Тайна Оболенского Университета

38. На пути к истине

Игра-головоломка, в которой требуется составить мозаику из множества фрагментов рисунка различной формы — именно так определяют слово «пазл». Сам этот термин означает «недоумение, замешательство, загадка, ломать голову, разобраться в чем-то, распутать» — так много слов, которые по сути сводятся к одному и тому же. С детства я любила собирать пазлы и, в отличие от многих сверстников, никогда не считала это занятие скучным. Будучи уже взрослой девушкой, передо мной снова встала задача собрать картину из кусочков. Правда, на этот раз все было куда сложнее.

Наше с Димой расследование было чересчур запутанным. Мы прошли длинный путь, но казалось, не преодолели и половины. Для того чтобы докопаться до истины, нужно было найти истоки тайного общества, орудовавшего в Оболенке, а значит вернуться к моменту основания Университета. Мне повезло, что в моей Alma-Mater трепетно относились к истории, и за несколько часов в библиотеке мне удалось собрать множество фактов, благодаря которым, мы с Димой оказались на пути к правде. Вот только в ту ночь в библиотеке я была не одна.

***

Я замерла в ожидании чего-то страшного, но все было тихо. В том месте, где мгновение назад заметила движение, сейчас все также грозно и одиноко возвышался стеллаж с литературой эпохи ренессанса, но я точно знала, что мне не показалось. Взять себя в руки, взять в руки, — твердила себе я. — Нельзя, чтобы этот человек понял, что выдал себя. Сделать вид, что ничего не заметила. Но как бы я ни притворялась сильной, страх подчинял меня себе. Дико хотелось убежать, но нельзя было поддаваться панике!

Медленно я вернулась за свой стол и снова опустила глаза в книгу. Слова расплывались в светло-серые пятна, а сердце стучало все сильнее. Я чувствовала чье-то присутствие, ощущала на себе его взгляд. Тело покрылось мурашками, и меня сковал озноб. Не поднимая головы, я снова посмотрела на отражение в окне, но никого не увидела. Значит, незнакомец не планировал нападать на меня, но все равно лучше было поскорее убраться из библиотеки. Но что если он этого и ждет? Если перехватит меня в коридоре или на темной улице? Опять единственным человеком, к которому я могла обратиться, был Дима. Я вынула из кармана телефон и быстро набрала ему сообщение:

«Я в библиотеке и не одна. За мной кто-то следит. Мне страшно. Забери меня!»

К счастью, Дима не спал, и ответ пришел практически сразу:

«Иду за тобой. Никуда не уходи и не делай глупостей! Скоро буду!»

Не уходить, ждать, — твердила я про себя, как мантру, делая вид, что все еще читаю книгу. Время словно остановилось, минуты тянулись, как часы. Чтобы как-то отвлечься, я стала представлять Смирнова: вот он надевает пальто, вот выходит из дома, проходит по аллее... Телефон засветился новым сообщение, Дима пришел раньше, чем я предполагала, видимо, бежал за мной. Глупая улыбка заиграла на губах, но тут же исчезла, стоило подумать, как нелепо этому умиляться в подобной ситуации.

«Жду у главного входа. Позвони мне, но не отвечай. Телефон убери в карман, чтобы я слышал твои передвижения. Собирайся и выходи, как будто ты никого не замечаешь. Не торопись, но и не задерживайся».

Я четко выполнила все Димины инструкции, хотя было безумно страшно расставлять по местам книги, зная, что за очередным стеллажом могу натолкнуться на того, кто за мной следил. Дверь в библиотеку я закрыла за собой на ключ, в глубине души надеясь, что тот человек остался внутри и не сможет выбраться. Конечно, я прекрасно помнила и про подземелье, и про тайные ходы, так что даже в коридоре не почувствовала себя в безопасности. Хотя Дима просил не торопиться, чем ближе я подходила к выходу, тем быстрее был мой шаг. На улицу я практически выбежала и тут же меня схватили. Я не успела закричать, как чья-то широкая ладонь накрыла мой рот.

