Мистер Грей младший III | Мистер Марсель Грей

be strong

Марсель

Когда казалось, что жизнь больше никогда не повернётся к нам спиной, случилось то, чего мы одновременно боялись и не ожидали. Мой дедушка, Кристиан Грей, умер в феврале тринадцатого числа. За последними застольями он часто говорил, что отжил свое, не слушая пререканий. Отказывался от помощи врачей, доверяя только своему зятю Адаму. Все слушали эти жалобы, — которыми он делился с юмором и свойственной ему иронией, — улыбаясь и не веря, что он говорит честно.

Он ушел от нас, даже не попрощавшись. Без долгих слов, внезапно и как святой. Уснул и больше не проснулся. Анастейша нашла деда в его спальне бездыханным уже утром и потеряла сознание. Так у неё случился первый микроинсульт.

Я никогда не видел своего отца ещё более покинутым, несчастным и разбитым, чем в тот день, когда он узнал о смерти отца. Ему сообщили первому. Кейт, сквозь слезы, позвонила, просила меня приехать и срочно, не объявив мне трагичной новости по телефону. Всё, что она повторяла сквозь слезы, так это то, что моему отцу плохо и его надо успокоить. Когда я приехал, он уже закрылся в комнате. Мы с Кейт не спали всю ночь и ждали его пробуждения. Вышел он утром, после того, как Кейт уже покормила Лану. Теодор резко осунулся и совсем поседел. Всё это случилось за одну ночь.

Эта картина не выходит у меня из головы до сих пор, даже спустя два месяца: там, где раньше у отца были глаза, черные впадины. Седые волосы его встрепаны, видимо, он часто касался их руками. Он вышел настолько... изменившимся, его внешность полностью отражала то, что я чувствовал. Изнутри я был старым.

Кейт приближалась к нему с Ланой на руках, которая всё утро спрашивала у мамы, где папа. Девочка не узнала в этом несчастном человеке с раскуроченной душой своего отца, пока Кейт не поднесла её очень близко. Сквозь слезы она говорила: «Лана, это папа. Это же твой папа...». Девочка ни слова не сказала. Она просто обняла его за шею и Теодор зарыдал. В первый раз я увидел, как плачет мой отец и в этот момент мне показалось, что всё, что я знал о нем раньше — не имеет значения. Я почувствовал столько боли, сколько не знал. И очень боялся похорон.

Все отговаривали присутствовать на них Анастейшу, но она была непреклонна. Больная изнутри и снаружи, измученная, она была там с нами и принимала речи людей, которые знали о Кристиане Грее чертовски мало. Прощальную речь говорил Дориан. Он был разбит так же, как и мы, но мог держаться как можно сдержаннее и поэтому все, даже не сомневаясь, доверили ему эту миссию. Я мало что запомнил из похорон, но некоторые его слова закрепились в моей памяти, залегли в ней плотным слоем: