Тайна Оболенского Университета

13. Вместе или против друг друга

Всю дорогу до Университета мы с Ариной почти не разговаривали. Сославшись на усталость, она задремала в поезде и не захотела рассказывать, что ей нагадала мадам Барелль. Я, в свою очередь, тоже не горела желанием общаться. Несмотря на весь мой скептицизм, гадалке удалось подпортить настроение дурным предсказанием, и пусть я в него не верила, было как-то не по себе.

Вернувшись в Оболенский городок, мы распрощались с Ринкой, договорившись встретиться утром, чтобы вместе пойти на завтрак. Подруга ушла, а я с завистью подумала, что ее ждет мягкая постелька, а вот меня мученье с индюком. Наспех приняв душ, переодевшись и захватив кое-что из купленных в городе продуктов, я направилась к своему псевдопрофессору. Усталость не прошла и после душа, поэтому никакого желания надолго задерживаться у Смирнова не было, даже не смотря на мои романтические чувства.

Я подошла к уже знакомому дому с зеленой крышей и намеревалась постучать, как заметила, что дверь была приоткрыта. Тогда, недолго думая, я тихо прошмыгнула внутрь. В гостиной стоял полумрак, комната лишь слабо освещалась небольшим торшером. На втором этаже и вовсе было темно. Слабая полоска света виднелась под дверью кабинета майора Смирнова. Поставив пакет с продуктами, я пошла туда, намереваясь отругать псевдопрофессора за то, что он не запирается.

Дима спал, сидя в кресле, устроив голову на раскрытой книге, словно на подушке. Я подошла ближе и заметила, что это та самая «Исповедь» Августина, которую грозилась заставить читать его вслух. Видимо, философия действует на майора Смирнова как снотворное. Ему даже не помог кофе. Полупустая кружка с остывшим напитком слабо разносила терпкий кофейный аромат по кабинету. Дмитрий казался таким беззащитным, совсем молоденьким и еще более привлекательным. Невозможно было не улыбнуться. Вдоволь налюбовавшись редким моментом милого индюка, я решила все же его разбудить и уже потянула руку, но Дима резко ее перехватил. Еще мгновение, и я оказалась прижатой к столешнице лицом вниз.

— Какого черта подкрадываешься? — выругался Смирнов и отпустил меня так же резко, как и схватил.

Я, чуть шатаясь, отошла от него и стала поглаживать запястье. На светлой коже тут же появился красный след, который к завтра грозил стать синяком. А от милого спящего парня не осталось и следа.

— Я не подкрадывалась. Ты сам уснул и даже дверь не закрыл, — обиженно ответила я.
— Ладно, извини, — пробормотал он, потирая шею, видно чувствуя неловкость из-за своего нападения, — очень больно?
— Приятного мало, — насупилась я. — Синяк будет.
— Давай приложу лед. Подожди.

Дима вышел из кабинета, а я опустилась на диван, рассматривая красное запястье. На самом деле я не сильно злилась, ведь этот псих напал на меня не со зла. Но Смирнову я решила это не показывать и проучить легкой обидой. Индюк вернулся через пару минут с пакетиком льда в руке. Он опустился на колени и бережно взял мою больную руку. Это было так приятно, что я была готова протянуть ему вторую, здоровую, — чтобы ее вывихнуть, если после этого Дима снова станет таким нежным. Лед коснулся моего запястья, и я чуть дернула рукой, но Смирнов крепко сжал ее и снова опустил ледяной пакет.

— Прости, я, правда, не хотел сделать тебе больно, — полушепотом произнес он, впервые разговаривая со мной без издевки, усмешки или высокомерия. Казалось, что именно в этот момент передо мной настоящий Дмитрий Смирнов — человек, а не сотрудник ФСБ.
— Знаю и не сержусь, — улыбнулась я, отказываясь от всех обид, желая только одного — быть с ним.
— Это ты принесла продукты? — он чуть отстранился, и захотелось вцепиться в него до боли в пальцах, только бы не отпускать.
— Да, в твоем холодильнике хоть шаром покати, а я не ужинала. Да и ты, думаю, не откажешься от домашней еды.
— Я тоже пропустил ужин. Заснул над твоим домашний заданием, — усмехнулся Дима.
— И как тебе Августин? Что-то понял? — как же мне не хотелось говорить об учебе, но я не решалась заговорить о другом.
— Да, что не стоит воровать яблоки*...
— Ага, все верно. Образец европейской автобиографии как раз об этом. Пойдем, я приготовлю поесть и заодно расскажу тебе о значении трудов Августина для средневековой философии, — я взяла Смирнова за руку и повела на кухню. Он совершенно не сопротивлялся и даже переплел наши пальцы, отчего последние здравые мысли покинули голову. Но в дверях кухни Дима отпустил мою руку...
— А ты не напишешь мне план, как вчера?
— Напишу, — вздохнула я, — пока ты не готов сам что-то рассказывать.