— Не кричи, это я, — прошептал Смирнов на ухо, и я тут же обмякла в его руках. Он развернул меня к себе и крепко обнял, а я прижалась к его груди, чувствуя наконец безопасность. — Все хорошо, Лер, пойдем домой.
— Угу, — пробормотала я.

Индюк взял меня за руку и повел в сторону своего коттеджа. Спорить с ним сейчас не было сил. Я решила позволить себе эту поблажку после пережитого стресса, поэтому только сильнее сжала его ладонь.

Мы зашли в дом, и Индюк галантно помог мне снять пальто. Он улыбался так открыто и искренне, что хотелось верить, будто Смирнов превратился в нормального человека. К сожалению или к счастью, я не была так наивна, чтобы снова поддаться чувствам. Как только мое пальто оказалось на вешалке, я, не дожидаясь Димы, прошла в гостиную и устроилась в кресле, чтобы не делить с ним диван.

Смирнов замялся на пороге гостиной, нахмурился, словно что-то обдумывал, и, громко вздохнув, подошел к креслу, где я сидела. Он хотел что-то сказать, но, видимо, так и не решился, вместо этого Индюк беспардонно поднял меня и сам уселся на мое место. Такого нахальства я не ожидала, это переходило все границы. Я уже собиралась пойти на диван, но мерзавец ухватил меня за руку и потянул на себя.

— Ты что делаешь, придурок? — возмутилась я, но было поздно. Индюк силой усадил меня себе на колени.
— Лер, я просто хочу быть к тебе ближе. Я испугался за тебя... Если бы ты знала, как я бежал к библиотеке... — он уткнулся носом мне в шею и громко вдохнул, вызывая россыпь мурашек по телу и одновременно пугая воспоминанием о болезненной ночи с ним.
— Но я не хочу быть ближе к тебе! Заруби это себе на носу! — я оттолкнула его, но Смирнов не отступал, на мою попытку снова закричать, чтобы пустил, он грубо меня поцеловал. Я не ответила на поцелуй, и вместо этого отвесила звонкую пощечину.
— Ай, Ланская! — он потер щеку и недовольно поморщился.
— Да как ты можешь? Совсем ни во что меня не ставишь? Снова хотел воспользоваться?! — паршивки-слезы появились в самый неподходящий момент, руша весь мой образ сильной женщины. Какой, к черту, сильной, если Индюк не боится снова и снова унижать своим поведением? Было до одури обидно, что даже в такой момент, после того страха, что испытала в библиотеке, он вел себя, словно я — доступная женщина.
— Не хотел я пользоваться! И в тот раз не хотел! Ты же знаешь, что мне нравишься, я видел, что ты тоже хочешь! Сама мне отвечала на поцелуи и ласки... А когда все началось... Да какой нормальный мужик остановится?! — Индюк побагровел то ли от злости, то ли от стыда. Ему же лучше если от последнего.
— Какой же ты идиот, — процедила я. — Мне было дико больно от того, что ты со мной сделал, но куда больнее — от того, что сказал.
— Лер, я... В общем, это была защитная реакция: наговорил гадости только потому, что не знал, как себя вести. Почему-то в тот момент казалось, что так будет правильнее, но когда ты ушла, понял, как сильно мне нужна... и не только как напарник.
— Нет, Дим, — горько усмехнулась я. — С меня хватит. Это казалось забавной романтичной игрой укротить строптивого ФСБшника, только игра оказалась слишком жестокой. Расс-ле-до-ва-ние, — по слогам произнесла я, — только расследование. Больше ничего.
— Ланская... Лера... я...
— Лучше мне уйти.
— Нет! — он вскочил с кресла. — Никуда не пойдешь!
— Силой удержишь?! — я шагнула к нему, пытаясь показать, что не боюсь его.
— Если нужно, то да. В данном случае, самое разумное — переночевать у меня.
— В каком случае?
— Расследование, Ланская, расследование, — протянул он. — Тебя видели в библиотеке, мало ли что... Хочешь ночевать одна в своей комнате?

