IX

40 2 0
                                    

После этого начался самый счастливый период моей жизни.

Я очнулась, на этот раз окончательно, в уютном домике, который Тодд снял для нас в городе. От карьеры художника ему пришлось отказаться, так как содержать дом и меня было занятием не дешевым. К счастью, его доходы в юридической фирме отца с лихвой покрывали наши нужды.

У нас было всего пара комнат да маленький садик, скрытый от внешней шумной улицы. Весной в нем цвели вишни, а зимой мы кормили там птиц орехами.

Тодд уходил каждое утро на работу, наряжаясь в бриджи, рубашку и неизменную мантию, а я была предоставлена сама себе весь день. Все его свободное время мы проводили вместе. Иногда мы ходили в театр. Иногда ужинали в ресторане. Но я полюбила уединение и все время спешила вернуться домой, где нам не нужно было носить никаких одежд и можно было до утра заниматься любовью. Как же хорошо, что предпочтения Тодда полностью совпадали с моими!

Собственно, домашний уют и редкие походы в город — это все развлечения, которые у меня были.

Я не устроилась на работу, так как боялась снова быть отравленной наркотиками. Да и душа моя не лежала к простому труду, а для серьезного мне не хватало дальнейшего обучения.

У меня также не было никаких обязанностей по дому — каждый день к нам заходила девушка, Клара, которая убирала и готовила для нас сытную еду.

Клара была из низшей касты. На ее примере я видела, во что мог превратиться мой мозг. Девушка постоянно все забывала, многие просьбы приходилось повторять ей по нескольку раз. Единственное, что утешало, Клара была абсолютно счастлива и светилась своей стоваттной улыбкой на весь наш маленький дом.

Как ни коротко было мое знакомство с наркотиком, он все-таки навредили моему мозгу. Мне больше не было интересно решать головоломки и читать научные статьи. Серьезная литература навевала на меня серьезную сонливость, а самым занятным чтивом стали для меня глупые дамские романы и третьесортные детективы. Вместе с тем мне стала нравиться музыка попроще. Незамысловатый мотивчик и не обязывающий к размышлениям текст — вот прекрасная комбинация для моих ушей.

Тодд пытался меня утешить. Говорил, что на еде высшей касты мой мозг обязательно восстановится, но этого не случилось ни через год, ни через два.

Вскоре я поняла, что ничего путного не выйдет, если я буду просто надеяться, что мой ум сам по себе исцелится.

Я попросила Тодда купить мне несколько тяжелых книг и приносить домой прессу. Признаться, пара абзацев "Войны и Мира" отнимала у меня весь день. Мне даже пришлось вести конспект, чтобы перед началом работы вспоминать, о чем я читала вчера и позавчера. Мне постоянно приходилось сверяться со своими записями и со словарями. Мне тяжело давались длинные сложноподчиненные предложения и верным защитником от них стал большой кофейник с крепким кофе.

Тодд сдержанно наблюдал за моими попытками вернуть себе интеллект. То есть, он безропотно выполнял мои просьбы, увеличивая нашу коллекцию словарей, книг и разносортной канцелярии. Он не препятствовал моим тщетным потугам одолеть Диккенса, Ницше и даже Аристотеля, но признавался, что ему тяжело видеть мои страдания.

— Ты желаешь, чтобы я оставалась дурочкой? — спросила как-то я. А он поцеловал меня в висок и ответил:

— Ты не дурочка. Но я не уверен, что Толстой способен повлиять на твой мозг. Если тебе не нравится его читать, то не стоит убивать на это время.

— То есть ты хочешь меня видеть глупой, но счастливой? Как Клара, наша домработница? Зачем же ты забирал меня из низшей касты? Я бы гладила твои рубашки и была бы абсолютно счастлива только одним этим фактом.

Это была одна из немногих наших ссор. И Тодд искренне обиделся:

— Я делаю все, чтобы ты была счастлива. И мне больно, когда ты встречаешь меня с кислым выражением лица.

Слова Тодда были справедливыми. И они укололи меня в самое сердце. Тодду пришлось отказаться от мечты стать великим художником, чтобы содержать нас. Он сделал все, чтобы я ни в чем не нуждалась, дал мне очиститься от наркотика, а я вместо этого ропщу на судьбу. Кроме того, его семья без восторга восприняла сожительство сына с представительницей низшей касты. И хоть в смешанных браках ничего зазорного не было, некоторые снобы на это смотрели косо.

— Ты прав, — согласилась я. — Отныне только газеты. Толстого я временно кладу на полку.

Тодд притянул меня к себе, и через минуту мы уже забыли о ссоре и о наших тревогах.

Тодд притянул меня к себе, и через минуту мы уже забыли о ссоре и о наших тревогах

К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Free:DAМесто, где живут истории. Откройте их для себя