Я принялась за готовку, попутно просвещая своего нерадивого ученика о зарождении христианской философии благодаря Святому Августину. Дима даже что-то конспектировал, а иногда и переспрашивал.

Весь Университет давным-давно спал и только в небольшом доме с зеленой крышей разносился аромат запеченной курицы и свежих овощей. Словно два преступника, мы разговаривали в полголоса, будто нас могут услышать.

— Зачем ты хочешь ужинать с моим папой? — как бы невзначай вопросила я.
— Тебя это волнует? — Смирнов изогнул одну бровь, снова надевая маску циничного ФСБшника.
— Конечно, ты ведешь расследование, и тут этот ужин... Ведь не просто так ты решил провести вечер с профессором Оболенки, который легко тебя раскусит? Надеюсь, ты ни в чем не подозреваешь отца?
— Это просто ужин, Лер, — слишком холодно и отстраненно сказал Дмитрий, подтверждая этим мои опасения, — профессор Ланской пригласил, а я не счел возможным отказать.

Я сделала вид, что поверила Диме и даже поухаживала за ним, наложив добавки. Индюк ел с таким аппетитом, что невольно вспомнилась реклама, которую часто крутили по телевизору, когда я была маленькой — путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Не знаю, что насчет сердца, но желудок Смирнова я точно завоевала.

После ужина суровый ФСБшник помог мне загрузить посудомойку, а пока я протирала стол в столовой, уснул в кресле. Глупая была затея заниматься полночи. Вставать через несколько часов, а мы оба невыспавшиеся.

— Дим, — я села на ручку кресла и легонько коснулась его плеча. Мужчина встрепенулся и тут же посерьезнел, пытаясь показать, что он не заснул. Это только позабавило. — Когда ты последний раз нормально спал?
— У меня много дел, — отмахнулся он, — на сон нет времени.
— Поэтому отпечаток книги на твоей щеке так долго красовался? — усмехнулась я. — Сколько ты проспал до того, как я приехала из Москвы.
— Это все из-за этой чертовой книги, — разозлился Смирнов. — Специально мне подсунула, чтобы я уснул. Не хотела со мной заниматься. Это же ясно, как день!
— Конечно, дело в книге. И да, я специально заставила ее читать. И учебный план Оболенки составила я, чтобы тебя довести, — в один миг волшебство ночи и наша мифическая дружба канули в лету. Как он мог? Зачем? Специально же меня изводил!
— Философия усыпляет. Почему я преподаю не физику... — простонал он и спихнул меня локтем с кресла. — Сломаешь еще, а мне чинить.
— С физикой у тебя, видимо, тоже проблемы. Иначе бы понял, что я не сломаю твое кресло, индюк! — вконец разозлилась я.
— В точных науках, Лерочка, я хорош. А вот это разглагольствование — не мое, — вздохнул Смирнов, протягивая мне руку и помогая подняться, — прости. Не знаю, что на меня нашло. Раздражаешь ты меня немного.
— В таком случае, ищи себе другого помощника.

Его чистосердечное неблагодарное признание безумно обидело. Я из кожи вон лезла ради Димы, а он... Захотелось разрыдаться, как школьнице. Я рванула к двери, но он успел меня перехватить и неожиданно практически вжал в себя, заключая в медвежьи объятья.