Индюк все ловко провернул, надавив на живое. Мне действительно совсем не хотелось быть одной. Я боялась... еще как боялась. Видя мою растерянность, он в два шага оказался рядом, подхватил меня на руки и понес на второй этаж. Только наверху лестницы я сообразила, что должна сопротивляться, но Смирнов прервал жалкую попытку вырваться из его рук.

— Ланская, угомонись, не собираюсь приставать к тебе. Сейчас сходишь в душ и ляжешь спать. Одна. Поговорим утром.
— Нам не о чем разговаривать! — гордо заявила я, на что услышала только смешок.
— О расследовании, Ланская, поговорим. Ты же что-то откопала в библиотеке?
— Да, — смутилась я, — и хотела сейчас с тобой об это поговорить.
— Думаю, потерпит до утра. Сейчас мы оба не в том настроении, чтобы говорить о деле, — он опустил меня на пол у порога спальни. — Я буду внизу, если понадоблюсь.
— Не льсти себе. Не понадобишься, — не удержалась и съязвила я.
— До завтра, Ланская.
— Уже до сегодня, — глядя на часы, вздохнула я.
— Тем более. Скоро вставать на пары, так что спи, — кинул он, развернулся и чуть ли не бегом бросился вниз.

Утром меня ждал завтрак, точнее его подобие. Я проснулась еще до будильника, почувствовав неприятный запах гари. Быстро одевшись и даже не умываясь, я сбежала вниз и увидела Индюка. Он стоял перед плитой и бранился отборным матом на почерневшую сковородку, которая и стала причиной вони.

— Что ты творишь?! — поморщившись, возмутилась я, подошла к Индюку и забрала у него горелую посудину.
— Это были блины. Завтрак тебе готовил, — пробормотал он.
— Мне? — удивилась я и внимательно посмотрела на ФСБшника, чтобы понять, шутит он или нет.
— Тебе. Обычно ты готовишь, сегодня решил тебя порадовать.
— Порадовал. Обычно я только готовлю, а сегодня еще и убирать.
— Оставь, Лер, — он попытался забрать у меня сковороду, но я не дала и юркнула к мойке.
— Угомонись, — прошипела я. — Сейчас сделаю нам омлет.

Я не хотела за ним ухаживать, как раньше, не чувствовала душевного подъема от осознания, что готовлю любимому, да и любимого больше не было. Конечно, было бы ложью сказать, что к Индюку больше ничего не чувствую, просто теперь влюбленность в него воспринималась как форма мазохизма, а на такое я не была согласна.

Мы позавтракали в полном молчании, до занятий оставалось не так много времени и говорить о расследовании не имело смысла. Других тем для разговора не нашлось.

— Лер, зайдешь ко мне после занятий и все обсудим, — деловито произнес он, превращаясь из нерадивого домохозяина в строгого майора.
— Хорошо.
— И будь аккуратна, пожалуйста. Старайся все время держаться в компании и не оставаться одна.
— Думаешь, меня решат убить или похитить?
— Нет, но хочу быть спокоен.
— Ладно.

Вопреки опасениям Индюка, день прошел как обычно. После двух пар у меня был зачет по всеобщей истории, который я успешно сдала, получив допуск к экзаменационной сессии, и с чистым сердцем отправилась на кафедру средневековой философии.

— Ланская, а вот и вы! — громко воскликнул Смирнов, обращая на меня внимания Игоря и Леши —студентов-должников со второго курса, усердно пишущих что-то за последней партой. — Пока эти господа готовятся отвечать, обсудим вторую главу вашего диплома.
— Арсений Витальевич, может быть подожду пока ребята ответят?
— Нет, Ланская, мы не можем откладывать нашу работу и дальше. Садитесь, — он указал на первую парту у своего стола.
— Что ты делаешь? — прошептала я.
— Молчи и рассказывай про диплом, — тихо ответил он. — Потом объясню.

Я приняла условия игры и стала говорить о своих наработках. Конечно, Дима ничего не понимал, но с умным видом слушал, изображая, будто знает, о чем идет речь. Он прервал меня, когда ребята были готовы отвечать и, сообщив, что моя работа слишком поверхностна, просил дождаться, когда закончит принимать зачеты.

