Тайна Оболенского Университета

57. Поражение

то такое борьба? Борьба — это схватка, в которой противники стараются осилить друг друга. Борьба — это нечто присущее природе человека. Борьба — это неотъемлемая часть нашей жизни. Истоки борьбы следует искать в первобытное время. Необходимость добычи пищи, собственной защиты и защиты сородичей вынуждала первобытных людей быть готовыми ко встрече с врагом. Со временем у человека появляется оружие, которое, проходя долгие стадии эволюции, становится все более совершенным. В современном мире одним из наиболее действенных оружий становится шантаж. Имея в руках нечто важное для противника, можно получить полную власть над ним, практически ничем не жертвуя. В нашей борьбе с тайным обществом «Калокагатия» ректор Серов выбрал именно шантаж.

— Дмитрий, я дам вам время собрать вещи и покинуть Оболенский Университет, но собираться вы будете под присмотром моих молодцев, — Серов кивнул мужчинам, и те моментально напряглись.
— Хорошо, мы соберем вещи, и немедленно уедем с Лерой из вашего гадюшника, — процедил мой майор.
— Вы не поняли, — омерзительно улыбнулся Серов, — Лера останется здесь. Ее вы больше не увидите.
— И не мечтай, падла! Без Ланской не уеду! — Дима хотел рвануть к ректору, но шавки Серова его быстро схватили.
— Нет! — закричала я, когда один из «молодцев» со всей силы ударил Смирнова в живот. Я хотела кинуться на мерзавца, но мужчина оттолкнул меня так, что я улетела на пол, ударившись локтем.
— Только тронь ее! — Дима снова сделал попытку вырваться, но опять получил удар.
— Дмитрий, никто не собирается обижать Валерию. Более того, вы также будете в полной безопасности, если не станете лезть в наши дела.
— Я никуда не уеду без Ланской. Хотите, чтобы я оставил вас в покое? Хорошо. Но я заберу Леру...
— Вы не в том положении, чтобы указывать. Немного введу вас в курс дела, и вы сам все поймете, — Серов кивнул обслуге, и те силой усадили Диму на диван. — Так вот, Валерия слишком важна для нас, и мы не собираемся терять такой важный экземпляр.
— Что?! Какой к черту экземпляр?! — взвыл Смирнов и с ужасом посмотрел на меня, будто я не человек вовсе...

От такого взгляда я непроизвольно поежилась. Выходит, мы были правы: я всего лишь подопытная крыса этих мерзавцев? Я не такая, как мои однокурсники, друзья, любимый мужчина. Так что же я на самом деле, ведь мои чувства самые обычные? Люблю, боюсь, желаю, чувствую боль — в чем я другая? Почему экземпляр?! Прикрыв глаза, чтобы не дать себе расплакаться, я отвернулась.

— Лера, посмотри на меня, — приказным тоном отчеканил Смирнов, и я поддалась. — Быстро выкинь из головы все, что надумала! И я тебя тут не оставлю!
— Очень по-геройски, майор, — громко рассмеялся ректор. — Я впечатлен. Жаль, что на своих занятиях вы не были столь уверены. У нас давно появились подозрения на ваш счет, но мы присматривались. И было любопытно наблюдать за Ланской. Она так близко подобралась к нам. Согласитесь, если бы не она, вы бы не продвинулись так далеко? Не так просто найти замену в середине учебного года, — наигранно вздохнул он, состроив гримасу сожаления, и тут же снова заулыбался, — но мы как-нибудь справимся. Передадим ваш курс до конца года другому преподавателю, а с будущего сентября оформим Валерию.
— Я не стану с вами работать, — поморщившись, как от кислого лимона, кинула я.
— Валерия, ты уже дала согласие — это раз, и у тебя нет выбора — это два, но об этом поговорим позже, когда наш друг Дмитрий покинет Оболенку.
— Я покину ее только с Лерой! — отрезал Смирнов.
— Повторяю, Ланская останется здесь, потому что в противном случае вы не доедете до города: дороги перекрыты нашими людьми. Выбирайте, Дмитрий, уезжаете один немедленно, забываете про Оболенку, закрываете расследование и возвращаетесь к обычной жизни, или, — Серов перевел на меня оружие и снял пистолет с предохранителя, — Валерия умрет.
— Ты блефуешь, гад! Сам же говорил, что Лера слишком ценный... экземпляр, — Дима поморщился на последнем слове и метнул в мою сторону виноватый взгляд.
— Да, это так, поэтому ее нельзя выпускать во внешний мир, но если надумаете ставить палки в колеса, то придется от нее избавиться. У нас в запасе есть Нилов. Он получен в результате той же серии опытов.
— Кто мы? — вопросила я.
— Вы третий и самый удачный на данный момент этап создания идеального человека. Калокагатия, Лерочка, калокагатия...
— Чем же мы отличаемся от остальных?
— Хм... Вспомни, когда ты последний раз болела? У тебя была ветрянка, корь, краснуха? Какое у тебя зрение?..