— Это комплимент такой. Ты не в том плане раздражаешь. Я неправильно выразился. А так ты мне нравишься. Лер, ты хорошая девчонка, готовишь вкусно, да и мне нравится с тобой время проводить, — индюк говорил мне куда-то волосы, сжимая еще крепче, чтобы я ни в коем случае не посмотрела ему в глаза.
— Тогда я точно ничего не понимаю, — сдалась я, обвивая руками его талию и с наслаждением вдыхая терпкий аромат мужского одеколона.
— И не надо. Не злись, в общем, — он замолчал, словно что-то обдумывая, а потом тяжело вздохнул. — Но в точных науках я действительно хорош.
— А вот у меня наоборот. Я — гуманитарий до мозга костей, — пробормотала я, — раз ты так хорош в точных науках, можешь объяснить принцип дополнительности Бора?
— Серьезно? — удивился Дима и выпустил меня из объятий.
— Да, совершенно. Откровенно говоря, я даже плохо помню в чем он заключается...
— Принцип дополнительности, Лер, — это один из важнейших принципов квантовой механики, — воодушевленно жестикулируя, начал Смирнов, — согласно этому принципу, для полного описания квантовомеханических явлений необходимо применять два взаимоисключающих или «дополнительных» набора классических понятий, совокупность которых дает исчерпывающую информацию об этих явлениях как о целостных. Например, дополнительными в квантовой механике являются пространственно-временная и энергетически-импульсная картины.
— Знаешь, ты сейчас рассказывал с таким воодушевлением, — улыбнулась я, — сразу видно, что это тебе интересно. Попробуй вести себя так на лекциях. Я понимаю, с философией тяжело, но найди в ней хоть что-то, что заинтересует тебя.
— Думаешь, это возможно?
— Конечно. Вот, например, мне никогда не давались точные науки. Но я всегда, у каждой теории пыталась переложить ее смысл на более понятные для меня вещи. Так и в философии.
— Черт, ты и правда умная девушка, — засмеялся Смирнов и потащил меня в гостиную.

Мы устроились на диванчике с книгами и тетрадками. Прикинув, что можно рассказать второкурсникам на лекции, я надиктовала Смирнову небольшой план и, пока он записывал, откинулась на подушку и прикрыла глаза...

Я проснулась от странного звука, который раздавался откуда-то поблизости. Спать хотелось безумно, но все же удалось продрать глаза. Я все также была в гостиной майора Смирнова, но только лежала на нем самом, а мужчина сладко спал негромко похрапывая и прижимая меня своей лапищей. Небыстро сообразив, что уснула, пока мой подопечный писал план лекции, я задумалась над тем, как он оказался рядом, тем более, что мы были укрыты пледом. Нужно было его разбудить, да и самой вставать, чтобы успеть добежать к себе, пока Оболенский городок не проснулся, но я дала слабину и снова удобно устроилась на лжепрофессоре. Дима что-то пробормотал во сне и, все так же не выпуская меня из объятий, перевернулся на бок. Теперь я оказалась подмята им.

— Дим, проснись, — я попыталась его сдвинуть, но бесполезно. — Майор Смирнов...

Он чуть потянулся и что-то промычал, откатившись назад. Потом медленно повел рукой от моей талии вверх, пока я не ударила локтем ему под ребра. Индюк вскрикнул и тут же вскочил.

— Хорошо, что в этот раз обошлось без заламываний рук, — недовольно пробормотала я, — мы заснули.
— Не один я сплю над философией, — усмехнулся он и сел на диване. — Ты уснула, я тебя укрыл и, видимо сам отрубился, — он зевнул и посмотрел на часы. — Еще рано. Хочешь, можешь сходить у меня в душ, а потом провожу тебя до корпуса.
— Нет, спасибо. Чтобы нас увидели вместе, а потом пустили слухи? — я не спеша поднялась с дивана и потянулась.
— Сейчас слишком рано, чтобы встретить кого-то...

Мне показалось, или он действительно хотел меня проводить? Я посмотрела на Смирнова, но его лицо осталось непроницаемым. Видимо, я выдала желаемое за действительность.

— Это не лучшая идея. Я дойду сама, тем более в Оболенке все свои.
— Даже среди своих могут быть те, кто причинит зло.
— И тем не менее, я дойду сама и душ приму у себя, — я прошла в прихожую и стала обуваться, и Смирнов последовал моему примеру, — ты не понял? Не нужно меня провожать!
— Вот упертая, — только усмехнулся он и натянул куртку, игнорируя правила приличия и не подавая мне пальто, — пошли.