Разозлившись на него окончательно, я демонстративно поднялась из-за парты и ушла в конец аудитории. Пусть это была всего лишь игра на публику, но как он смел оскорблять мой труд? Нерадивые студенты быстро разделались с долгами, и Смирнов, расписавшись в зачетках, отпустил их на каникулы.

— Дима, что за черт? — как только мы остались одни, я подлетела к столу Индюка и грозно посмотрела на мужчину.
— Лера, сегодня утром, когда ты от меня уходила, тебя видел Нилов!
— Юрка?!
— Хуже. Его брат.
— Захар?! Черт!

Сердце стало отбивать чечетку, я не выдержала, встала из-за парты и принялась ходить по аудитории. Будучи преподавателем Оболенки, Захар Нилов вполне мог быть членом здешнего общества, и тогда...

— Лер, успокойся, я ему сказал, что ты забегала до занятий из-за диплома, что задолжала наработки, — он взял меня за руку, чтобы я остановилась, но тут же отпустил, поймав мой недовольный взгляд.
— И он поверил?
— Не знаю, но я решил разыграть эту сцену перед студентами.
— Черт! Черт! Черт!
— Лера, сейчас Захар не самое важное. Ты хотела мне рассказать о том, что нашла в библиотеке.
— Да, — я снова села за парту, перевела дыхание и начала свой рассказ.

Моя Alma-Mater была основана в XVIII веке Петром Семеновичем Оболенским с личного разрешения императрицы Екатерины Второй. Этот факт давно был нам известен, как и то, что в создании Университета активное участие принимали иезуиты, с которыми Петр Семенович познакомился в Праге. Хотя часть иезуитов находилась на территории Российской империи еще до тысяча семьсот семьдесят девятого года (основание Оболенки) после первого раздела Речи Посполитой*, их положение оставалось шатким, и никаких особых привилегий они не имели. Настоящая надежда на возрождение ордена появилась с основанием Университета, но мы знали, что не все иезуиты пережили суровую зиму семьдесят девятого, поэтому их орден не смог утвердиться на территории Российской. Эти факты не привлекали особого внимания, пока я не взглянула на них свежим взглядом, и первый вопрос, который возник: как в конце восемнадцатого века десятку образованных человек удалось погибнуть от холода? Отправляясь в Россию, они должны были знать об особенностях страны и ее климате. Я поняла, что здесь кроется что-то еще и решила найти какие-нибудь сведения о прибывших иезуитах и мне это удалось.

Экспедицию в Россию возглавлял Кониас Браге — монах-иезуит и близкий друг князя Оболенского. Именно Браге обучал Петра Семеновича знаниям своего ордена, вот только он сам имел отличную от прочих иезуитов точку зрения на многие вещи. Кониаса Браге не любили за радикальные воззрения, неприличную любовь к античной философии и литературе, чрезмерную активность в политических вопросах и... уход от идеалов католичества. Казалось бы нонсенс для монашеского ордена. Так и было. Браге хотели изгнать и даже обвинили в ереси, но тут ему на помощь пришел князь Оболенский. Он практически «выкупил» своего друга и увез его в Россию.

В Российскую империю Кониас Браге прибыл почетным гостем, а отнюдь не как беглец. Он был представлен императрице и очаровал ее своей эрудицией. Вместе с князем Оболенским Браге изложил Екатерине проект нового Университета, который должен был стать достойным соперником Сорбонны, Оксфорда и Болонского университета. Вот тут появляется еще один интересный факт — Оболенский и Браге заявили, что Имперский университет, а именно так сначала называли Оболенку, может превзойти своих старших сородичей, если будет возведен на месте, обладающем особой силой, а именно в районе древних мегалитов. Екатерина Вторая не отличалась любовью к мистике и, скорее всего, не придала значения выбору места, поэтому спокойно разрешила строительство именно здесь.