Я закрыла лицо руками... У меня было идеальное зрение, а когда случилась последняя простуда, не могла вспомнить. В детском саду, когда была эпидемия ветрянки, и я, того не зная, общалась с заболевшей девочкой, сама чудом не заразилась...

— А твои результаты в беге, легкой атлетике, танцах? Я молчу про учебу, — с упоением продолжал Серов.
— Что вы со мной сделали? Как?
— Когда твоя мать забеременела, твой отец давал ей специально разработанные препараты. Кроме того, она получала энергетику священных дольменов, когда по ночам Ланской привозил ее в подземелье. Он гордился тем, что сам лично руководит третьим этапом... Ты его детище не только генетически.
— Что?! Папа?! Я не верю...

Отец признался Захару, что был замешан во всей этой дряни с тайным обществом, но ни словом не обмолвился, что проводил эксперимент на беременной жене. Кто врал: папа — Захару или Серов — мне?

— Я знал, что ты не поверишь, — ректор полез во внутренний карман пиджака и протянул мне фото.
— Что это?..

Но ответ мне был не нужен. На фотографии был мой отец рядом с хорошо знакомыми мне преподавателями. Они позировали напротив спящей на каталке мамы, и происходило это в том самом зале, среди дольменов, где выступал Верховный. Выходит, врал папа... Но почему он соврал Захару, что ничего не знал о деятельности Калокагатии? Ему было стыдно? Боялся, что Нилов его осудит? А может быть, сам хотел забыть об ошибке молодости. Но как же мама? Как же я?

— Дмитрий, отдайте ваш мобильный, — обратился Серов к Диме, но тот и бровью не повел. — Как хотите... Ребят, дайте сюда его телефон.

Молодцы Серова, отвесив моему возлюбленному еще пару ударов, разбив при этом губу и скулу, вытащили у него из кармана мобильный, и протянули боссу. Ректор не стал просматривать звонки, сообщения и почту, он бросил сотовый в стену, и тот разлетелся на десяток кусков.

— Валерия, твой отдашь добровольно, или мне просить помощи?

Я понимала, как глупо пытаться утаить телефон, и протянула его ректору. Он разбил и мой мобильный.

— В любом случае, майор Смирнов, вы не дозвонитесь Лере. Над Оболенкой уже устанавливают глушители, и скоро сотовая связь пропадет.
— Зачем вам это надо? — вопросил Дима. — Думаете, студенты не взбунтуются? Не все же такие психи, как вы!
— Со студентами мы как-нибудь разберемся. В конце концов, у нас опыта общения с молодежью побольше вашего. А мы не хотим, чтобы у Леры был соблазн вам позвонить. Чем раньше она вас забудет, тем лучше. А теперь — вам пора!
— Отдайте мне Леру! — практически взвыл Дима, но снова получил удар по лицу.

Во мне закипала ярость. Я не могла смотреть, как эти уроды избивают моего любимого. Идея пришла молниеносно, и руки потянулись к торшеру так резво, что я не успела подумать о последствиях. Размахнувшись, я со всей силы ударила им одного из обслужников. Мужчина не сразу сориентировался, а я уже кинулась к Диме, но двое других оказались расторопнее и перехватили меня. Смирнов попытался прийти на помощь, но тот, который получил торшером, нарочито замахнулся на Смирнова.

— Хватит! — крикнул ректор, направляя на нас оружие. — Живо угомонились! Нашему Ромео пора. Проводите его за вещами.

Обслужники подхватили Диму под руки и потащили к лестнице. Он брыкался, но каждый раз получал неслабый удар от своих мучителей, а я про себя молила его не сопротивляться. Этот бесполезный героизм ни к чему, а у меня сердце обливалось кровью...

— Валерия, сядь, — Серов указал дулом пистолета на диван. — Мы просто поговорим. Теперь мы с тобой партнеры...
— Я вас ненавижу... Как же вас ненавижу! С чего вы вообще решили, что я буду с вами сотрудничать?!
— Потому что ты его любишь, — он кивнул на второй этаж, где в своей спальне скрылся Дима, — и не хочешь, чтобы мы поступили с ним так, как с обычной помехой. Предлагаю сделку, ты работаешь с нами, а мы не трогаем майора Смирнова. Более того, раз в месяц тебе будет предоставляться отчет о его жизни. А вот если откажешься, то твой майоришка умрет долгой и мучительной смертью. Только представь часы пыток, за которые он сам будет молить о смерти...
— Хватит! Замолчите!

