Зов северной луны

Глава 2.8

Хэтун проводит всё своё время рядом с Эртуном до тех пор, пока Мин-уэ, наблюдающий за его страданиями, не решает отправить дракона во дворец своей подруги — Ширы, богини Последнего часа, где та обитает со своими духами и супругой Эрис, богиней комет.

Там Хэтун встречает прелестного и дружелюбного духа бабочки — Ленори.

Они сразу же влюбляются в друг друга, и Хэтуну впервые за множество лет удаётся отвлечься от гнетущих мыслей.

Тем временем Мин-уэ заключает Эртуна в цепи, чтобы после пробуждения тот никому не навредил, и отправляется в долгое путешествие по морскому дну.

В песке, в обрамлении гор жемчуга, он находит открытую раковину, в которой спит крохотная тёмно-синяя рыбка, и забирает её себе.

Настоящее время

— Просыпайся! — громогласно проорал Хэтун, с ноги открыв жалобно скрипнувшую дверь, которая от его удара едва ли не оказалась на полу. — Я принёс прекрасные вести!

Ноирин, не сумев скрыть радость, оторвалась от ветхого трактата, первую главу которого она пыталась прочитать уже больше часа, и оживлённо отозвалась:

— Да я вроде и не сплю! Какие вести?

Раздался стук: рога ментора снова не вписались в низкий дверной проём. С наслаждением послав хозяина дома и весь его род к чертям, Хэтун подошёл к смирно сидящей за столом подопечной и ответил:

— Одна плохая, но мне она такой не кажется, а тебя вообще не касается. Вторая очень даже хорошая и касается тебя точно так же, как и я сейчас.

Сказав это, он ткнул пальцем в мягкую щёку сморщившейся от недовольства Ноирин и поинтересовался:

— С какой начать?

— Зачем ты вообще об этом спрашиваешь, если одна из новостей в принципе для меня не предназначена? — возмутилась она.

Хэтун сел на стол, который едва не завалился набок под его весом, картинно зевнул и почесал голову. Ноирин терпеливо ждала ответа, украдкой закрыв трактат и отодвинув его в сторону.

Её задачей было справиться с первыми тремя главами за утро, пока ментора не было дома, но это оказалось слишком сложно: неразборчивый текст был написан на листах, которые со временем почти превратились в пыль и по которым растеклись чернила, поэтому прочесть хоть одно слово было практически невозможно.