
— Да, немного. — Лили морщится с слабой улыбкой. — Я думала, что ты приехал, чтобы что-то сообщить.
— Да. Для этого тоже. — Шепчу. — Я видел Леону. Но она... блондинка уже три года и только сегодня прервала свои модельные похождения, чтобы повидать родной город.
— Или тебя... — Хмурится Лили.
— Нет, Лили. Нет. Я... хочу отпустить её, вместе со своими воспоминаниями. Для этого мне нужно рассказать тебе всё с самого начала, только... только если ты не против.
— Конечно, конечно нет, я слушаю. — Лили оживляется и берёт мою руку в свою, сжимая. — Расскажи.
— Ты делаешь, это как Дэйз. Девушки считают, что так дают мужчинам уверенность в себе и силу... говорить всё легко, как на духу? — Я хмурюсь, улыбаясь.
— Нет. — Качает головой Лили в отрицание. — Девушки делают это, чтобы показать, что они доверяют и верят мужчине, который говорит с ними, которому сложно говорить.
— Мне не сложно. — Прыскаю.
— Марсель. Не притворяйся. — Лили склоняет голову набок. Я тяжело сглатываю, смотря на огонь.
— Хм... Как бы начать?
— С начала. — Лили с улыбкой кивает. Я тихо смеюсь.
— Это я знаю... — Я перевожу дух, хмурясь. — Это был второй курс института. Немного банально: я пришёл на вечеринку с ревнивой шлюшкой, которая доканывала меня с кем я спал на прошлой неделе, ей кто-то рассказал, а я помню, что не понимал, кого именно она имеет ввиду, потому что... их было много. — Тихо смеюсь.
— Марсель... — Тянет Лили.
— Да даже если бы и знал, о ком она, то вряд ли бы вспомнил имя... — Качаю головой. — Ну, это неважно... важно, что она с горя напилась. И её тошнило, подруги увели её, а я остался один на один с собой на некоторое время... Потом пришёл Дориан. Не тот, которого ты узнала в первые дни вашего знакомства: спокойный, уравновешенный, адекватный. Он пришёл на взводе, с кем-то подравшийся и злой... я сидел, слушал его, наливал ему, и у нас быстро как-то закончились два литра, а вечеринка — кстати, — проходила в одной из квартир наших друзей.Я вышел из гостиной на кухню, чтобы найти выпивки, а вместо этого нашёл... Леону. Она курила и плакала. И первое, что мне запало в душу, так это её огромные глаза и естественные брови, а не тот пиздец, которым изощрялись мои однокурсницы. Ещё меня удивило, что она на меня даже не посмотрела...
— Оу, не посмотрела... Это ведь трагедия для тебя? — С «пониманием» кивает мне Лили, сдерживая улыбку. — И... брови. О, боже. Мужчины им тоже уделяют внимание? Не только задница и грудь — ваши приоритеты?
— После некоторых бровей не хотелось смотреть ни на задницу, ни на грудь, потому что ты только и видишь, что брови. — Тихо смеюсь я. — И да, это было неожиданно... Как и брови, потому что блондинки с угольными полосками на лбу, которые окружали меня — это нихрена не круто. — Лили шумно улыбается, смотря на меня.
— А мои брови... я раньше переживала, что они широкие, но... потом это стало моей фишкой. Изюминкой.
— Это и делает из тебя Лили, крошка. Твои же бровки естественные, а те... — Меня передёргивает и Лили тихо смеётся. — И вот, я — пьяный до ужаса, — совсем не такой, как сейчас... на неё пялился, застыв с пустой бутылкой. Я это понял, когда она так же, — не глядя на меня — сбросила пепел, а потом окурок в её горлышко. И знаешь, так спросила... хрипло немного, не смотря в моё лицо, по-французски: «Нужна новая сучка на ночь?» Она была уверенна, что я не пойму, но я её сделал, ответив на её вопрос по-английски: «А вы заинтересованы в вакансии?» — тогда она впервые на меня посмотрела и я понял, что эта женщина меня убьёт. И она меня правда... убивала. Тогда близился декабрь. В Сиэтле, как знаешь, вообще дождливо, а уже становилось холодно, снег клочьями, правда тающий, но... после того, как она, всё-таки дала мне пощёчину на кухне и начала меня игнорировать, мне... Не поверишь, но как звериный инстинкт сработало — мне хотелось завоевать её... Свой первый шаг я совершил в одну непривычно морозную ночь. Я шёл пешком из своего кампуса — это, наверное, тысяча метров до её студенческой резиденции. Я шёл, закутав цветы в куртку, сам в майке. Она меня отшила, не пустила на порог своей комнаты, а цветы выкинула из окна. Я сказал, что она «сука», хотя сам... признаться, ахуел и заболел. Мама как-то рассказывала мне о своём таком ухажёре-неудачнике. Я решил повторить подвиг. Думал, прокатит, но... Кажется, этот приём несёт в себе злую карму. — Блять, опять я сказал слово «карма». Фаталист чёртов.
— Это было... жестоко. — Хмурится Лили. — Я бы никогда так не смогла поступить с парнем, даже если он мне не нравиться... А дальше?
— Она приехала прямо в нашу с Дорианом квартиру на окраине города. По холоду, на общественном транспорте, пешком через эти лесные участки, но пришла... Дориан ей тогда открыл дверь, та простуда меня... конкретно свалила, я практически не шевелился. Она приехала ко мне с кучей пакетов, но было поздно, я не отпустил её в такой холод и... Леа осталась ночевать. Ну, как... она практически не спала, возилась со мной, хоть я фыркал, вёл себя ужасно, но... она была первым человеком после мамы и Дориана, кто так обо мне заботился. Она не выходила в институт, не раз звучало: «поставлю тебя на ноги и выйду», и неделю прожила у нас... и не было даже поцелуя, что тоже удивительно. Все мои отношения от начала и до конца сопровождались ими, а тут... сначала пощёчина, потом прилюдное унижение, потом вдруг столько заботы и... времени на поцелуи не было. Я не знал, что это может быть любовью. Когда я выздоровел, она сразу же уехал в институт, я предложил ей отблагодарить её ужином, она согласилась... но не пришла. Я был пиздец, какой злой и на вечеринку в честь её дня рождения пришёл со шлюхой...
— Какие вы предсказуемые, мужчины. — Морщится Лили. — Мы, женщины, знаем куда больше способов, чтобы уколоть, а у вас всё просто... Другая женщина. — Произносит Лили со скукой в голосе, заставляя меня засмеяться.
— Ну, вот, как-то так... Пришёл я с подоноской, но мой план рухнул. Леа на вечеринку вообще не пришла. Не она устраивала её.
— Ты разозлился ещё больше? — Лили выгибает бровь.
— Нет. — Пожимаю плечами. — Я охренел. Ушёл оттуда раньше всех и один. Потом в институте она меня опять стала игнорировать. Я думал, в чём проблема, оказывается какая-то очень "умная" крыса ей всё доложила... И я извинялся. Публично. — Тру рукой лоб, вспоминая. — За это меня чуть не выперли из института. Я... на доске написал вместо нужных предложений извинения... при всех. Профессор итальянского очень ругался, когда увидел, а я продолжал писать своё. И только тогда, когда я ушёл с выговором из деканата, она молча вложила мне в руку листок со словом... «Presto». Я понял, что должен сделать что-то и «быстро», но не понял и... она сама меня поцеловала. Быстро. — Шепчу.