Горячие слезы катились по щекам, капали на блузку, оставляя на ней разводы, руки дрожали, во рту пересохло, а на языке появилась неприятная горечь. Но все это было пустотой в сравнении с тем, как изнывало мое сердце.

— Мы будем медленно, один за другим вырывать его ногти...
— Хватит! — я закрыла руками уши.
— Потом дойдет очередь до пальцев...
— Перестаньте! — стала раскачиваться из стороны в сторону, надеясь больше ничего не услышать.
— А глазные яблоки...
— Я согласна! — прокричала я в отчаянии. — Согласна, слышите?!
— Не сомневался, что ты сделаешь правильный выбор, Валерия! Кстати, тебе не будет одиноко. Юрий Нилов будет работать с нами.
— Его вы тоже шантажом заставите?
— Нет, что ты? Юрий пока не знает о нашей деятельности. Его мы введем в курс дела тогда, когда он проникнется нашими идеалами. Это будет безболезненно, а не так, как с тобой.

На лестнице послышались шаги, и я обернулась. Дима шел сам, держа в руках небольшую дорожную сумку. Он явно собрал не все вещи, но больше взять с собой ему не позволили.

— Не сметь прощаться! Не сметь говорить друг с другом! — Серов снова навел на меня оружие. — Майор, одно слово, и я прострелю твоей обожаемой Ланской правую коленку. С этого момента ты забудешь о ее существовании, мы будем следить!
— Тварь, — прошептал Дима.
— Я сказал молчать! — взревел Серов, и я зажмурилась, боясь дикой боли от огнестрельной раны, но он не выстрелил. — Если ты, майор Смирнов, продолжишь свое расследование, то получишь ненаглядную по почте частями. Я не шучу. А теперь иди!

И он ушел... ушел, ни разу не оглянувшись, сел в машину, которую уже кто-то подогнал, и с ревом газанул. Я не могла этого вынести и, вскочив с дивана, не обращая внимания на ругань Серова, бросилась на крыльцо. Не знаю, видел ли Дима в зеркало, как я выбежала на дорогу и обессилено рухнула на колени прямо на асфальт. Не знаю, слышал ли сквозь шум двигателя мой вопль. Не знаю, чувствовал ли такую же раздирающую душу боль, не оставляющую места иным чувствам.

На следующее утро за завтраком весь Оболенский университет обсуждал аварию на вышке сотовой связи, из-за которой мы остались без мобильных и интернета. Серов громогласно заявил, что лично будет контролировать вопрос решения этой проблемы, а пока у нас есть прекрасная возможность читать настоящие бумажные книги в нашей обширной библиотеке. Также он сообщил прискорбную новость, что уважаемый профессор Романов Арсений Витальевич был вынужден покинуть Оболенский Университет по семейным обстоятельствам, его занятия временно заменят другими дисциплинами, а потом найдут замену.

Все время в столовой я чувствовала на себе тяжелый взгляд Захара. Новость об увольнении Димы его обескуражила, зато ответила на вопрос, почему накануне вечером мы не отправились в подземелье. Когда я после завтрака шла к учебному корпусу, преподаватель меня догнал.

— Лера! Лера, надо поговорить! — запыхавшись, выпалил он.
— Не о чем, Захар Артемович, — пожала плечами я, стараясь выглядеть равнодушной, когда внутри все сжалось от страха, что нас увидят.
— Что случилось?! Почему Димка уехал?! — игнорируя мою холодность, вопросил Нилов.
— Захар Артемович, я спешу на занятия. И вам тоже следует идти работать, — отчеканила я.
— Лера?! Что такое ты несешь? А как же расследование?
— Нет больше никакого расследования. Забудьте!
— Но мой брат...
— Так будет лучше всем, — перебила я. — И прекратите назвать меня Лерой! Ланская или Валерия, как больше нравится. И на «вы», пожалуйста...
— Ясно. Зайди сегодня ко мне на кафедру после пар, — немного успокоившись, сказал мужчина, но все еще не понимая, что теперь мы не союзники.
— Ничего вам не ясно. Все кончено. Я теперь с ними.
— Как с ними? — Нилов в ужасе отшагнул от меня. -Как ты можешь такое говорить?! Твой отец...
— Не говорите мне про отца! Он самый настоящий мерзавец. Вы ошиблись на его счет. Грехи, что он совершил, не искупить поздним раскаянием. Теперь я плачу за них! — я перевела дыхание и заговорила прежним дружественным тоном: — Захар, забудь обо всем, что ты узнал. Забудь о том, чтобы вытащить Юрку. Все кончено. Мы потерпели поражение. Окончательно и бесповоротно.