Мы вышли из Диминого дома в полном молчании и за всю дорогу так и не заговорили. К жилому корпусу Смирнов повел меня через главную аллею и, когда дошли до фонтана, вдруг потянул под широкую вековую иву.

— Что ты... — не успела договорить я, как он закрыл мне рот ладонью.
— Тш... Кто-то есть в учебном корпусе, — прошептал он.
— Кто? — удивилась я.
— Не знаю, но точно видел кого-то в том проходе, — он махнул головой в сторону широкой галереи, которая вела к залу риторики.
— Можешь описать, что именно ты видел? — заволновалась я.
— Не могу точно описать, какое-то темное пятно, — говорил он, не сводя глаз с Университета, — стой здесь, и ни шагу. Я проверю.

Дима ловко вынул из-под куртки пистолет и прошмыгнул через газон к зданию Университета. Странно, что я даже не заметила, как он спрятал оружие, пока мы собирались. А тем временем, Смирнов уже был под окнами галереи. Он присел на корточки и заглянул внутрь, после чего в полусогнутом положении попятился вдоль окон, пока не скрылся за углом.

На улице разыгрался сильный ветер, а полная луна по-пушкински проглядывала бледным пятном сквозь тучи. Я поежилась не то от холода, не то от страха и стала просить высшие силы, будь то ангелы, боги или судьба, поскорее вернуть мне Смирнова. Те минуты, что его не было, показались мне вечностью, поэтому, как только я услышала его шаги (а их бы я не спутала ни с какими другими), выскочила ему навстречу.

— Не понимаю, что за чертовщина. Я видел его...
— Кто это был?
— Ума не приложу. На нем был черный плащ с капюшоном и белая маска. Может репетиция Хэллоуина?
— Он пошел в зал риторики, но так и не вышел? — догадалась я.
— Откуда знаешь? — нахмурился Смирнов и, подхватив под локоть, повел к моему корпусу.
— Я уже его видела. Так же рано утром в учебном корпусе в таком же костюме: черный плащ, маска. Он зашел в зал риторики и словно испарился.
— Давай-ка подробнее, — строго сказал Дима, беря меня за руку и переплетая наши пальцы с такой силой, что стало ясно, как он зол.

Пока мы шли, я рассказывала Смирнову о той моей ночной вылазке. Сейчас уже было бессмысленным что-либо утаивать, и я призналась, что хотела обыскать аудиторию Радзинского, не верю в несчастный случай и убеждена, что это убийство. Кроме этого, посвятила Диму в свои открытия символики гравюр и догадки относительно смерти Пети Авилова. Единственное, о чем умолчала — предупреждения отца.

— Почему не сказала все сразу? — процедил индюк в такой злостью, что захотелось провалиться сквозь землю. Он дернул меня за руку и поднял за подбородок лицо, до боли его сжимая. Спрятать глаза не получилось, и я поежилась от его яростного взгляда.
— Ты сам ничего не рассказал про свое дело...
— Я и не должен, — отрезал он, — а вот ты должна была все выложить. Нашла себе веселое приключение? Что? Вдруг наскучило зажиматься по углам с Ниловым и решила погеройствовать?
— Не смей так говорить со мной! — вспылила я.
— А как мне говорить с тобой? — прошипел Дима, вдруг вспомнив, что мы стали слишком громкими.
— Думаешь, я занимаюсь этим от скуки?..
— Слушай меня внимательно, — Смирнов сильно меня встряхнул, словно пытаясь сбить спесь, — если решишь сунуть нос в это дело, живо отправлю тебя отсюда. Все, что от тебя требуется — это помогать мне с занятиями. И только попробуй ослушаться. Поняла?

Я молча отвела взгляд, но индюк снова меня тряхнул.

— Поняла?
— Да, — сдалась я, сознавая, что спорить бесполезно, но решив все равно сделать по-своему.
— Смотри, чтобы без глупостей.

Дима проводил меня до двери комнаты, спокойно пройдя мимо спящего вахтера. Мы не разговаривали и даже не прощались. Я молча ушла к себе, громко хлопнув дверью, посылая к черту все предосторожности.

Примечания:
*«Исповедь»— общее название 13 автобиографических сочинений Августина Блаженного, написанных около 397-398 года н. э. и рассказывающих о его жизни и обращении в христианство. Один из эпизодов – рассказ о воровстве яблок в юности.