Прознав о положении, которое занял Браге в России, пражские иезуиты решают этим воспользоваться. Они отправляют лучших представителей ордена якобы в помощь своему бывшему соратнику, а на деле желая обрести силу вдали от гонений. В России для иезуитов было безопасно, потому что Екатерина Вторая не приняла буллу, написанную Папой Римским о роспуске ордена иезуитов. Браге радостно встретил монахов на своей новой родине и вместе с ними организовал строительство на средства Оболенского. Когда Университет был практически достроен, а его библиотека пополнилась пересланными из Праги фолиантами, бывшие соратники Браге стали погибать один за другим. О том, как это случилось монографии умалчивают, но я предположила, что неугодные монахи стали пленниками Университета, их просто-напросто насильно заморозили, ведь выжили только те, кто находился в хороших отношениях с Кониасом Браге. К такому же мнению пришли и в Праге, где объявили Кониаса Браге предателем и убийцей. Он же, в свою очередь, чувствуя опасность со стороны прежних приспешников, уходит в тень, громко заявляя, что Университет полностью детище Оболенского.

Не прошло и десяти лет, как Оболенка превратилась в центр культуры, искусства и науки, а его выпускники — достойнейшими членами общества. В нем преподавали видные деятели науки и культуры того времени, в том числе и европейские.

— Получается, Оболенка была основана Кониасом Браге, — потирая подбородок, задумчиво произнес Дима, — и мы можем допустить, что Университет для него был не образовательным учреждением, а собственной вотчиной, где он собрал приверженцев своих идей.
— Именно! Думаю, открывая Университет, Браге находил людей для вербовки в свое тайное общество.
— Но в чем суть его идей? Это ты так и не сказала.
— А это мне узнать и не удалось, — вздохнула я.
— Как так?
— Ни одного письменного источника, где излагаются идеи Кониаса Браге в Оболенке нет и никогда не было. Дабы сохранить в тайне свою деятельность, все учения и наставления Браге передавались из уст в уста. Прямо, «Четыреста пятьдесят один градус по Фарингейту», — усмехнулась я.
— Что? — Смирнов сильнее нахмурился и стал похож на замерзшего воробья, отчего я не сдержала улыбки.
— Рей Брэдбери, «Четыреста пятьдесят один градус по Фарингейту» — роман-антиутопия, в нем описывается мир, где запрещены книги, но не все согласны с таким порядком, они хранят книги в своей памяти. Они заучивали книги наизусть и передавали их из уст в уста. С учением Браге вышло также. Но все же кое-какой источник сохранился, правда, не здесь.
— Что за источник?
— Некий манифест, в котором излагаются основные идеи предателя-иезуита. Этот манифест был написан им еще в Праге и спрятан перед тем, как Браге арестовали.
— Хм... — Индюк снова почесал подбородок. — Получается, чтобы узнать цель тайного общества Оболенки, у нас есть два пути: поймать «языка», то есть кого-нибудь из них, и заставить пересказать этот манифест, или же найти письменный источник.
— Но если мы схватим кого-нибудь из членов общества, то выдадим себя, — нахмурилась я.
— А у тебя есть идеи, где может хранится манифест? И вообще, он мог дойти до наших дней?
— Не знаю... Прошло более двухсот лет... Бумага могла не сохраниться.
— А место? У тебя есть предположения, где Браге его спрятал.
— Да. Помнишь, я говорила, что в Праге есть бывший иезуитский коллегиум?
— Что-то такое припоминаю. Название у него странное такое...
— Клементинум. Там жил и работал Браге вплоть до своего ареста. В одной из книг я прочитала, что первоисточник манифеста хранится там, где его спрятал Кониас Браге — в штабе иезуитов. Это объясняет также и то, почему он не вернулся за ним. После предательства путь в Клементинум Браге был заказан.
— Хм... — Смирнов снова потер подбородок, словно это помогало его мозгу работать. Он поднялся из-за стола и подошел к окну. Какое-то время он молча смотрел на падающие хлопья снега, а потом вдруг резко повернулся. — Лера, как смотришь на то, чтобы провести новогодние каникулы в Чехии?
— Что? — растерялась я.
— Я предлагаю тебе полететь со мной в Прагу и разыскать этот чертов манифест!